– Хельмут мне рассказал о вас достаточно, ваше сиятельство. Даже несколько фактов, которые вы хотели бы скрыть.

–Да? И что же это? Что он получал от меня нахлобучки при каждом удобном случае? А когда не видели старшие, я предпринимал более жестокие меры за его нытье и доносительство? Например, в девять лет я привязал его к дереву в лесу и заставил так простоять около трех часов. А «бедный» Хельмут все три часа безбожно ныл и, к концу третьего часа, намочил штанишки?

– Вы были способны на такие бесчеловечные поступки? Значит, я не ошибаюсь в вас, милорд.

– Нет, миледи. Вы изначально ошиблись во мне, ибо те детские забавы, которые я проделывал с Хельмутом, покажутся вам безобидными детскими шалостями, если вы узнаете, что я намерен сделать с вами, в случае отказа отдать мой Источник.

– Милорд, вы глухотой не страдаете? У вас нет ВАШЕГО Источника. Хельмут, как любящий муж, на смертном одре добровольно, подчеркиваю – ДОБРОВОЛЬНО передал свой Источник мне в знак нашей большой любви. И, – тут я решила покривить душой,– зная вашу непорядочность и за то, что вы над ним так издевались в детстве, ЗАПРЕТИЛ мне отдавать НАШ Источник вам.

Я с вызовом посмотрела на графа и опешила. Тот, вдруг, откинул голову назад и громко, во весь голос, расхохотался.

– А, знаете Диана, – вдруг совершенно миролюбиво произнес ле Мор, – я, кажется, начинаю понимать Хельмута.

– Не смейте называть меня по имени, я же не называю вас Вернер.

– А почему? Я не запрещал вам этого. А вас называть по имени, я просто обязан. Вы же моя, как это сказать… жена брата… невестка, если я не путаю. А в свете того, что вы согласились через месяц стать моей женой, то и невеста еще, к тому же. Правда, не знаю, что я с вами буду делать? Вы далеки от моего идеала спутницы жизни.

– Да что вы? Как, впрочем, и вы до моего. И чем же я вам не подхожу?

– Мы так и будем стоя разговаривать? – он нагло уселся в мое любимое кресло и вопросительно поднял на меня взгляд. – Вы еще, к тому же и плохая хозяйка? Почему вы мне не предложили напитки по моему выбору?

Я закусила губу, не зная смеяться мне или плакать. Его напор мне скорее нравился и, если бы это не касалось меня и моих интересов, Ле Мор – старший вызывал бы у меня скорее симпатию. Вот тебе и братья. Совсем не похож на моего покойного нытика-мужа. Я позвонила в колокольчик. Вошел мой дворецкий Хантер.

– Чего же вы желаете, милорд? – с шутовским поклоном спросила я.

Ле Мор ответил таким же шутовским поклоном. Потом выпрямился и, игнорируя меня, четко отдал распоряжение:

– Бренди, двойную порцию. Даме сока, и быстрее.

– А почему даме сок?– обиженно вопросила я.

– Вы пьете алкоголь днем? – он приподнял одну бровь. – Вы еще и пьяница?

– Грешна, милорд. А кто из нас не без греха – пусть первым бросит в меня камень.

– Религиозная пьяница? Занятно. Ты еще здесь? – обернулся он к дворецкому. – Одна нога здесь, вторая там. Мне срочно нужно выпить. Вы меня доконали, миледи.

Хантер ушел и появился буквально через три минуты с подносом, на котором стояли два бокала – один с бренди, а второй – с соком.

– Но я не хочу сок,– возмутилась я. – Хантер, принесите мне, пожалуйста, чая.

Дворецкий снова скрылся за дверью.

– Вы всегда слышите только себя и делаете только то, что хотите?– Зло спросила я у Вернера.

– Всегда. Я мужчина и этим все сказано. – Он пригубил бренди и довольно сощурился. – Хороший бренди. Я тоже люблю этот сорт.

Нет. Не нравится мне этот надутый павлин. Я с ненавистью покосилась на сок. Во мне начал разгораться огонь противоречия. А это феерично. Папенька опасался моих всплесков этого самого противоречия. Я переставала себя контролировать в такие моменты и могла сделать все, что угодно. Ну, абсолютно все. Все еще продолжая стоять напротив развалившегося в моем любимом кресле Вернера, я гордо выпрямилась, представляя себя королевой, не ниже, и свысока глядя на него, холодно произнесла:

–У меня очень мало времени и разговоры с вами не входят в список моих дел, поэтому, милорд, закругляйтесь. Говорите, зачем пришли без ваших разглагольствований и, желательно, в сжатой форме. Я подумаю, смогу ли я вам чем-нибудь помочь.

