– Ходють и ходють, – сказал Жаба голосом Аркадия. – Запрягаться что ли?

Аркадий заглянул в кабину – координационный блок стоял на месте в полной готовности. Что за чертовщина? Он уселся в кресло, входной люк стянулся тремя лепестками. Как же это его Борис починил? Зачем ученому заниматься работой технаря? Что за чудеса такие у нас происходят? Всё, думать будем потом. Проморгавшись, засветилась приборная панель.

– Быстрый старт! Конечная точка – Терраса Ветров! На максималке!

– Понимаем-с. Потрафим, – сурово сказал Жаба.

За ночь холм, на котором угнездилась Станция, зарос сиреневой травой. Ветер свистел, ерошил макушку холма, раздвигал и схлопывал в траве коридоры. Жаба мигом пересек километровую тишь контура и припустил в сторону ближайшего леса. Почуяв его, деревья расступались в стороны. Он несся вперед, оставляя за собой след выгоревшей травы. Люди со своей техникой слишком горячи для местной флоры. Вскоре лес остался позади. Жаба перемахнул через неглубокий ручей, на ходу трансформировал колеса, поднял брюхо, пропуская крупный камень, и пошел в гору. Аркадий опрозрачнил крышу и нашел Террасу Ветров. Экая нехорошая туча там собирается! «Снег-П обладает непредсказуемой погодой», – говаривал на инструктаже их куратор Анастас Сабирски. Черта лысого! Метеорологический спутник им запускать дорого, вот и вся непредсказуемость.

На пути к пропасти зонд пропахал глубокую борозду. Вдоль нее валялись керамические обломки опоры. Скутер лежал на боку – потом надо будет забрать. Метрах в трехстах от него, на самом краю пропасти посреди выгоревшей травы лежал Борис. Аркадий выпрыгнул из Жабы, пристегнул карабин страховочного троса и побрел к нему против ветра.

– Борис, прием! – сказал Аркадий в шлемофон.

Молчание. Он покосился на индикаторы. Вроде жив.

– Так, я на месте. Вижу тебя.

– Прием… – прошептал призрачный голос.

– Держись, командир. Сейчас тебя подберу. Дует тут у нас!

– Это точно. Поддувает…

Борису повезло. Прокатись зонд левее – отхватил бы ему голову. Он лежал навзничь, поджав под себя правую ногу. С левой ногой было плохо, а точнее – левой ноги не было ниже колена.

– Привет, старичок, – сказал Аркадий, прижавись своим шлемом к шлему Бориса. Светофильтр не давал разглядеть его лицо – блин какой-то с двумя дырами.

– Привет, – невнятно ответил Борис. – Что там с моей шагалкой?

– До свадьбы заживет. Ресурса у тебя еще на пять минут, так что тащить буду быстро. Это больно.

– Давай уже!

Под левой ногой натекла небольшая лужица крови, пока скафандр затягивал повреждение. При минус шестидесяти кровь мигом замерзла и намертво приклеила ногу к камню террасы. Аркадий прижал к лужице вибронож – поверхность тут же покрылась паутинкой трещин. Потянул ногу раз, другой – освободил. Он ухватил Бориса за ворот и потащил к Жабе. В шлемофоне раздался стон.

– Терпи.

– Выдержу, – просипел Борис сквозь зубы.

Ветер крепчал, вздувал каменный горох, швырял его в забрало шлема. Над головой с какой-то неимоверной скоростью вздувался и начинал клокотать фиолетовый небесный кипяток. Наконец Аркадий прижался спиной к Жабе.

– Как дела, старичок?

– Вроде жив, – провыл Борис.

– Черт, я не сообразил – надо было пару кадавров активизировать. Они бы тебя донесли. Ну, давай, последний рывок!

Он уложил Бориса во второе кресло.

– Воздух пригоден, – сказал Жаба.

– Трогай домой.

– Эт мы завсегда, – ответил вездеход, разворачиваясь на месте.

– Шлем… – прошептал Борис.

Аркадий откинул защитную скобу и стянул с него шлем. Борис был белее сметаны. Аркадий снял свой шлем и забросил его назад. Достал аптечку, вытащил контактную ампулу с обезболивающим, прижал Борису к шее. Ампула зашипела, мутноватое лекарство пошло в кровь. Аркадий извлек ампулу со снотворным. Борис судорожно выдохнул, схватил его за руку.

