– Хорошо, – отозвался Александр Арсеньевич без особой, надо сказать, радости.
Если кто-то решил, что Арсения Александровича вызвали в школу из-за плохого поведения Александра Арсеньевича, то это неверно. Тут придётся кое-что разъяснить, чтоб не возникло путаницы.
Всем известно о существовании многочисленных трудовых династий. Есть у нас в стране потомственные хлеборобы, и потомственные сталевары есть. А Саня (Александр Арсеньевич то есть) был потомственным учителем…
Вообще-то в детстве он мечтал стать путешественником, но отец (учитель истории) и мама (учитель литературы и русского языка) считали эту Санину мечту совершенно несерьёзной. Они считали, что сын должен пойти по их стопам.
Когда Саня закончил школу, его несерьёзная мечта, естественно, пришла в столкновение с серьёзной и выношенной мечтой родителей. Саня упрямился и твердил, что в учителя не хочет. Родители тоже упрямились. По этому поводу был созван семейный совет, который уместнее будет назвать просто педсоветом, ибо, кроме отца и мамы, на нём присутствовали: дядя Вася (учитель химии), тётя Таня (учитель младших классов) и Аристотель (так во все времена, из поколения в поколение, звали Матвея Ивановича ученики; Аристотель был старинным, ещё со студенческой скамьи, другом отца и соратником).
Отец разъяснил Сане, что в наше время, когда на карте совсем не осталось белых пятен, быть путешественником просто глупо. Мама сообщила Сане, что труд учителя самый благородный (она и представить себе не могла, как это её единственный, ненаглядный сын, такой слабенький, такой домашний, будет бродить где-то там, от неё далеко, голодный, холодный, неухоженный!.. Заблудится, свалится в пропасть или дикие звери его задерут! Нет уж! Никаких этих ужасных путешествий! Сын должен быть дома, с мамой).
– На геодезический он пойдёт! – со свойственной ему прямотой сказал дядя Вася. – А в армию так не хочешь?
– Василий! – грозно оборвала брата Елена Николаевна. – Перестань говорить глупости. У мальчика месяц назад было сотрясение мозга!
– Вот в армии ему его мозги и вправили бы! – тонко пошутил дядя Вася.
– А может, и правда не надо… – жалостливо сказала тётя Таня. – За что мальчику мучиться?..
Тётя Таня знала, что говорила: сама она мучилась в школе вот уже двадцать лет.
– Дети – они ведь такие… – со вздохом продолжала она. – Непослушные… А Санечка – мальчик тихий, домашний. Разве он справится?..
– Не хочу учителем! – с отчаянием повторял Саня. Это был его первый в жизни спор с родителями, он действительно был мальчик тихий и послушный. Даже в сложный период переходного возраста не проявлял агрессивности и на авторитеты не посягал: ни тебе драк с ровесниками, ни битых стёкол, ни поздних приходов домой… Чудо-мальчик, образцово-показательный ребёнок, каких теперь и в кино не увидишь…
И тогда в разговор вмешался Аристотель. Он всё сидел и молчал, сидел и молчал, а тут вдруг заговорил… То есть попросту устроил ужасный скандал: решительно поставил на место дядю Васю, отрёкся от друга юности, а Елене Николаевне сказал гневно:
– А уж от тебя, Лена, я такого не ожидал!..
И ушёл, не прощаясь.
– Мотька, Мотька, ну подожди! – нёсся за ним по лесенке растерявший обычную величественность Арсений Александрович. – Ты с ума сошёл, подожди, давай поговорим!..
– Я не могу тебе помешать искалечить сыну жизнь, Арсений, – загремел на лестнице Аристотель. – Но уж уволь меня от трогательных объяснений, почему ты хочешь это сделать! И поищи себе другого историка, я с тобой работать не желаю!
– Лена, собирайся, – велел Арсений Александрович, вернувшись из подъезда, – пойдём к этому дураку…
– Уж это точно, – хмыкнул дядя Вася, – дурак! Да не дурак – сумасшедший он! Как ты его терпишь, Сеня?
– Вася, – ответил Арсений Александрович близкому родственнику, – если ты не хочешь, чтоб я тебя спустил с лестницы, замолчи! Танюша, извини, мы ушли, ужинайте с Александром…
Так решилась Санина судьба: он поступил в горный.
