- Слышь, - Сейран легонько толкнул в бок соседа, - чего она на меня уставилась?
- Ты что? В первый раз?
- В первый.
- Ну, рубчик ей дай, она и отстанет.
Сейран полез в брючный карман и с неприятным удивлением обнаружил, что забыл деньги в номере.
- Нет денег, понимаешь? Не-е-ту! - объяснил он старухе, с требовательным видом стоящей рядом. - Дома деньги, понимаешь? Завтра принесу.
С достоинством повернувшись, старуха вышла.
Ванна оказалась холодной. Его напарник оказался предусмотрительнее. Поэтому он блаженствовал в теплой, тягучей жиже. Затем старуха обтерла его скребочком и бумагой. На Сейрана же она обратила внимание только раз, когда надо было вставать.
- Вот так и будет, - сказал сосед, моясь под душем, - никакой пользы от твоей ванны, если она холодная. А назавтра еще хуже будет. Она тебя вообще не пустит.
- А куда она денется? - набычился Сейран. Иногда на него находило необъяснимое упрямство. - Вот, шиш ей, а не деньги... Этак каждая в день по сотне заработает, а то и больше.
- А ты, сынок, в чужих карманах деньги не считай, - резонно возразил сосед. - Ты свое здоровье считай.
"Ничего я больше никому давать не буду", - решил про себя Сейран, выходя в предбанник, где раздевались очередные двое пациентов. Они безропотно передали старухе деньги и прошли к ваннам с сознанием исполненного долга.
И напрасно он пытался втолковать ИМ, что же все-таки заставляет "человека разумного" терять разум, честь и совесть ради никчемных, потрепанных и смятых бумажек, эквивалента еще более никчемного и грязного металла. Напрасно он пытался представить себе, как в погоне за прибылью человечество открывало новые страны, возносилось на вершины современной техники и технологии, все глубже и глубже проникало в тайны Природы.
ИМ было неведомо чувство корысти.
Погруженный в свои мысли и споры, Сейран вышел в вестибюль и лицом к лицу столкнулся с женщиной, которую давеча ушиб чемоданом. Очнулся он только, услышав ее возмущенный возглас, и вдруг раскрыл глаза. И увидел ее. И сказал:
- Здравствуйте.
- Здрасьте, - ответила она, смерив его возмущенным взглядом. - Вы что, не можете не толкаться?
- Вы еще сердитесь? Я же нечаянно.
- Нечаянно? - возмутилась она. - Поглядите, какой вы мне синячище наставили! - она подтянула подол и показала багровое пятно, проступившее на бедре, чуть выше колена.
- Простите, - прошептал он. - Я не знал... я... Ну, пожалуйста, простите, - на лице его отразились отчаяние и искренняя мука.
Женщина рассмеялась.
- Да ладно вам. Не переживайте. Мне совсем не больно. Это после ванн всегда такие синяки бывают. Сосуды, говорят, от этой грязи очень хрупкими становятся. Я на лекции слышала. Ну, пока! - сказала она, собираясь идти дальше.
- Вы так босиком и пойдете по холоду? - спросил Сейран, заметив, что она в одних шлепанцах на босу ногу.
- Какой вы чудной! - усмехнулась она. - Что я вам, психованная? У подруги моей сапоги и колготки,
- Извините, - смутился он.
- Да чего уж там... пока! - и она заспешила по коридору. А он поглядел ей вслед и подумал, что ножки у нее хоть и маленькие, но стройные и красивые. Правда, совершенно белые. Какого-то неестественного белого цвета. И лицо такое же - белое, чистое, словно прозрачное, с легким румянцем на впалых щеках...
Разбудил его Вовка.
- Ты чего? Дрыхнешь? После ванны разморило? Ну-ну, давай! Этак ты все на свете продрыхнешь...
За окнами стояла ночь. В темноте поблескивали уличные фонари, похожие на унылые, тусклые лимоны, привязанные к палкам. Тело было каким-то чужим, будто налившимся тяжестью маслянистой грязи. Сейран с трудом возвращался в себя после долгого, утомительного сна, во время которого тщетно пытался объяснить ИМ сложности взаимоотношений между сильной и прекрасной половинами человечества. И хоть недавно ему исполнилось двадцать шесть лет, он не был достаточно искушен в этом вопросе. Вероятно, он несколько задержался в своем развитии. Возможно, потому, что был слишком поглощен изучением собственного подсознания и процессов, совершающихся в нем. Порою его посещали мысли и желания, вполне естественные для возраста, но он стремился поскорее от них отделаться, так как стыдился незримого наблюдателя, который постоянно присутствовал внутри его естества.
- Видел я кралю, которую ты в корпусе кадрил, - бубнил Вовка. - Ты бы на чужой-то каравай... Зубы целее будут.
- Какой каравай? - Сейран с удивлением взглянул на соседа. - Какие зубы?
- Да твои, твои. Шишарь один из местной шпаны ее облюбовал. Он уже трех кавалеров ейных на моей памяти отделал, - заявил Вовка, позевывая и хрустя пальцами. - Знатно отделал...
- Время-то сколько?
- Полвосьмого.
Резко поднявшись, Сейран принялся одеваться.
- Это ж надо, какой нетерпеливый, - усмехнулся Вовка. - Куда это ты так засобирался? Если на ужин, то уже поздно. Ужин в полседьмого.
Неожиданно Сейран почувствовал, что очень голоден. Он давно уже не испытывал такого здорового и приятного чувства волчьего голода.
- А что, кафе здесь нет?
- Насчет кафе не слыхал, чайные тут на каждом углу, только там не кормят. А кабаки - те есть.
- Ну, в кабак пойду, - сказал Сейран, продолжая одеваться.
- Обдерут, - убежденно сказал Вовка. - Как липку обдерут. У них на приезжих глаз наметанный. Особенно на тех, кто в первый день. Рублей на сорок тебя распотрошат, а уйдешь - голодный.
- Ну, в магазин пойду.
- Окстись, браток! - иронизировал Вовка с видом старожила. - В семь здесь все закрывается. Есть, правда, дежурная будочка на горке, да только там ничем, кроме килек, не отоваришься... - Неожиданно его осенило: Слышь, Серега, - жарко зашептал он, заговорщически стреляя глазами, - а может, в гости свалим? Тут за стеной бабцы есть. Роскошные бабочки! Расколись на пузырь - я тебя и познакомлю, и ужин сотворю, заодно и погреешься, - хитро подмигнул он.
- Да ладно тебе...
- Правда! - с жаром воскликнул Вовка. - Ну чего ты? В монахи записался? Или тебе червяка жалко для дружбы и за знакомство? А может, ты верный муж? - иронически сощурился он.
- Никакой я не муж, - сердито заявил Сейран и полез в карман за деньгами. Увидев плотную рыжеватую пачку, Вовка чуть не повалился на колени.