Корнев снова пытается прорвать цепь гор и пробиться к долинам, но, как и прежде, попытка кончается неудачей.

— Упрям, что твой бык, — злобно ворчит Галкин. — Пропадем с таким.

— Молчал бы уж лучше, — поворачивает голову Круглов.

— Цыц ты, наушник… Не то шею сверну. — Галкин замахивается на Васю.

— Потише, — останавливает его Бедокур. — Языком болтай, а рукам воли не давай.

— А ты откуда выискался? Две собаки дерутся, третья не лезь.

— Ну? — Бедокур засучивает рукав. Но Галкин вбирает голову в плечи и замолкает. Тишина. Кто-то свертывает «козью ножку», чиркает спичкой, но, опомнившись, тушит ее и высыпает табак в кисет.

— На три закрутки осталось, не раскуришься.

— У начальника попроси. Он ягеля даст.

— Так же, как Кольке сапоги, — хихикает Васильич.

— Я прежде за себя краснел, а сейчас и за тебя придется, — отворачивается Рубцов. — Хоть старик, а совести не имеешь.

— Совесть после обсудим. Сейчас о шкуре своей заботься, — вмешивается Галкин. — Ну, иди, иди. Что глаза-то вылупил?

К полудню шестого дня отряд подошел к западному склону Голой горы. Так назвал ее Корнев, издали завидев безлесную вершину. До позднего вечера пробирались вдоль ее подошвы. И теперь на западе, закрывая полгоризонта, высоко возвышалась над другими, каменела Голая гора. На восток, упираясь в ее плечи, сбегали лесистые отроги. Оставалось перевалить через них, и путь на юго-восток будет открыт.

В течение нескольких часов Корнев отыскивал южный выход ущелья. Но его, как назло, не находилось.

Корнев смерил глазами высоту вертикальных каменных стен, узкие линии уступов, что террасами тянулись к вершине ущелья, и остановился.

— Что ж, товарищи, полезем? Ничего другого не остается.

Сзади молчали. Корнев ухватился за ближнюю выбоину и подтянулся на жилистых руках. Он карабкался, как кошка, прилипая к шероховатостям стены. Спутники со страхом следили за ним. Но кончики его пальцев уже дотронулись до первого уступа. Корнев ослабил мускулы, напружинился и сделал резкий рывок. А вверху, на расстоянии двенадцати-пятнадцати метров друг от друга, тянулось еще шесть таких же террас. Корнев отвел глаза от сверкающей крутизны и склонился над краем обрыва. Он крепко уперся ногами и протянул руку Васе Круглову, карабкающемуся вслед за ним.

Над уступом показалась взъерошенная голова Бедокура, а затем высунулся огромный горб, навьюченный на его плечи.

— Где такую ношу набрал? — встретил его Корнев.

— С Кольки рюкзак снял, неможется ему, не под силу с грузом тащиться. Крепок парень: в чем душа держится, а лезет, не отстает, — проговорил Бедокур с явным одобрением.

И действительно, Рубцов упрямо отвоевывал метр за метром. Он подолгу отдыхал, уцепившись за каменные бугры, ждал, когда утихнет дрожь непослушных пальцев, и лез дальше.

Внизу раздался грохот падающих камней, затем глухой шлепок и крепкая ругань Васильича.

— В чем дело? — склонился Корнев.

Ему ответил дружный хохот.

— Васильич с парашютом прыгает.

— С двух аршин начинает.

— Ну, лезь давай. Нечего языки чесать, — крикнул Корнев и стал взбираться на вторую террасу.

На середине пути, после нескольких неудачных попыток продвинуться вверх, он отстегнул от пояса геологический молоток и стал высекать в скале лунки. Одной рукой он цеплялся за неровности стены, а в другой — мерно, расчетливо взлетал молоток.

Смотревшим снизу казалось, что Корнев вот-вот сорвется со скалы, но он ломал ногти, сдирал кожу с ладоней, судорожно цеплялся за выемки и бил, бил. Молоток высекал искры. Корнев преодолевал последние метры. Он едва успел достигнуть второй террасы и устало прислониться к стене, как до его ушей долетели смутные голоса рабочих. Но кровь громко стучала в висках и мешала слушать. За спиной послышался шорох. Корнев обернулся. Перед ним стоял Бедокур и тупо смотрел вниз.

— Что такое?

Бедокур переступил с ноги на ногу.

— Вот что, Андрей Михайлович, — проговорил он чужим глуховатым голосом. — Ребята вниз тебя требуют.