– Не надо.

– Почему?

– Много информации. Едем.

– Да едем уже. Всё, старичок, уже всё хорошо!

– Хорошо, – прошептал Борис, прикрывая глаза. – Да…

Медицинский модуль, похожий на металлического ежа, повисел над обезображенной ногой, радостно захрюкал, зажужжал, принялся аккуратно, по нитке срезать штанину. Аркадий оторвался от панорамной картинки операционного поля и посмотрел на Бориса, вяло поедающего протеиновый йогурт.

– Я не доктор, конечно, но месячишко придется полежать, пока новая нога не вырастет.

– Понятно.

Борис, всегда бодрый, всегда с юмором смотрящий на жизнь, был просто сам на себя не похож. Он пристально, виновато как-то, смотрел на Аркадия. Понятное дело, что виновато!

– Может, расскажешь мне: зачем ты поперся на Террасу? Вернее – зачем ты один туда поперся?

– Сейчас всё расскажу. Только… Дай мне зеркало. Вон – на столе стоит.

Борис повернулся к столу и посмотрел в зеркало – стародавнее, меняющее право и лево. В зеркале отражался Борис с чернющими глазами на белом лице. Там отражался медицинский модуль, порхающий над ним, сшивающий тончайшие капиллярчики плоти. Там отражался даже утилизатор, переваривающий штанину скафандра. Зато там не было Аркадия. Вместо него какой-то шутник поместил в зеркало кадавра – андроида с черной надписью на лбу «КА-52». Кукольное и пустое лицо евнуха. Многофункционального, туповатого, предназначенного для работ на агрессивных планетах, средний срок активности пятьдесят два часа.

– Что это такое?! – крикнул Аркадий-кадавр в зеркало.

Это было страшно! Страшно! Страшнее недавнего сна. Страшнее всего на свете.

– Мы пошли вдвоем, как и положено по уставу. Добрались до места, осмотрели зонд. Я начал прозванивать контуры, а ты пошел смотреть, что там с подвесками. Подвески тебя волновали.

– Дальше.

– Я нашел, в чем проблема, и пошел к скутеру. Блоки запасные взять, то-се. И тут ударил ветер. Ты ведь знаешь, как это бывает на Снеге? Я только увидел, что у зонда лопнули подвески, он завалился, встал на ребро и покатился. Как монетка по столу. Ну ясно. Ты был пристегнут страховкой к зонду. Кто же знал, что он упадет? А меня сбила с ног сигнальная мачта. Ну, ты видел. Трепало до самого обрыва, каким-то чудом не утащило. А тебя утащило.

Борис аккуратно сбросил баночку из-под йогурта в пасть утилизатора. Отер лоб.

– До скутера было слишком далеко, да и не смог бы я на нем ехать с одной-то ногой. Со мной связался бортовой компьютер Станции. Он предложил решение. Он сохраняет метемпсикопии. Копии нашей личности, словом…

– Я знаю.

– Да. Он активировал кадавра, стер весь его функционал, а поверх записал твою копию личности, только без сегодняшних воспоминаний.

– Не знал, что так можно.

– Оказалось, что да – можно. В случае гибели носителя он может пользоваться сознанием для решения жизненно важных задач. Ну а просто отправлять кадавра было нельзя. Он же тупой совсем, пока добрался бы…

– Понимаю.

– Прости.

Аркадий поднялся, провел рукой по совершенно лысой голове. Как же это можно было не заметить, что тело-то абсолютно чужое? Просто не было ни секунды, чтобы задуматься, а ведь чувствовал-чувствовал он какую-то странность. Вот и объяснилось всё, вот и нашелся потерянный день, во время которого он поставил Жабе координационный блок.

– Сколько мне осталось?

– Часов сорок.

– Ладно. Ты спи. Я пойду. Тяжело как-то с этим всем…

Он сел в свое кресло, или в кресло Аркадия? Рабочее поле компьютера привычно замерцало перед лицом. Он перешел на вкладку «Управление станцией», соскользнул в меню «Сервоустройства – Андроиды». Три кадавра устанавливали рефлектор на берегу Пиявочного озера. Один – собирал пробы грунта на границе контура. Четверо зачем-то ходили по кругу на полпути к Террасе Ветров. Кадавр номер 00435 находился на центральном посту в статусе «Носитель». Он прижал менюшку пальцем, запросил подробности: