— А почему бы тебе не пропустить часть всей этой канители? Если ты все время будешь бодрствовать — скоро состаришься…
— Нет, — запротестовала Элеонора, — как же я лягу спать, пока Хьюберт не станет самостоятельным?
— Да не бери ты в голову! Половина спящих — женщины, имеющие детей, — и я их ничуть не осуждаю. Да что там — а я? Для меня полет длится всего каких-то семь месяцев. До остального времени мне и дела нет никакого.
— Нет, — твердо отвечала Элеонора, — спасибо. Может, тебя такое устраивает, однако у меня на этот счет свое мнение.
Неподалеку расправлялся с синтетическим бифштексом Лазарь.
— Она боится пропустить что-нибудь интересное, — сказал он. — Я ее понимаю — я и сам этого боюсь.
Нэнси отступила.
— Ну, так заведи еще ребенка. Освободишься от скучных обязанностей.
— Для этого нужны по меньшей мере двое, — заметила Элеонора.
— Так в чем проблемы? Вот хотя бы Лазарь — чем не отец?
Элеонора с трудом сдержала улыбку. Лазарь покраснел.
— Кстати, — безразличным тоном сказала она, — я ему предлагала, но…
Нэнси фыркнула прямо в чашку с кофе и окинула обоих быстрым взглядом.
— Простите. Я не знала.
— Ничего, — отозвалась Элеонора, — просто я — одна из его внучек в четвертом колене.
— Но… — Нэнси боролась с искушением нарушить правило невмешательства в чужие дела. — Но это ведь даже кровосмешением не считалось бы! Или мне лучше не лезть, куда не просят?
— Да, наверное, — согласилась Элеонора.
Смущенно поерзав, Лазарь сказал:
— Рискую прослыть старомодным, однако должен заметить, свои принципы я приобрел еще в молодости. Не знаю, что там с генетикой, но я чувствовал бы себя ужасно неловко, если б женился на собственной правнучке.
— Ну, вы и в самом деле старомодны, — удивилась Нэнси. — Может, просто стесняетесь? Так и подмывает предложить вам себя и посмотреть, что получится!
Лазарь с изумлением посмотрел на нее.
— Так попробуй. Тебя ждет приятный сюрприз.
Нэнси холодно смерила его взглядом.
— М-м-м… — задумчиво протянула она.
Лазарь старался не отводить взгляда, но в конце концов не выдержал и опустил глаза.
— Извините, милые, — суетливо сказал он, — мне пора.
Элеонора ласково коснулась его руки.
— Не уходите, Лазарь. Нэнси — кошка, и ничего с этим не может поделать. Лучше расскажите о плане высадки.
— Чего-о? А куда это мы собираемся высаживаться? И когда? — удивилась Нэнси.
Желая поддержать свою репутацию знатока, Лазарь начал рассказ.
Звезда класса G-2, то есть солнечного, к которой они взяли курс несколько лет назад, теперь находилась на расстоянии около светогода, а точнее — в семи световых месяцах. При помощи параинтерферометрических методов исследования уже можно было сказать, что она имеет свою планетную систему.
Через месяц, когда до звезды останется половина светового года, корабль прекратит вращение и затратит на торможение целый год, чтобы приблизиться к ней с обычной межпланетной скоростью. Тогда планеты будут исследованы и, возможно, найдется такая, которая окажется пригодной для жизни. Поиск будет простым и быстрым, так как им подходят лишь планеты, отражающие свет, вроде Венеры или Земли. Далекие от светила, типа Нептуна или Плутона, никакой ценности не представляют, а раскаленные, как Меркурий, — тем более.
Если планеты земного типа в системе не окажется, придется снова приблизиться к звезде, чтобы использовать ее световое давление для продолжения поисков. Только с выбором курса на сей раз торопиться не придется: погони за ними не будет.
«Нью-Фронтирс», объяснил Лазарь, не будет садиться на поверхность планеты — корабль так велик, что его раздавит собственный вес. Если подходящее место найдется, корабль ляжет на околопланетную орбиту, а на поверхность отправятся шлюпки с исследовательскими группами.
