Состав группы:

Кромлев Павел, позывной «Кром», командир группы «Сибирь», 38 лет, уроженец Новосибирска, проживает там же. Стаж работы в организации «Экстра» – три года, выполняет третий рейд. Образование высшее экономическое. Не женат, детей и близких родственников не имеет.

Потапов Иван, позывной «Фантомас», боец-оперативник, специализация – транспортное обеспечение. Уроженец Нижнего Новгорода, проживает в Красноярске. 31 год, стаж работы в организации «Экстра» – два года, выполняет второй рейд. Образование высшее техническое. Сирота, воспитывался в детдоме, родителей не знает. Не женат, детей и близких родственников не имеет.

Осипенко Михаил, позывной «Лаки», боец-оперативник, специализация – силовое обеспечение, уроженец Казани, проживает там же. Образование высшее юридическое, 28 лет, стаж работы в организации «Экстра» – один год, выполняет первый рейд. Не женат, детей и близких родственников не имеет.

Рассказывает Михаил Осипенко.

Самолёт крепко тряхнуло. И опять желудок взлетел под горло.

Тряхнуло ещё раз, с верхней полки свалилась в проход объёмистая чёрная сумка, возле иллюминатора что-то тихо треснуло и тоненько зазвенело. Протяжно так. Долетит эта развалина или нет?

В своей бескорыстной любви к авиации я, конечно, готов закрыть глаза на многое и летать на врождённом оптимизме. Но только до определенного предела. Он, предел, наступил почти сразу после взлёта, оттого и возникло лёгкое чувство тревоги. Потому что эксплуатация этого борта – неуважение к старости и преступление против права человека на жизнь. Чувствуется, что аэроплан нам достался, скажем так, весьма заслуженный. Однако жадные владельцы авиакомпании упрямо выжимают из него лётный ресурс, до последнего винтика и шпильки.

Куда ни посмотри, как ни повернись, везде что-то неприятно звенит, потрескивает и вибрирует. Спинка определенного билетом кресла категорически не хотела фиксироваться в любых положениях, отличных от вертикального. Мне повезло, одно место в ряду оказалось свободным, и я смог пересесть на соседнее кресло с исправно функционирующим механизмом.

Когда я в последний раз летал на Ту-154? Забыл уже. Много лет назад, в далёком счастливом детстве. Никаких подробностей толком не вспоминается о тех детских полётах, даже интерьеры забыл. И вот, ёлки, вспомнилось… Здесь – по мелочам и в целом, – всё отличается от ставших давно привычными салонов наших «сухих», МС-21, «арбузов» и «боингов».

Хороший самолёт, между прочим. Если он находится в отличном технически состоянии, конечно. Даже замечательный, пусть и безнадёжно устаревший. Лишь бы долетел.

Двигатели расположены в хвосте, шумят они не сильно, вполне можно разговаривать, не повышая голос. Звук у движков «тушки» специфический, свистящий, и воспринимается он гораздо приятней, нежели гудение двигателей «аэробусов». Характерно, что в салоне Ту-154 совсем не слышно шумов работающей гидравлики. В А-320, например, в отличие от машины Туполева, закрылки выдвигаются громко, словно расположены под сидением, а звуки выпускаемого шасси вообще заглушают движки.

За время полета лайнер если и попадал в зону турбулентности, то она совсем не ощущалась. Не трясло. Плавный взлёт, спокойное движение на эшелоне, дай бог, чтобы и посадка прошла ровно… Вот только взлетели не сразу. Пилоты запустили двигатели, и почти тут же почему-то отключили, снова запустили и снова отключили. Дальше – больше, к самолету подскочила техничка или аварийка, из которой выбрались несколько техников, началась непонятная суета. Народ плющил носы об иллюминаторы, смотрел на мастеровых и настороженно перешёптывался. Наконец возня у самолета закончилась, техничка неспешно отъехала, двигатели запустились, и мы наконец-то пошли на взлёт.

А вот на подлёте опять началось.

