Во-первых, лишь некоторые из этих государств располагают научной, исследовательской, экспериментальной и производственной базой, и то с весьма ограниченными возможностями, явно недостаточными для решения сложных проблем стратегического ракетостроения.
Во-вторых, процесс создания баллистических ракет большой дальности невозможно укрыть от заинтересованного внимания общественности и контроля государств мирового сообщества: стендовые и полигонные испытания таких ракет, а тем более экспериментальные отработочные пуски за пределы национальных территорий, зафиксированные разведывательными системами различных государств, дают достаточно информации, чтобы не ошибиться относительно технического облика разрабатываемого оружия.
И всё же, при отсутствии опыта эксплуатации ракетного оружия и возможной политической нестабильности в странах мира появляется повышенный риск случайного, несанкционированного или провокационного применения такого оружия.
Пока наибольшая угроза от ракетного оружия «третьих» стран существует для государств Ближнего и Среднего Востока, Африки, Западной Европы, Содружества независимых государств, в том числе и России, Индии и Китая. В силу особого геостратегического расположения территории США не достижима для оружия тех стран «третьего» мира, которые сегодня таким оружием владеют.
Особое внимание следует обратить на возможные технологические прорывы, которые могут привести к достижению односторонних военных преимуществ, открывающих стране, им обладающей, большие возможности играть заглавную роль в мировом сообществе.
Речь здесь прежде всего идёт об американской программе противоракетной обороны и её разновидностей, призванной обеспечить перехват ограниченного количества боевых блоков и тем самым нейтрализовать случайные, несанкционированные одиночные и немногочисленные групповые пуски, в том числе и со стороны «третьих» стран. Следовало бы отметить условность ссылки на ограниченность возможностей противоракетной обороны для такой высокоразвитой страны как США. Переход от ограниченной к широкомасштабной противоракетной обороне, по оценкам, может составить период не более 2–3 лет. Поэтому закономерно, что одностороннее создание даже ограниченной системы противоракетной обороны приведет к нарушению стратегической стабильности.
В начале XXI в. американские идеологи увидели в развертывании глобальной по масштабам и коалиционной по международной интеграции стратегической противоракетной обороны под эгидой США не только инструмент противодействия глобализации ракетной опасности, но и действенный политический механизм поддержания гегемонии в мире. Однако подобная политика наносит существенный ущерб национальным интересам всех ядерных государств, вынуждая последних предпринимать ответные меры, несет в себе мощный конфликтный потенциал в сфере ракетно-ядерного оружия опасный с точки зрения нарушения стабильности.
Несмотря на «перезагрузку» в российско-американских отношениях, взаимоотношения между государствами, в современной системе международных отношений, продолжают носить непростой характер. Свидетельством тому служат достаточно серьезные противоречия в украинском вопросе, расширение НАТО, развертывание американской противоракетной обороны вблизи российских границ. Кроме того, все отчетливее становится опасная тенденция Вашингтона к разрушению баланса сил в мире (хотя и довольно условного после распада СССР и мировой системы социализма, и стремлению применять силу там, где администрация Белого дома сочтет это нужным. Даже без санкции ООН, как это было в сентябре 2014 года при нанесении ракетно-бомбовых авиационных ударов по Сирии[2].
В ХХI в. мир не стал более безопасным, а с крушением системы двухполярного мира современная система международных отношений характеризуется не исключением роли военной силы, проведением политики двойных стандартов. Рост конфликтности в мире свидетельствует о том, что в решении международных проблем военной силе вновь отводится если не главная, то весьма важная роль.
Российские военные специалисты в области воздушно-космической обороны утверждают, что непрерывное наращивание и совершенствование стратегических наступательных сил и средств, а также принятие решений, определяющих национальную политику США в области космического пространства, свидетельствуют о курсе на достижение военно-технического и прежде всего американского оперативно-стратегического превосходства над любым из гипотетических противников (или их коалицией).
Характеризуя положение России как одной из крупнейших стран мира, Стратегия национальной безопасности обоснованно утверждает: «Несмотря на сложную международную обстановку и трудности временного характера, она в силу значительного экономического, научно-технического и военного потенциалов, уникального положения на Евразийском континенте объективно продолжает играть важную роль в мировых процессах»[3].
Оценка складывающейся за последние годы обстановки приведена в выступлении В. Путина на конференции по вопросам политики и безопасности в Мюнхене: «…Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того – отдельные нормы, да по сути чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах…»[4]. В ходе заседания Совета безопасности РФ в июле 2014 года Президент В. Путин отмечал усиление группировки войск НАТО в восточной Европе, в связи с чем Россия вынуждена адекватно и соразмерно реагировать на приближение военного альянса к границам РФ[5].
Национальная безопасность современного Российского государства основывается на более сложном, чем прежде, комплексе многоплановых политических, идеологических, военных и иных мер[6]. Решающее значение среди этих мер имеют средства преимущественно политического характера, направленные на упрочение международного положения государства, обеспечение устойчивых геополитических позиций, надежной защиты его интересов от посягательств извне и разрешение назревающих противоречий мирным путем. Однако эти меры могут быть эффективными лишь при условии, если они органически сочетаются с действиями военного оборонительного характера, активным сдерживанием возможного агрессора, блокированием его попыток оказать давление за счет технологических прорывов в военном деле.
Без знания прошлого невозможно понять настоящее и попытаться спрогнозировать будущее. В этой связи особый смысл приобретают слова Н. Макиавелли: «Тот, кто хочет предвидеть будущее должен консультироваться с прошлым. Это связано с тем, что все производится людьми, которые когда-либо были, и если будут анимированы те же страсти и таким же образом, то они обязательно будут иметь те же результаты»[7].
Советско-американские отношения несомненно были детерминированы событиями, происходящими в общественно-политической жизни каждого государства, международными событиями и межгосударственными отношениями. В условиях противостояния двух общественно-экономических формаций закономерно, что одной из отличительных черт таких отношений была гонка стратегических наступательных и оборонительных вооружений.
Выступая перед студентами университета Санкт-Петербурга во время визита в Россию в мае 2002 года, президент США Дж. Буш отмечал, что сегодня мы друзья, но не известно, что будет через десять лет[8].
Наметившиеся потепления в российско-американских отношениях на фоне борьбы с международным терроризмом не всегда были однозначны: не было обещанной поддержки по списанию российского финансового долга; не просматривалось понимание в борьбе с терроризмом в Чечне; поддерживались агрессивные устремлений Грузии; очевидна активная поддержка политики украинской власти, приведшей к гражданской войне и геноциду русскоязычного населения; вводятся американские и инициируются санкции ЕС против России; расширяется НАТО; американская противоракетная оборона приближается к границам России и т. д.