Сохранив, таким образом, свое реноме, Лазарь направился в лабораторию, где родичи продолжали исследования в области геронтологии и обмена веществ; он надеялся встретить там Мэри Сперлинг. После колкостей Нэнси Уэзерэл он особенно нуждался в дружеском обществе. Если уж жениться заново, то, пожалуй, Мэри подходит ему больше всех остальных. Конечно, всерьез он о женитьбе не думал: он чувствовал, что их брак выглядел бы смехотворно, отдавал бы лавандой и древними кружевами…
Мэри Сперлинг, не решившись лечь в анабиоз, заглушила страх смерти активной деятельностью: добровольно пошла в лаборантки и стала принимать активное участие в исследованиях продолжительности жизни. Биологического образования она не получила, зато имела ловкие руки и светлую голову, и за время полета сделалась отличной ассистенткой доктора Говарда Харди, руководителя исследований.
Лазарь застал ее за работой с бессмертной тканью куриного сердца, ласково именуемой сотрудниками лаборатории «миссис Орлик». «Миссис Орлик» была старше всех родичей, за исключением разве что Лазаря — этот растущий кусок натуральной плоти Семьи получили от института Рокфеллера еще в двадцатом столетии. Уже тогда ткань росла и развивалась, и предшественникам доктора Харди удавалось поддерживать ее жизнедеятельность на протяжении двух с лишним веков благодаря методике Кэррела-Линдберга-О'Шога. Итак, «миссис Орлик» процветала и по сей день.
Говард Харди настоял на том, чтобы взять ткань и аппаратуру, поддерживавшую ее жизнь, с собой в резервацию, а после — на «Чили». «Миссис Орлик» отлично приспособилась и к условиям «Нью-Фронтирс» и сейчас весила около шестидесяти фунтов — слепая, глухая, безмозглая, однако живая.
Мэри немного подрезала ее.
— Привет, Лазарь. Не подходи пока: контейнер открыт.
Лазарь издали наблюдал за ее работой.
— Мэри, а почему эта дурацкая штука до сих пор не сдохла?
— Ты неверно поставил вопрос, — ответила Мэри. — Спроси лучше: с чего бы это ей подыхать? И что мешает ей жить вечно?
— Вот сдохла бы она к чертям собачьим, — раздался позади голос доктора Харди, — тогда бы мигом была решена задача!
— Еще неизвестно, — мигом отозвалась Мэри. — Тут все дело в железах, которых у «миссис Орлик» нет.
— Ишь ты! Вам-то откуда знать?
— Женская интуиция. Откуда вам знать, что у нее есть, а чего нет?
— Верно. Вот поэтому у меня — огромное преимущество перед вами и вашей интуицией.
— Может быть, может быть, — лукаво ответила Мэри, — однако вы не забывайте: я знала вас еще до того, как вы научились пользоваться горшком.
— Типичная женская логика! Дорогая моя! Этот кусок мяса кудахтал и откладывал яйца, когда никого из нас и на свете не было, тем не менее он вообще ничего не знает! — Он с ненавистью уставился на предмет спора. — Знаешь, Лазарь, я с удовольствием обменял бы эту гадость на пару карпов — самца и самку.
— А зачем обязательно карпов?
— Похоже, карпы никогда не умирают. Их ловят, едят, они могут подохнуть с голоду или от какой-нибудь заразы, но от старости, насколько я знаю, никогда.
— Почему же?
— Именно это я и хотел выяснить перед тем, как мы отправились на этот идиотский пикник. Кишечная флора у них не совсем обычная — возможно, она как-то влияет… Но, сдается мне, суть в том, что они никогда не перестают расти.
Мэри что-то пробормотала себе под нос. Харди саркастически спросил:
— Что вы там опять бурчите? Снова ваша интуиция?
— Я только сказала, что амебы тоже не умирают. Вы же сами всегда говорите: современная амеба жила и пятьдесят миллионов лет назад. Но амебы не растут до бесконечности, и никакой кишечной флоры не имеют!
— Кишка тонка! — сказал Лазарь.
— Очень остроумно. То, что я сказала, — сущая правда. Они не умирают — просто делятся и живут дальше.
— Не знаю, как насчет кишок, — нетерпеливо вмешался Харди, — а некая структурная аналогия может быть. Но как я буду работать без подопытных животных? Да, кстати! Лазарь, очень хорошо, что ты зашел. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.
— Давай, пока я добрый.
