Лаура косится на Тони. Тот смотрит на меня с недоверчивым изумлением.

– В глубине сада стоит кирпичное строение, – продолжаю я. – Идеально подходящее для хозяйственных нужд. И там внизу, в туалете, тоже имеется душевая кабина.

Я собираюсь рассказать им о кладовой с отдельным входом рядом с кухней, как вдруг звонит телефон.

– Это, должно быть, доктор, – бормочет Лаура, хватая трубку с кофейного столика перед нами. Похоже, она рада возможности прервать разговор.

Я молча слушаю, как Лаура сообщает врачу о женщине, заявившейся на порог их дома и утверждающей, что этот дом ее. Пока она говорит, Тони поглаживает ей поясницу. Прикрыв глаза, я отворачиваюсь. Это для меня уже слишком.

– Да, она говорит, что не может вспомнить ни свое имя… ни где она была… Она утверждает, что проживала здесь… Я не спрашивала, – Лаура зажимает рукой трубку и обращается ко мне. – Врач спрашивает дату вашего рождения.

Судя по выражению на лице Лауры, она уже понимает, что это еще один бессмысленный вопрос. Я мотаю головой.

– Она не знает. – Лаура выслушивает, что говорит ей врач, и снова заговаривает: – Она потеряла паспорт в аэропорту, вместе со своими банковскими карточками, лэптопом и остальными вещами, по которым можно было бы установить ее личность, – покосившись на меня, Лаура снова замолкает. На это раз врач говорит дольше. Похоже, они с Лаурой хорошо знают друг друга. Возможно, даже подруги. – Спасибо, Сьюзи. Я, правда, тебе очень признательна.

Лаура кладет трубку:

– Доктор Паттерсон осмотрит вас сегодня вечером. Из простой любезности. Она хотела, чтобы вы явились в отделение экстренной медицинской помощи для обследования на предмет физических повреждений – травм головы, ударов, инсульта и тому подобного. Но я отговорила ее от этой идеи. Мы потратили там на прошлой неделе чертову уйму времени, да, дорогой? – Лаура устремляет глаза на Тони, и тот сочувственно кивает ей в ответ.

– Да, – поддакивает он, – целых шесть часов.

И я вздрагиваю при одной мысли о том, что можно так долго пробыть в больнице.

– Поскольку вы там не зарегистрированы, я запишу вас на прием от своего имени.

– Спасибо, – благодарю я.

– А может, она зарегистрирована? – допускает Тони.

– Я не знаю, – отвечаю я. – Извините меня. За такое появление. Свалилась на вас как снег на голову.

– Вы слышали о таком состоянии, как психогенная амнезия? – спрашивает Лаура.

Тони вскидывает глаза.

– Сьюзи, то есть доктор Паттерсон, упомянула о ней в нашем разговоре. Это состояние может вызвать обширная травма или стресс. Сьюзи назвала его диссоциативной фугой, психической реакцией «бегства». Так вроде бы. Вам она подробнее о нем расскажет. Главное, что память со временем возвращается. Так что вам не следует сильно переживать, – касается моей руки Лаура.

– Это хорошо, – говорю я. – Можно мне воспользоваться вашим туалетом?

– Конечно, – заверяет Лаура.

– Вы знаете, где ванная комната, – говорит Тони, отстраняясь от меня, когда я прохожу мимо него.

Я не отвечаю. И выхожу из кухни.

Когда я возвращаюсь в комнату, Тони держит трубку телефона в ожидании связи. Заметив меня, он сразу же поворачивается ко мне спиной.

– Тони звонит в полицейский участок в Хитроу, – говорит Лаура. – Чтобы сообщить им о вашей пропавшей сумочке. И сказать, что вы здесь и что у вас проблемы с памятью. Не сомневаюсь, что служба паспортного контроля может проверить и просмотреть, кто прилетел сегодня из Берлина, сличить вашу фотографию со своими списками.

– Я жду соединения с участковой полицией 5-го терминала Хитроу, – говорит Тони, прикрывая рукой трубку и разочарованно закатывая глаза. – Это не придает вам уверенности, да?

Похоже, его раздражение рассеивается при взгляде на меня.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает он.

Я пытаюсь изобразить подобие улыбки и присаживаюсь на диван рядом с Лаурой.

– Нам пора идти в больницу?

Лаура смотрит на свои часы, «Фитбит» фиолетового цвета:

– Еще двадцать минут. Я вот что подумала: может, нам позвонить кому-нибудь из ваших знакомых? Родителям? Другу?