— Как вниз? — удивился Корнев.

— Голов, вишь, ломать не желают. Труса празднуют, — пояснил он.

— Ты с ума сошел? — Корнев положил свои руки на плечи Бедокура и пристально посмотрел ему в лицо. — По-твоему, сейчас спускаться, а потом все сызнова начинать? Так выходит?

Ответа Корнев не услышал. Внизу вновь загудели голоса, и теперь до его слуха явственно донеслись отдельные выкрики:

— Давай его сюда!

— Думает, что харчи забрал, так и уходить можно… Не на таковских напал! — покрыл общий гул ломкий фальцет Галкина.

Корнев шагнул к краю обрыва. Несколько секунд — спокойный, строгий — стоял он, прищурив глаза, и выжидающе глядел вниз на столпившихся людей. Сразу оборвались выкрики. Тогда он стал неторопливо спускаться, по нескольку раз нащупывая ногой выбитую лунку.

Ступив на землю, Корнев стряхнул с гимнастерки мучнистую каменную пыль, передернул ремень и четким военным шагом, сопровождаемый Васей и Рубцовым, подошел к рабочим.

— Ну, что? — тихо, но внятно спросил Корнев. Глядя на его окаменевшее лицо, никто не мог угадать, что через несколько минут сделает, что скажет этот пятидесятилетний коренастый человек. Его спокойствие подавляло. Никто из рабочих не решался выступить первым.

— Сразу и язык проглотил, — зашептал Васильич на ухо Галкину. — Говори.

Галкин шмыгнул носом, откашлялся в кулак и боязливо подвинулся вперед.

— Вот что, начальник, — начал он издалека. — Нам с твоей дорогой не по пути.

— Ну?

— И решили мы промеж себя продукты поделить… Всем, значит, поровну. Согласен?

— Согласен.

Галкин, пораженный податливостью начальника, окончательно осмелел.

— И все, значит, куда хотят, туда и идут… Вот наше решение.

— А куда ваша дорога лежит? — полюбопытствовал Корнев.

— Наша-то? Известное дело — прямиком к лагерю. В ту сторону, — Галкин указал рукой на пологие, сбегающие к долинам холмы, что мягко зеленели на северо-востоке. — Там путь полегче, значит, и дойдем быстрее.

— Быстрей, говоришь? Это хорошо. Тогда и я с вами иду.

— Андрей Михайлович! Андрей Михайлович! — Вася дернул Корнева за рукав и торопливо отвел в сторону.

— Пусть они идут, куда хотят, а мы с вами на юго-восток. Ведь лагерь на юго-востоке. Вы сами говорили…

— Ничего ты, Вася, не понимаешь! — раздраженно бросил Корнев и обернулся к Галкину.

— Веди, что ли… Ты теперь за начальника.

— А продукты? Будем делить? — нерешительно спросил Галкин.

— Продукты остаются при мне, — ответил Корнев, и ему никто не посмел возразить.

Галкин исподлобья оглядел «свой отряд», для острастки прикрикнул на Рубцова и приказал выступать в дорогу.

Вася шел рядом с Корневым и негромко уговаривал его вести отряд на юго-восток. Наконец Корнев оборвал его:

— Взрослый ты человек, Василий, а не понимаешь… Зверье, когда нагрянет беда, и то сбивается в кучу… Я за каждого — за тебя, за Васильича, за него, — Корнев указал на шагающего впереди Галкина, — перед народом, перед партией отвечаю. Распустить людей проще всего, а вот вывести — потруднее. А я выведу. Понял теперь? — и он наклонил голову, давая понять, что разговор окончен.

Галкин с сознанием собственного достоинства храбро вел отряд по ложбине, разделяющей надвое пологие горы, что с севера замыкали ущелье. Но ближе к седловине ложбина сузилась. Стиснутая горами, она, словно лодка, потерявшая руль, заметалась из стороны в сторону. Вслед за Галкиным весь отряд начал выписывать ломаные зигзаги. Появились недовольные. Тогда Галкин резко повернул в сторону. Отряд перевалил на противоположный скат горы. Пока спускались по склону, все шло хорошо. Ноги сами собой обгоняли друг друга, весело приминали траву. Даже усталые не чувствовали усталости, даже голодные забыли о голоде. Но скат окончился. Впереди лежало болото, бурое, как мокрый песок. Кругом — ни куста, ни травинки. А на той стороне блестели курчавые холмы.