Самое же странное во всей этой истории было то, что, закончив первый курс, Саня вдруг забрал документы и перешёл в педагогический…
В заключение надо сказать, что год назад, с отличием закончив институт, Саня пришёл работать в школу, где учился и где работали его отец и мама.
Отец, между прочим, работал директором…
Исупов Лёша опоздал на первый урок, прогулял второй, а на пятом сидел и пел песни. Естественно, что с урока его выгнали и отправили к Лоле Игнатьевне. Естественно и то, что вместо того, чтобы пойти, как было велено, к директору, Александр Арсеньевич отправился к завучу – спасать своего ученика. Ему удалось смягчить Лолу Игнатьевну, и для Лёшки всё обошлось благополучно.
– Я надеюсь, Исупов, такого больше не повторится, – миролюбиво закончила она беседу. – Я надеюсь, что всё это – нелепая случайность. Ты всегда был хорошим учеником, поэтому мы прощаем тебе этот срыв… Исупов хмуро глядел в угол и молчал.
– Ты чего это творишь? – сердито спросил его Саня, когда вышли из кабинета, но тут на него испуганным ветром налетела секретарша Верочка и зашептала:
– Кошка скребёт на свой хребет! Иди скорей, он ждёт!
«Белая лошадь – горе не моё…» – пробормотал про себя учитель географии и пошёл к разгневанному директору.
Скажем честно – Саня трусил…
Вчера опоздал на электричку… Позавчера поддержал бунт в девятом «В»… Ничего хорошего от разговора с отцом ждать не приходилось. Только и надежды было на магическое заклинание, с детства отводившее от Сани несчастья.
И помогло: в кабинете директора, помимо сумрачного Арсения Александровича, присутствовал ещё и Аристотель. Это было уже полегче.
– А-а! – радостно приветствовал он Саню. – Явился, герой!
Саня вошёл в кабинет и стал у порога.
– Проходите, присаживайтесь, – официально предложил ему отец.
Саня прошёл, присел.
– Я слушаю вас, Арсений Александрович, – не менее официально сказал он.
Директор школы грозно смотрел за окно, на воробья, который скакал по ветке. Воробей, заметив это, замер и с интересом уставился на директора. Взгляды их скрестились. Воробей не выдержал первым, чирикнул и перелетел на другое дерево. Директор перевёл взгляд на сына.
– Я вас уволю, Александр Арсеньевич, – неприязненно пообещал он.
– А я на вас жалобу напишу, – склочно заметил сын. – На вас и на порядки, которые вы завели в руководимой вами школе…
– Павлик Морозов! – восхитился Аристотель. Разговор отца и сына доставлял ему большое удовольствие.
Директор печально покачал головой.
– Слушай, Александр, – задушевно спросил он сына, – ты картину такую видел – «Иван Грозный и сын его Иван»?
– Видел, – хмуро согласился Саня. – И «Тараса Бульбу» я читал…
– Молодец, – кивнул Арсений Александрович. – Грамотный. А что такое «педагогическая этика», знаешь? Объясняли тебе в институте?
– Ну, допустим…
– Так какого ж ты чёрта?! – взорвался Арсений Александрович.
– Сеня и Саня, я в восторге от вашей лексики, – усмехнулся Аристотель. – Не молчите, миленькие. Продолжайте, продолжайте…
– Матвей, не устраивай балаган, я тебя не за этим позвал, – сердито сказал директор другу юности. – Александр, ты соображаешь, что творишь?
– Я-то соображаю! – запальчиво ответил Александр Арсеньевич. – А вот некоторые…
– Некоторые – ничего не соображают! – кивнул понятливо Арсений Александрович. – Интересно, кто же эти некоторые?
– Мы, Сеня, – пояснил Аристотель, потягиваясь в кресле. – Разве ты не понял?
– Матвей Иванович, к вам это не относится.
– Благодарю, мой юный друг, – хмыкнул Аристотель. – Сеня, я тут, оказывается, ни при чём. Это ты ничего не соображаешь. – Он с любопытством взглянул на Саню. – Интересно жить на свете, Сеня!
– Полагаешь?
