Литмир - Электронная Библиотека

Нет, нет и нет! Если на то пошло, сами мужики не способны творить произведения в полном смысле совершенные. Без женского руководства они – слабаки. Женщины – это пища их таланта. Мы даем мужчинам эстетические ориентиры в их поэтическом бреду. Женщина – кладезь вдохновения мужчин. Куда бы их завела поэтическая мания, если бы не путеводный образ Прекрасной Дамы, мреющий сквозь туманы и хляби заумных метафор. О, Господи!

Так-то, господа! Куда вы денетесь? А как перестали после 17 года боготворить Прекрасных Дам, так и полез в изящную словесность физиологический натурализм, жестокость, прелюбодеяния и мозглявая абстрактность. Но на сексе далеко не продвинешься, на поклонении Прекрасной Даме замешаны все современные сюжеты. Этот образ слишком прекрасен, чтобы олицетворять "нормальную" женщину. Это символ. А символом не должны повелевать низменные страсти. Разве я не больше подхожу на роль Символа? Не больше "нормальной" женщины, задерганной прозой жизни? Да эти бабы больше думают о любовных утехах с мужиками, чем о Красоте. Это же очевидно.

И с этим зеркало было согласно. Сейчас оно особенно мягко передавало черты прекрасного лица хозяйки своей. Тонкий, почти "римский" нос так изящно окрыляли тончайшие, чудно прорисованные, чуть ли не прозрачные ноздри. Они так трогательно напоминали хрупкие крылышки голубой бабочки. Да, да! Бабочки, собравшейся изящно взлететь на высокий лоб, на чистый, как лепестки ромашки, лоб. Бабочка собиралась полюбоваться этим благородным лбом, любовно вылепленном Создателем на радость человеческого глаза. Создатель не мог не постараться, создавая себе земную Невесту.

Впрочем, и наши дамы хороши. Идут на поводу у мужчин. Потакают их разнузданности. Верят им, когда половую распущенность мужчины трактуют как веяние эпохи демократии, открытости и равенства. Нет, какие мы, женщины, все-таки, дурочки. К эмансипации рвемся. Осмеиваем ханжество, а получается, что проповедуем половую вседозволенность, от которой сами страдаем в первую очередь.

Вот и допрыгались. Послеперестроечные авторы не способны написать ни одного правдивого романа о чистой, возвышенной любви юноши и девушки. А о беднягах поэтах и говорить нечего. Вместо того чтобы создавать Вечные, нетленные стихотворения, поэты унижают свое дарование, рифмуя для торгашей, для их бесчестной рекламы предметы интимного женского туалета и прочую дребедень. Эти хлюсты-бумагомараки способны лишь копировать в своих слащавых опусах прелестные женские образы из классических романов романтической поры. Но как они ни румянят своих современных эмансипированных героинь, от них, все равно, разит распущенностью и плебейством.

Слово эмансипация было для Полины – почти ругательным. Оно свидетельствовало об утрате женщинами главного качества их очарования – самостоятельности, гордой независимости, без которой не сохранить и женственности. Теперь дамы завоевывают свое "женское счастье" так оголтело, с такой коварной, улыбчивой агрессивностью, словно выступают на корриде в качестве матадоров. Их не смущает кровь поверженных конкурентов. Для них жертвы любовного коварства – всего лишь быки, мясо. Фу, как это противно. Зачем оно нужно, такое грязное счастье.

" Я же вот не воюю за свое "женское счастье. Что дала мать-природа и на том спасибо". – Привела Полина зеркалу самый убедительный для нее довод.

– Я никому не изменяю, не отбиваю богатых мужей, не толкаю супругов на преступление ради того, чтобы осыпать себя брильянтами или, на худой конец, купить норковую шубу. Я не подсиживаю коллег, чтобы хоть на ступеньку продвинуться по службе, не продаю свое тело боссу за прибавку жалования… И счастлива, черт меня побери! Счастлива! И счастье мое чистое, как постель девственницы".

Это была очень удачная мысль для начала дня.

"И начнем мы его с двойной чашки кофею". – Фыркнула Полина.

Полина повернулась перед зеркалом одним боком, другим, и, весьма собой довольная, прощально помахала услужливому отражению ручкой.

"Как же много я потеряла, мало общаясь через зеркало со своим прекрасным двойником… Вот уж он врать мне не будет".

Она решила еще немного побаловать себя нежным бездельем и нырнула в постель.

Выпрыгнула из теплой постели, босиком прошлепала на кухню. В ручную мельницу насыпала кофейных зерен сорта Арабика, и стала глубоко вдыхать распространившийся по кухне волнующий аромат кафе.

"Впрочем, чему тут удивляться. – Философски рассуждала Каравайникова, пригубливая обжигающий божественный напиток. Прежде всего – я женщина. С большой, между прочим, буквы. Если бы я не верила в это, где бы я сейчас была после того, что надо мной учинили. На дне Москвы-реки или болталась бы в петле на березе где-нибудь в Измайловском парке.

Да что там говорить! Даже милашка Пушкин не сумел показать миру всей прелести, всего многообразия женских чувств. Он подражал моде на бледные эфемерные создания, с их страстью к обморокам. Бедняжки верили, что слабость здоровья в глазах грубых мужчин свидетельствует об особой тонкости чувств, об особой поэтичности образа Прекрасной Дамы. Увы, Пушкину были неведомы глубины женского скрытного ума. Блеск его – блеск отполированной модой поверхности. Но сколько магии в этом блеске. Посмотрела бы я на его героинь, если окунуть их в помойку нашего быта. А я вот, хоть и унижена, хоть и брошена на колени, но – жива и не просто надеюсь снова стать с колен на ноги, я надеюсь своими руками покарать плохого человека. А на это не каждый мужчина способен.

Нет, все-таки, какие мы женщины молодцы. Есть в нас, есть неподдающаяся описанию тайная сила. Мы, вроде, и не лидеры в этом мире, но мир вертится вокруг нас, вглядывается нам в глаза, вслушивается в наши речи, старается угодить. Наша сила – магического свойства. Женщина – движущая сила цивилизации. А если взять наш сермяжный быт? Именно классические литературные образы прекрасных дам остаются единственным украшением серой, жестокой, безнравственной действительности, где царят законы мужской логики и животные их страсти. Жаль, нет спроса на женский своеобразный ум. Ревнуют мужчины, ревнуют…

Вот Чехов Антон Павлович, вот это совсем другое. Чехов хоть и позволял себе говаривать в том смысле, что бабы – дуры, но это всего лишь, дань моде того времени.

А Фаддей Капитонович… Да, Фаддей Капитонович… Он хоть и слабовольный мужчина, но более открытый и понятный чем другие. Послушаешь его жалобы, поразмышляешь о его безответной любви к легкомысленной Клариске и начинаешь кое-что понимать. Начинаешь немного чувствовать, что эти мужчины не какие-то чужеродные существа, не совсем примитивные и грубые, похотливые монстры, но, кое в чем, пожалуй, даже потоньше, поосновательнее женщин.

Чудак этот ясновидец Фаддей. Имя и то чудное. Видит Кларку насквозь, но попался "как кур во щи". Ну что он такого нашел в Клариске? Ну, с чего тут беситься? Эта взбалмошная материалистка только и заботится о своих удобствах в жизни. Эксплуатирует своих несчастных любовников только так, а в постель ложится, как одолжение делает. Или платит натурой за услуги.

И, в тоже время, эта Кларисска ни дня прожить не может без мужика. Бред какой-то! Уж какие-такие особые ласки ей оказывают мужчины? Да после тюрьмы в ней нежности женской не осталось ни капли. Как не понимают этого ее хахали. Пустая, красивая сладкоежка, а на нее мужики бросаются как мухи на варенье. И не глупые мужики…

А бабы? А бабы завидуют Клариске. Называют "настоящей женщиной". "Настоящая" потому, что ей достаются красавцы. Нет, бабы, действительно ненормальные какие-то, иногда. Живут с мужьями, а мечтают о смазливых, избалованных женщинами красавцах. И, правда – мозги куриные…

Назавтра, после работы, усталая Полина еще раз наведалась на 16-ю Парковую улицу. На этот раз место преступления выглядело не зловещим, но жалким. Она уже смелее заглянула в "тот самый" подвал

Дверь по-прежнему была не заперта. За дверью, в трех шагах, была все такая же темнота. Полина съежилась, но тут же взяла себя в руки и стала произносить импровизированные заклинания. Молодец. Девушка! Вперед, умница моя! Не так уж темнота и опасна. У нее только цвет мрачный. А сама она безвредная. Я тоже могу здесь спрятаться, и тогда роли наши поменяются. Посмотрим, каково будет маньяку, когда он почувствует, что началась охота на него самого. Посмотрим, как он завибрирует.

17
{"b":"652204","o":1}