Я опускаю глаза; мои губы начинают подрагивать.

– Извините, – говорит Лаура. – Все будет хорошо. Память вернется. Вам только нужно успокоиться, дать голове отдохнуть.

– Ну наконец-то! – оживляется Тони, направляясь с телефоном на кухню. Он оглядывается на Лауру и улыбается.

– Он не слишком-то любит полицейских, – поворачивается от Тони ко мне Лаура, не в силах подавить смешок. – Они постоянно штрафуют его за превышение скорости.

– У меня была подруга, – признаюсь я. – Я хранила ее фотографию в своей сумке.

– Вы знаете, где она живет? – спрашивает, воодушевившись, Лаура. – Мы могли бы ей позвонить.

– Она умерла, – я замолкаю, стараясь воскресить в памяти лицо Флер. И через секунду вижу ее. С коленками, торчащими из ванной. Плачущей. Я пытаюсь припомнить еще что-нибудь. Но образ Флер исчезает. – Это все, что я знаю, – добавляю я.

– Ладно, – говорит Лаура.

Воцаряется неловкая тишина. И мы обе прислушиваемся к голосу Тони, разговаривающего по телефону на кухне. Он рассказывает о моей пропавшей сумке и неспособности вспомнить свое имя. И пытается бегло описать меня, поглядывая в нашу сторону сквозь стеклянную дверь:

– Около тридцати лет, темные волосы, короткая стрижка… Деловой костюм, чемодан… Мы собираемся заглянуть в него сейчас. Она прибыла на терминал № 5 сегодня поздним утром, возможно, ближе к обеду. Рейсом «Бритиш Эйрвейз» из Берлина… Говорит, что потеряла сумочку, или ее у нее украли, в зале прилета.

И опять, слушая, как другой человек меня описывает, я поеживаюсь. Оттого что мне не по себе. Лаура чувствует, что мне не по себе, и кладет руку мне на плечо. Она явно склонна к тактильному общению. Ее лицо оказывается очень близко к моему. Слишком близко.

– Еще чаю?

– Я в порядке, спасибо.

– Может, откроем ваш чемодан?

Я хочу встать, но Лаура опережает меня.

– Я принесу его, – говорит она.

Лаура завозит чемодан на колесиках в комнату как раз в тот момент, когда Тони кладет трубку.

– Они назвали мне сайт, на котором регистрируются все потерянные в аэропорту вещи, – сообщает он нам обеим. – Но надеяться пока рано. На процедуру регистрации таких вещей уходит до сорока восьми часов.

– А что с ее именем? Они проверят списки пассажиров? – спрашивает Лаура.

– У них есть дела поважнее. А в нашем случае опасности никто не подвергается, угрозы миру тоже нет. Они сказали, что это компетенция социальных служб. Ну, что там внутри?

Лаура позволяет мне расстегнуть молнию на чемодане.

– Думаю, тут только одежда, – говорю я, вставая на пол на колени и приподнимая его крышку. Сверху лежат две пары черных трусиков, кремовый топ-камисоль и черный бюстгальтер. Лаура вскидывает взгляд на Тони. Тот отступает назад, предпочитая держаться на почтительном расстоянии. Я ворошу одежду, лежащую ниже: еще один черный деловой костюм, похожий на тот, что надет на мне, – жакет, аккуратно сложенный поверх юбки; три блузки, джинсы, две майки, еще один лифчик, пара туфель на каблуках, две книжки в мягких переплетах, пачка тампонов, сумочка для туалетных принадлежностей, полиэтиленовый пакет с грязными колготками, трико и скрученный коврик для занятий йогой.

– Судя по всему, ваша командировка была длительной, – говорит Лаура.

– Похоже на то, – соглашаюсь я, начиная рыться в вещах еще энергичней. – Должно же найтись в этом чемодане хоть что-нибудь, что мне подскажет, кто я такая!

– Вы увлекаетесь йогой?

– Полагаю, да, – говорю я, все еще копаясь в своих вещах. «Ом мани падме хум».

– Я преподавательница. Виньясы-йоги. Мы могли бы позаниматься вместе. Вдруг это поможет.

– Это было бы здорово.

Лаура заставляет меня чувствовать себя все более виноватой. С того момента, как я пересекла ее порог, она была олицетворением доброты и участия. Я снова сажусь на пол и в беспомощном смирении захлопываю крышку чемодана.