~ Наблюдая за тем, как брат Лабберт плюется, блюет и пердит, Иероним про себя восхищался такому реалистичному представлению. «Отвечай мне, враг рода человеческого! – закричал он. – Что тебе нужно от этого человека?» Глаза брата Лабберта закатились, так что были видны лишь белки. «Дерьмо! Мерзость! Смерть! Я сожру тебя с потрохами и насру тебе на голову!»
«Видите, – сказал Ганс монахам, – доброе обращение всегда успокоит больного».
~ «Но только не этого изверга, – отозвались монахи, глядя со злобой на брата Ламберта. – Видите, как он таращится и плюется». Но Горацио видел лишь седовласого старика, связанного, с кляпом во рту, который сидел, обратив кроткий взгляд к небесам.
~ «Я отымею всю вашу скотину! И ваших жен! Дерьмо! Мерзость! Смерть!»
~ И тогда Горацио сказал: «Я не вижу, чтобы с ним было что-то не так». «Он притворяется, – завопили монахи. – Буквально час назад он изблевал гороховый суп».
~ «Да. Без сомнения, это бесы. Я бы даже сказал, целое полчище бесов. Простое изгнание тут не поможет, оно лишь возбудит нижнюю дорсальную гипотенузу. В общем, так. Давайте сюда долото».
«Его безумие вполне излечимо, – сказал Ганс, убирая мокрые волосы со лба брата Лемпика. Связанный монах умоляюще поглядел на него, кроткий, как агнец. – Мне нужно, чтобы его подержали. Скажем, трое человек».
~ Восемь добровольцев бросились на помощь Горацио.
~ Монахи, все как один, вдруг резко разучились ходить.
После долгих уговоров трое монахов все же вызвались помочь. Движимый состраданием к ближнему, Ганс вынул кляп изо рта брата Лемпика.
~ «Кляп лучше оставить», – сказали монахи.
~ «Кляп я, пожалуй, оставлю», – сказал Иероним.
«Я сделаю тут небольшой надрез, – сказал Ганс. – Больная кровь вытечет из мозга, и ваш брат снова будет здоров».
~ Ладно: если монахам хотелось получить от Горацио хирургическое вмешательство, он им его обеспечит. «Операция очень простая, – пояснил он, – быстрая и безболезненная. Наука не стоит на месте, любезные господа. И никакое знахарское мракобесие не помешает ее прогрессу».
~ «Я полагаю, что все вы слышали об удалении мозговых камней, которые, собственно, и порождают безумие. Данная процедура по виду практически не отличается от удаления камней, но по сути она радикально другая. Видите ли, когда мы вскрываем череп, давление воздуха в мозге растет и выталкивает бесов наружу. Метод одинаково эффективен и против крупных бесов размером с ежа, и против мелких, размером с мошку. Процент выживания весьма высок. Работа, конечно, не самая чистая – но кто-то же должен этим заниматься».
Ганс открыл свою сумку.
~ Он достал медицинское долото для трепанации и приставил его ко лбу брата Ламберта.
~ Увидев сей устрашающий инструмент, брат Лабберт не на шутку перепугался. То есть по-настоящему. Он застонал и затрясся, как будто в припадке, изо рта потекла пена. Но чем больше он дергался, тем убедительнее получалось его представление. Он пытался кричать сквозь кляп: «Остановитесь! Не надо! Я просто актер!» – но издавал только нечленораздельные звуки, и насильно отобранные помощники лупили его по щекам, чтобы он замолчал.
Ганс быстро измерил голову брата Лемпика. Пациент наблюдал за его стараниями молча и с искренним интересом, словно умный смышленый пес.
~ Горацио на секунду заколебался. Добровольцам-помощникам, при всем их рвении, не было необходимости держать брата Ламберта, потому что старик даже не сопротивлялся. Он только крепко зажмурился, как будто там, под закрытыми веками, был другой, лучший мир, смотреть на который было гораздо приятнее.
~ Иероним ухмыльнулся и прищелкнул языком. Жирный Лабберт слишком долго тянул с выплатой долга: надо его проучить.
~ Монахи замерли в предвкушении, пряча злобные взгляды и довольные улыбки. Горацио весь покрылся испариной. Он смотрел и не верил своим глазам: голова брата Ламберта купалась в сиянии янтарного света.
* * *
Ганс прошептал на ухо брату Лемпику: «Это поможет тебе друг мой». Он выбрал точку, откуда лучше всего начать, потом приложил острый конец инструмента к коже и резко надавил на ручку. Череп брата Лемпика раскололся, как яичная скорлупа. Лоб осыпался крошкой раздробленной кости – глазные яблоки прорвались, как водяные пузыри, и Ганс погрузился рукой в горячую жижу мозгов. Долото зацепилось за что-то, и его как будто всосало внутрь. Ганс попытался спасти инструмент, но из пузырящейся массы мозгов вынырнула когтистая рука и вырвала долото у растерянного врача. «Сатана! – закричали монахи. – Сатана!» Тело брата Лемпика раздулось, как шар. Кожа трескалась, не выдерживая напряжения. Из разрывов валил черный дым. Потом раздался звук рвущейся плоти, и бесы брызнули, как пауки, из развороченного живота.
~ Нет, все было не так! Неправильно ты рассказываешь.
~ Помолчи-ка ты в тряпочку. Вы оба рассказываете неправильно. На самом деле все было так:
~ Горацио в своей гордыне…
~ Иероним, хитрая бестия…
~ Горацио в своей гордыне измерил голову брата Ламберта в сияющем нимбе и определил место, куда втыкать.
При трепанации не втыкают!
~ Определил место, куда втыкать, и сделал надрез. Монахи уже не скрывали радости, когда кровь брата Ламберта брызнула на занавеску. Горацио надавил долотом на кость. Еще буквально один нажим – и операция завершится. В общем, он надавил посильнее, и кость поддалась. Из раны хлынула яркая алая кровь и пролилась ливнем на каменный пол. При всем своем мастерстве Горацио не сумел остановить кровотечение. Брат Ламберт умирал. Охваченный ужасом, Горацио наблюдал за тем, как монахи попадали на колени в исступленном раскаянии. Добровольцы-помощники, которые еще пару мгновений назад скалились, как обезьяны, глумясь над страданиями брата Ламберта, теперь лили слезы. «Черт побери! – чертыхнулся в сердцах Горацио. – Вы что, не видите, он истекает кровью!» Но монахи не слышали. Они наблюдали за мученичеством святого. «Ангелы! – шептали они в благоговении. – Силы небесные! Тебя, Господи, славим!»
