– Я не знаю. – Сглотнув набежавшую слюну, растерянно сказал Шиллинг.
– Что не знаю, – качает головой доктор Диди, – все оговоренные мною условия имеют своё место, так что ещё не ясно. Хотя может быть вам нужна побудительная для этого причина. Что ж, я её назову. – Доктор Диди, выбив из бутылки крышку, наливает в предназначенный для Шиллинга стакан будоражащего сознание напитка и, пододвинув стакан в сторону Шиллинга, говорит. – За здоровье, как по мне, то самая подходящая причина, чтобы не отказываться от этого предложения. – Но в Шиллинге при виде того, что доктор Диди налил только ему, уже закралось сомнение насчёт тех настоящих мотивов, которые двигали доктором Диди в этом его предложении. – Что-то здесь не чисто. – Рассудил про себя Шиллинг. – Он определённо что-то задумал. – И не успевает Шиллинг додуматься до того, что доктор Диди хочет его как минимум отравить, как сам берёт слово.
– Я не настолько здоров, чтобы пить за здоровье. – Контраргументировал Шиллинг.
– А за здоровье Мистера президента? – хитро уставившись на Шиллинга, спросил доктор Диди. И тут Шиллинг и не успел сообразить, что происходит, как его рука уже сама потянулась к стакану. А затем он не успел уже понять, как стакан уже оказался приставленным к его рту, да так сильно, что у него никакой возможности не было его отвести обратно от себя. Что заставляет Шиллинга с испуганным взглядом броситься за помощью в сторону доктора Диди. Но как видит по целенаправленному на него взору доктора Диди Шиллинг, то это доктор Диди стоит на всем тем давлением, оказываемым на него через дно стакана, который не просто давит ему на ротовую область лица, а раздвигает ему его зубы и начинает вливать ему в рот эту огненную смесь неизвестного состава.
Ну а эта горючая смесь такого обжигающего состава, что у Шиллинга в один момент перехватывает дыхание и он, искривившись в лице, принялся отдыхиваться. Чему совсем не способствует доктор Диди, который не просто со своим заявлением: «Теперь понятно, какого здоровья вы желаете Мистеру президенту», – лезет под руку Шиллинга, а он не даёт возможности Шиллингу продохнуть – как заметил Шиллинг, скрюченный в узел и отправленный головой вниз, к ногам, происходящим в его желудке, то там, перед его лицом появились тяжёлого вида ботинки, и это так сказать, не способствует его передышки. А стоило ему только приподнять вверх глаза, как вот оно, опять началось.
И он, не успев сообразить, как так может быть, опять оказался придавлен всё теми же своими соображениями о безысходности своего положения в руках физически крепких людей в штатском. Правда на этот раз его мысль на одном дыме в лицо не остановилась, а он успел задаться так заинтриговавшим его в этот момент вопросом. – А почему именно люди в штатском, так действуют пугающе? Ведь люди не в штатском, будучи ближе к оружию, по своей военной сути, куда опасней, чем люди в штатском. Наверное, потому, что никогда не знаешь, что от них ожидать. Тогда как люди военные, так предсказуемы. – Шиллинг, увидев приближающегося к нему доктора Диди с молоточком в руках, быстро переключился на более отвечающие моменту мысли, и с криком: «Не надо!», – возвращается к тому, с чего начали, с вопроса к нему со стороны доктора Диди.
– Ну так что, скажите? – не дождавшись ответа от Шиллинга, спросил его доктор Диди.
– Я полностью полагаюсь на мнение Мистера президента. Ему со стороны виднее, что со мной не так происходит. – Не желая больше испытывать судьбу, которая сегодня такая к нему покладистая со своим предложениями выбора его встречи с людьми в штатском, так любящими пускать ему дым в лицо, Шиллинг сделал для себя окончательный выбор.
Правда недооценивать своего противника тоже не стоит, тем более, когда на той стороне стола находится доктор, которому и результатов МРТ и флюорографии в руки не надо, чтобы насквозь увидеть, что вы есть на самом деле за человек – всё как всегда, самый обычный, до смерти желающий жить человек, со своими страхами и болячками, где первые отвечают за вторые, а вторые являются отражением его бесстрашности перед последствиями.