Он понимающе ухмыльнулся. Еще раз оценивающе посмотрел на меня и спокойно, отхлебнув бренди (моего, между прочим, бренди), тихо сказал:

– А это может быть интересно…

Я нахмурилась. В этот момент вошел Хантер с чаем. Я кивнула ему на маленький столик. Дворецкий поставил чай и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Вернер спокойно продолжил:

– Диана, этот мир – мир мужчин. (Где-то я уже это слышала). У вас Источник нашей семьи, который мне, очень нужен, не буду скрывать. Судебные разбирательства займут много времени и сил. Мне не хотелось бы жертвовать ни тем, ни другим. Я обдумал ваше предложение, которое вы мне сделали третьего дня (я вопросительно подняла брови). Я согласен.

– И с чем вы согласны, ваше сиятельство?

– Жениться на вас, черт возьми.

Я ядовито улыбнулась:

– А теперь я не согласна с этим. Возбуждайте судебное дело. И пусть оно отнимет у вас то, что вам так нужно – время и силы.

– Значит так? Хамим?

– Ну, мне против вашего хамства и противопоставить нечего. Не я первая начала.

Ле Мор рывком вскочил с кресла и вплотную подошел ко мне. Он схватил меня за талию и, крепко прижав к себе, выдохнул мне в лицо:

– Думаете, мне хочется подбирать объедки от моего младшего брата-неудачника?

Все! Это он зря сказал. Мое чувство противоречия сказало: «Ура, порезвимся». Моя злость сказала: «Действуй, Диана». А чувство самосохранения пошло спать и ничего мне не сказало. Я отступила на шаг, потом еще на один. Вернер так и продолжал сжимать меня в объятиях и, ничего не понимая, шагал вместе со мной. Три шага назад до спасительного сервировочного столика. Протянула руку назад и нащупала чашку с еще горячим чаем. Взяла его в руку и, заведя ее наверх, вылила чудесный лонсский чай на голову этому нахалу. Объятия разжались. Я бросилась на другой конец комнаты, а Вернер, отфыркавшись как боевой конь, вдруг снова засмеялся, откинув голову назад:

– Браво, моя прелесть! Вот это темперамент! Скажи честно, Хельмут не удовлетворял тебя? И если он был единственным мужчиной, которого ты знала, значит, ты не знаешь о мужчинах ничего. Это очень интересно. Обещаю, что быть моей женой тебе понравится.

Он ринулся навстречу мне. Нас разделяла моя любимая кушетка. До двери мне было далеко. Я стояла в дальнем конце комнаты у раскрытого окна. В окно выпрыгивать не хотелось, поэтому я, глядя ему в глаза, стала медленно обходить кушетку, захватив фарфоровую статуэтку.

– Вы интересный экземпляр, графиня,– не сводя с меня зеленых глаз, протянул он.

Да-да, глаза у мерзавца были зеленые, такие же, как и у Финка, хотя оттенок все-таки другой, и разрез тоже. «А вообще-то, они чем-то похожи,– пронеслось у меня в голове.– Оба высокие, подтянутые, темноволосые и зеленоглазые. Я только сейчас это увидела».

За этими сравнительными мыслями я немного отвлеклась. Бросок. Я даже ничего не поняла. Ле Мор, как большая кошка, легко и свободно перемахнул через кушетку, схватил меня в охапку и повалил навзничь на кушетку. Я немного потрепыхалась, но тело графа придавило меня накрепко. Бедром я почувствовала что-то твердое. Мои глаза стали поневоле раскрываться все шире и шире.

– О-о-о,– вырвалось у меня.– Это как– то неожиданно. А что вы собираетесь делать дальше?

Вернер чуть смущенно улыбнулся и ехидно выдохнул мне в лицо:

– Вы же были замужем, графиня. Неужели не догадываетесь?

И впился мне в губы. Я честно пыталась вырваться, и эта борьба занимала все мое существо. Я даже не поняла, сколько это продолжалось. Наконец, мне стало не хватать воздуха, и я затихла.

Вернер оторвался от моих губ и… стал нежно и ласково целовать мое лицо, шею. Я затихла, только дыхание участилось. Давление на бедро усилилось. Все отошло куда-то, исчезло – были только эти мягкие губы, эти ласковые руки. Столько нежности, столько, столько…