Степан Сергеевич – так звали моего лечащего врача – навещал меня в среднем два раза в день, иногда чаще. Все остальное время возле меня находилась какая-нибудь медсестра. Я всегда спрашивала, как зовут мою очередную сиделку, стараясь запоминать имена и отчества, дабы окончательно восстановить свою память. Пока за мной ухаживали четыре медсестры: Роза Андреевна, женщина лет сорока – сорока пяти в светло-розовом халате и колпаке, Наталья Владимировна, молодая фигуристая женщина с кудрявыми волосами, Вера Алексеевна, довольно строгая и неразговорчивая, и Любовь Романовна, которая производила впечатление добродушной и жизнерадостной особы. Поначалу я не стремилась завести разговор с медсестрами, однако потом поняла, что чем чаще я стану общаться с окружающими, тем скорее восстановлюсь. Поэтому я охотно поддерживала любую беседу – в основном о ничего не значащих вещах. Когда я находилась одна в палате, то пыталась вспомнить грамматику тех иностранных языков, которые знала. Придумывала про себя фразы на французском, английском, испанском, составляла простые предложения. Однажды я попросила Степана Сергеевича принести мне томик каких-нибудь стихов. Врач сперва удивился, потом решил, что в обычной жизни я люблю поэзию, и в очередной свой визит положил на прикроватную тумбочку томик Есенина. Я не стала объяснять ему, что решила заучивать наизусть стихи, дабы восстановить свою память. Первоочередной моей задачей стало вспомнить, при каких обстоятельствах я попала в больницу, и для этого я использовала все методы, которые казались мне подходящими.
Все же у меня пока было слишком мало сил на то, чтобы долго читать, не говоря уже о том, чтобы учить стихи. Поначалу я не могла даже прочитать одно стихотворение – уставала правая рука, которая держала маленькую карманную книгу, начинала болеть голова, и я просила дежурившую рядом медсестру дать мне обезболивающее и забрать книгу. Я даже не успевала разозлиться на собственное бессилие – когда проглатывала очередную таблетку, на меня нападала сонливость, и я проваливалась в дремоту. Когда открывала глаза, пыталась взять книгу снова. Сперва это тоже не удавалось – стоило мне пошевелить хотя бы пальцем руки, как начинало болеть травмированное плечо. Я превозмогала боль, брала книгу, но пальцы не удерживали томик, и тот падал на пол. Я чувствовала себя беспомощным инвалидом. От бессилия на глаза наворачивались слезы, и мне приходилось успокаивать себя тем, что такое состояние временно, оно не навсегда. Самое сложное – операция – миновало, пулю вытащили, поэтому надо просто перетерпеть это время. Вскоре мой организм окрепнет, я разработаю свои руки и ноги, и память вернется ко мне окончательно. Ведь хирург говорил, что мне повезло – все могло быть гораздо хуже. По крайней мере, обе руки у меня на месте, пускай одна и с дыркой от пули. Но это ведь лучше, чем утрата конечности! Я не такая слабая барышня, чтобы переживать относительно своего временного бессилия. Я стараюсь, я прикладываю усилия, чтобы восстановиться. Нужно просто терпение и время, чтобы окончательно пойти на поправку.
Из-за своей беспомощности и слабости я не могла выполнять даже такие простые повседневные действия, которые в нормальном состоянии человек выполняет на автомате. Мало того, что я все время лежала, не вставая на ноги, после операции я не могла даже жевать твердую пищу, – последствия наркоза, как мне объяснили. Вообще не помню, как я ела первое время – может, мне вводили зонд искусственного питания? В памяти осталось только то, как Роза Андреевна принесла мне в палату тарелку с бульоном и поставила его на тумбочку. Чтобы взять ложку и немного привстать на кровати, мне пришлось приложить уйму усилий. Наверно, я битый час пыталась устроиться так, чтобы ухитриться кое-как проглотить ложку бульона. Когда с помощью медсестры я кое-как приподняла голову, под которую Роза Андреевна тут же положила подушку, мои силы иссякли. От мысли, что еще надо как-то взять ложку в руку, я пришла в отчаяние. Медсестра заставила меня самостоятельно взять ложку, хотя и могла помочь мне.
– Давай, постарайся! – подбадривала она меня. – Когда-то ведь надо начинать! Тебе придется и ходить учиться. Взять ложку – это же просто! Давай!
Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что мне удалось проглотить пару глотков бульона, после чего я в изнеможении откинулась на подушку и закрыла глаза. Роза Андреевна взяла из моей руки ложку и сама принялась зачерпывать бульон и подносить его к моему рту. Не знаю, как я не подавилась – возможно, сработал инстинкт самосохранения, который заставляет человека как-то питаться, дабы не умереть с голоду. Да, не пожелаю я никому пережить такие мгновения жизни – ничего хорошего, мягко говоря, в них нет.
Не знаю, сколько прошло времени, но однажды наступил момент, когда я смогла не просто самостоятельно встать с кровати, но даже пройти несколько шагов по больничной палате. Это действие далось мне с неимоверным трудом – я совершенно не владела своим телом и даже не смогла удержать равновесие. На мое счастье, Степан Сергеевич поддержал меня и опустил на кровать. И медсестра, и врач хвалили меня, говорили нечто вроде «молодец, ты справишься!». Но мне это никакого облегчения не приносило. Напротив, я подумала, что память подвела меня и никакой я не телохранитель – судя по воспоминаниям, я мастерски стреляла, бегала, прыгала, дралась… Нет, скорее, это не я, а кто-то другой. Я человек, точнее то, что осталось от человека, который не может самостоятельно ухаживать за собой, не может передвигаться и совершать простые действия. Я растение, овощ, безнадежный инвалид, которому до конца жизни придется пользоваться услугами сиделки.
– Почему это случилось со мной? – спрашивала я врача. – Я что, никогда не смогу ходить? Ведь у меня повреждено плечо, а не ноги! Скажите, у меня травма позвоночника, да? Я буду парализована? А вы мне не говорите это, ведь так?
– Какие глупости! – усмехнулся Степан Сергеевич. – Дорогуша, я понимаю, что вы пока не в своем уме, но о какой травме позвоночника вы говорите? Все банально: от долгого лежания у вас ослабли все мышцы, и их надо разрабатывать! Да вам не на что жаловаться – рана заживает, травма головы неопасная, со временем память вернется к вам окончательно! Мышцы у вас не атрофировались, а просто ослабли. Их надо восстанавливать, то есть нагружать работой. Вот увидите – выпишитесь и будете заниматься чем захотите! Хоть на танцы ходите – никто вам не запретит!
Но я не верила врачу.
– Вы это говорите только потому, что хотите успокоить меня! – заявила я. – Вы что, не видите, что я и книгу в руках удержать не могу? У меня кружится и болит голова, плечо не проходит! Вы просто хотите поскорее меня выписать! И не признаете, что я теперь беспомощный инвалид!
– Послушайте меня внимательно, Женя, – тон врача стал серьезным и почти что жестким. – За время своей работы в клинике я видел много больных. К нам в отделение попадают жертвы автокатастроф, люди, у которых сломаны все конечности, которые остаются парализованными. Могу вас уверить: вы не находитесь в таком тяжелом состоянии, как себе надумали! Вам хочется сразу после ранения вскочить и побежать по своим делам? Вы что, киборг или человек с мгновенной регенерацией? Да, у вас не слишком серьезная травма, но для восстановления требуется время, понимаете? Мы врачи, а не волшебники, у нас нет волшебных палочек: дотронулся до раны – и она затянулась! Сейчас многое зависит только от вас, от того, насколько вы хотите вернуться к нормальной жизни. Вам нужно выполнять требования врача, то есть мои требования. Нужно стараться восстановить функции своего тела, а не ныть про свою беспомощность! Да видели бы вы других моих больных! Люди, которые лишаются конечностей, после выписки ведут активный образ жизни, участвуют в соревнованиях и живут куда полноценнее, чем якобы здоровые, но вечно ноющие и жалующиеся «страдальцы»! Скоро вас переведут в общую палату, где вы будете проходить курс реабилитации. А это означает, что ваше состояние стабилизируется, все, что в наших силах, мы уже сделали. Я не имею привычки обманывать своих пациентов. Если человек парализован, я так и говорю ему: «Уважаемый, вам придется забыть о той жизни, которую вы вели раньше, и научиться жить в новом состоянии. Вы не сможете ходить и бегать, но это не означает, что все кончено. Вы выжили, а это само по себе подарок. Безнадежность – это когда тело оказывается в гробу, а пока вы живы, можно научиться радоваться той жизни, которая вам дана!» Вам же я говорю: вы можете вернуться к полноценной жизни. Вы не инвалид и не калека. И не нужно ныть и жаловаться, подумайте о тех, кому приходится хуже!