И доктор Диди отлично видит, что скрывается под этими словами Шиллинга – хочет всю ответственность за своё здоровье переложить на плечи президента, они как будто безразмерные и всё на себе перенесут. – Вот значит как. Вы будете вовсю, через безрассудный и много пьющий образ жизни подрывать своё здоровье, а Мистер президент будет за это своим здоровьем восполнять недостаток вашего разума. – Возмутился про себя доктор Диди. – Нет уж, господин вице-президент, не выйдет. И на этот раз вам не удастся спрятаться за широкими плечами Мистера президента, и вам за своё здоровье лично придётся отвечать. – И доктор Диди в решимости оградить Мистера президента от всех этих безответственных типов, лезет в тумбочку своего стола и достаёт оттуда то, что ни за что не угадает Шиллинг, а всё по тому, что он уже знает – бутылку с лучезарным с виду и огненным внутри напитком, и к нему стаканы.
И Шиллинг в ожидании неизбежного, людей в штатском, внутренне мобилизовался и приготовился если что, сигануть в окно с десятого этажа. И сначала всё к этому и шло. Так доктор Диди обстоятельно ему объяснил, в каких пропорциях и при каких условиях он может полечить свои нервы, после чего он наполнил один из стаканов и, держа его в руке, спрашивает Шиллинга. – Вы всё поняли?
Ну а так как Шиллинг давно уже понял, к чему ведётся весь этот разговор, он не стал ссылаться на глухоту или непонимание, – в этом случае ему грозил карандаш в уши, для прочистки его ушей и заодно мозгов, и шапка с проводами на голову, для налаживания взаимопонимания, – и согласно кивнул в ответ.
– Ну а теперь посмотрите внимательно на этот полный стакан. – Сказал доктор Диди. И Шиллинг, не видя в этом ничего для себя сложного, смотрит на этот стакан (но не так, как его попросил доктор Диди, внимательно, а так, рассеянно). – А теперь запомните его. – А вот это предложение доктора Диди, звучит довольно странно и не может не вызвать вопросов у Шиллинга. – И зачем запомнить? – удивился Шиллинг. – И если так уж и быть, я решу запомнить, то, как спрашивается, я это могу сделать? Он же ничем не отличим от других наполненных этим напитком стаканов. – Но как дальше выясняется, то все эти неровности мышления Шиллинга, со своим волнением, были несколько преждевременными. Ему, как оказывается, нужно было волноваться по другому поводу.
– Это был последний наполненный стакан, который вам удалось увидеть со столь близкого расстояния. – Сказал доктор Диди, пронзая взглядом Шиллинга. И вот теперь у Шиллинга действительно появился повод для волнения. А всё опять из-за той неизвестности, которую несли все эти слова доктора Диди. Ведь первое, что в голову спрашивается после этого его заявления, то это как понимать эти его слова. Он (Шиллинг) что, завтра или через час ослепнет и поэтому больше не сможет увидеть наполненный стакан. Или же это всё прозвучало в фигуральном значении. И Шиллинг не сможет увидеть наполненный доктором Диди стакан. – А может мною? – а вот этот альтернативный вариант наполнения стакана, чрезвычайно испугал Шиллинга, только сейчас осознавшего, что на самом деле означало это предупреждение доктора Диди.
– Он, гад, меня закодировал! – горлом прокричал Шиллинг, как только осознал всю вероломность этого доктора. – Так вот кто мне всё это под руку говорил. И теперь стоит только мне протянуть руку к графину, чтобы наполнить стакан, то его внедрённый в меня голос, будет ставить мне запреты. – От этих мыслей внутри Шиллинга всё похолодело. Но это длится одно мгновение, и как только Шиллинг осознал, что его, как представителя самого свободолюбивого и просвещённого общества, не испросив его желания, таким изуверским способом ограничили в своих правах, – хочу быть свиньёй, буду, и никто не имеет ограничивать моё конституционное право, быть кем мне пожелается (почему-то ход мысли людей свободных в своих желаниях, всегда ведёт в эту сторону), – так он обеими руками потянулся к графину.