Да, сам аэроплан старенький, да, именно этот борт ещё и дряхленький, если мягко сказать. Без каких-либо современных наворотов. Нечего тут пассажиру ожидать в плане повышенного комфорта и качественного сервиса, зато не приходится и расстраиваться. Летишь, бывало, на «боинге», экраны есть, а фильмы не показывают. А вот ширина и шаг кресел в «тушке» меня совершено не устраивают, при моем-то росте в сто девяносто… Колени упираются. А ещё в салоне пахнет ядовитой химией дешёвого стирального порошка и табачным дымом, последнее обстоятельство повергало меня в шок. Чем дальше я пробирался по тесному проходу к туалетам в хвосте, тем сильней и паскудней воняло куревом.

Три последних ряда оказались свободными. Там, ближе к двигателям и туалетам, пассажиры обычно сидеть не хотят, при неполной загрузке самолёта пересаживаясь на другие места.

Во втором от хвоста ряду вольготно расположился единственный пассажир – рано постаревший мужчина с каким-то словно сжатым лицом землистого цвета и нездорово выглядевшими короткими волосами на маленькой голове, Известное дело, в местах заключения лишнего здоровья не наберёшься. Ширпотребовский костюмчик, белоснежная рубаха, расстёгнутая почти до пупа, и тяжеленная золотая цепура с распятием. С «гимнастом», как говаривают в определённых кругах. На двух откинутых столиках стояли две пустые бутылки из-под шампанского и чашка с чёрной икрой, больше никакой закуски не было.

Вряд ли это вор в законе. Их реально мало, и настолько вызывающе они себя вести не будут. Занятный персонаж, определенно не вор в законе, да и на положенца-смотрящего вряд ли потянет, фактура не та. Положенец, он кто – начальник криминального участка, особый человек, который должен представлять в конкретном месте интересы «законников» и следить, чтобы территориальные коммерсанты и бандиты исправно отчисляли деньги в общак. А этот персонаж больше похож на бывалого блатняка из пристяжи реальных криминальных авторитетов. Инструкторы «Экстры» подробно растолковывали об иерархии и прочих особенностях организации криминального мира – насущная необходимость для успешного выполнения служебных заданий.

Он и курил, подлец. В данный момент времени этот весьма примечательный человек не затягивался, но его сигарета демонстративно выпускала в искусственную атмосферу салона струйку вонючего дыма. Рядом гордо лежала красная пачка с надписью «Мальборо». Смотрите, мол, мне всё можно, вообще всё! Однако маленькие цепкие глаза, привыкшие коротко и ясно отдавать команды подчинённым, сейчас были несколько растеряны. Не своя хавира, не его это атмосфера, не понимает он её. Здесь гораздо шумней и воняет туалетом, но теперь это его временная зона, никто не подсядет. Тут тесно даже при пустом ряде кресел, а мимо постоянно снуют озабоченные хмурые люди, не по статусу высокие, опасно нависающие… Вот так, ещё и ботва шастает. Не помогает даже показная распонтовка – спинки кресел ряда, что перед ним, стоят вертикально, глухим тюремным забором, и никто не видит, как он здесь старательно жрёт чёрную икру, которую в этом мире могут себе позволить лишь немногие, и как залпом пьёт из обычного стакана дорогущее шампанское.

На меня уголовник глянул лишь мельком, без оценки. Уголовнику со стажем за время полёта всё надоело, он, как и остальные пассажиры, смертельно устал, и просто хотел как можно раньше оказаться в Домодедово.

– Зая, кудряшки поверни сюда! – громко крикнул он стюардессе, привставая и взмахивая десятидолларовой бумажкой. – Хлебца мне доставь, чёрного!

Туалеты были заняты, пришлось ждать рядом, стараясь не дышать глубоко. В закутке тоже курили, парочка мужиков устроилась прямо возле кабинок. Заодно эти двое пили тёплую водку из горла большой угловатой бутылки. Ну а что, заплатили девочкам, те глазки и прикрыли…

В толчке, другого слова не подберу, было ещё хуже, к тесноте добавилась хорошо видимая мерзкая грязь. Крышки отваливались, бумажных полотенец не было, вода текла еле-еле. С ненавистью заглянув в мутное зеркало, я сам себе посмотрел в глаза. Они у меня бесцветные, говорят, что радужка излишне светлая, поэтому многие находят мой взгляд пугающим, безжизненным. Глаза были явно недовольны. Что ж тут поделать, терпите, родные… Несколько раз пригладил мокрой рукой серый ёжик, энергично потряс головой, брезгливо открыл мизинцем дверь и вышел. И тут же услышал грубый голос уголовника.