— Пойдём, солдат, — сказал он устало. — Не то начнут без нас.

Он опасался зря — ждали именно их.

Лидер снисходительно замахал, когда они синхронно выбросили руки в большом партийном приветствии — ну, будет, будет! — жестом указал на два складных брезентовых стула, поставленных в некотором отдалении от беломундирной группы райхслейтеров и обермастеров, чинно рассевшихся в три ряда. В первом ряду в кресле с высокой спинкой бок о бок с лидером восседал Мартин Улле. Прямо за ним, одинаково закинув ногу за ногу, блестя круглыми стёклышками очков-хамелеонов, расположились сухие как вобла и стандартные как заводская деталь нейротераписты в униформе Хель.

А у самого входа, почти сливаясь со стеной, переминался бледный, остроносый человек с растрёпанной гривкой выгоревших соломенных волос.

Всё было готово к представлению. Служитель надорвал последние билеты, и в зале воцарилась густая театральная тишина, нарушаемая сдержанными вздохами и шуршанием программок.

— Пригласи его, Гюнтер! — попросил лидер.

Соломенный человек кивнул, прислушался и предостерегающе вскинул палец. В темноте коридора уже слышались отчетливые шаги, всё громче и громче.

Кальт тоже ценил пунктуальность.

***

Тик-так.

Доктор Зима рассекал пространство как ракетный крейсер, не интересуясь, поспевают ли за ним конвоиры, бултыхающиеся в кильватере.

Вступив в комнату, он небрежно кивнул собравшимся и встал, скрестив руки на груди. Тусклая полоса магнитного наручника пролегла как раз между браслетом и часами, туго обхватывающими запястье. Раздражённо прищуренные льдисто-серые глаза проехались по лицам присутствующих, отметив каждого остро заточенной галочкой.

— А вот и мой доктор! Мы отлично прогулялись, — приветливо сказал лидер. — Успели отдохнуть? Если вам необходима передышка, мы можем подождать.

— Кворум есть, давайте начинать, — нетерпеливо предложил Кальт. — Время не ждёт. Мне будет позволено присесть или…

— Будет лучше, если вы останетесь на ногах, Айзек. Чтобы мы не забыли, кто кого судит.

Голубоватый свет стелился по полу жидким ковром, струился по шпалерам в узорчатых рамах. Геометрический орнамент тканных картин в точности воспроизводил излюбленный рисунок обоев в приёмной «Абендштерн». «Если это сон, — подумал Хаген, — то я не хочу его видеть. А если нет — не хочу тем более!» Рядом ворохнулся Франц. Неудобные, шаткие стулья были развёрнуты таким образом, чтобы лидер мог наблюдать за бывшими помощниками. Он и наблюдал. Хаген чувствовал покалывание в тех местах, где липкий взгляд Райса ложился на вспотевшую кожу.

— Надеюсь, новые мастера приобрели ваши достоинства, а не недостатки. У меня большие надежды на вот этого, тёмненького Юргена, бравого солдата с внешностью вечного новобранца… Но, вероятно, я ошибаюсь?

— Ошибаетесь, — заверил Кальт, в свою очередь окидывая Хагена взглядом, вместившим в себя несколько лет мудрой карточной игры. — Этот тёмненький Юрген слишком послушен. Как ему говоришь, так он и поступает, никакой отсебятины.

— Так это же прекрасно! Это великолепно — для мастера, для гражданина, для норда — слушаться своего лидера и безоговорочно подчиняться железной дисциплине. Как раз то, чего вам не хватает. А ведь я вас предупреждал.

— Предупреждали.

— И?

— Я сохранил ваши слова в своём сердце, мой лидер.

— Но они не стали руководством к действию?

— Руководством к действию для меня обычно служит здравый смысл и представление о результате. Увы, я не умею быстро менять привычки.

Голос Кальта звучал спокойно и глуховато. С такими же терпеливыми интонациями терапист проводил утренние оперативки, доказательно разъясняя непонятливым сотрудникам аналитической секции их скромное положение в пищевой цепочке научников.

— Что ж, сегодня мы как раз поговорим о привычках, Айзек. Сколько программ вы прошли за последний месяц? Десять? Двадцать? Или больше?

— Даже не припомню, мой лидер. Можно свериться с записью в реестре…

— Которую вы периодически правите, подкручивая цифры, как вам заблагорассудится, — вполголоса подсказал Улле. Подавшись вперёд и опершись локтями на колени, разбросав полы расстёгнутого кителя, он настороженно внимал развернувшемуся диалогу.

— Подкручиваю?

— Нещадно, мой философ.

— А, смотри-ка, проблема! — озабоченно сказал Кальт. — И главное — перед самым началом войны. На вашем месте я бы сменил всю верхушку «Датен». Такая брешь в системе безопасности!

Впалые щёки Райса слегка порозовели. Брови съехались, что предвещало одну из знаменитых вспышек ярости, которых боялось близкое окружение лидера.

— Эта брешь стоит передо мной! Вы уже давно стали государственной проблемой, и только теперь я начинаю понимать, как далеко зашёл процесс. Проблема государственного масштаба! Вы можете собой гордиться!

— Так далеко моё тщеславие не заходит. Мне достаточно сознавать, что я достигаю цели.

— Любым путём, да, Айзек? Чего бы то ни стоило?

— Ух ты, — сказал Кальт, дёрнув головой, как будто уклоняясь от пущенного в его сторону мяча. — Около моего уха только что просвистел намёк. Едва не задело! Мой лидер, в чём вы меня обвиняете? Кроме нарушения проектных предписаний. В том, что я много учусь? Много работаю?

Кресло заскрипело, когда лидер взвился с места:

— Я обвиняю вас в том, что вы нестабильны и опасны! Я обвиняю вас в том, что вы неуправляемы! Что вы не одобряете мою политику и проводите свой курс, попутно ухитряясь изводить тех, кто действительно мне верен! Что за бойню вы устроили в научном городке? Прямо на пленарном заседании. Убили двух прекрасных мастеров!

— А для чего ещё нужны пленарные заседания? Я убрал балласт, скажите мне спасибо! Мартин, и вы, — я подключился к вашей оптимизации. Вынужденно — ведь это они вызвали меня на дуэль.

— Знаете, философ, после тех слов, что вы им сказали на всю страну, странно, что вас не вызвал весь научный корпус! Вы просто-напросто освободили место своим претендентам.

— Верно, — признал Кальт. — Мне нужны оба. Правая рука и… ещё одна правая рука.

— Зачем? — быстро спросил Улле.

— Затем. Пригодятся. Я же не спрашиваю, зачем вам этот милый домик в Иннерштадт, обозначенный в градостроительном плане как культурное наследие. Должно быть, я неправильно понимаю слово «наследие», или вы вы закопали клад под одной из своих…

— Айзек, чёртов вы наглец, закройте рот!

— Ничего, вы мне его сейчас зашьёте. Можно и потерпеть чуток. Мартин, не желаете помахать шлэгером? Обермастер Кройцер, а вы не хотите меня вызвать? Всего за полгода заведования научным городком вы умудрились откатить науку на два реестровых цикла. Ваши предложения, начиная с косметических и заканчивая попыткой чтения мыслей в игроотделе, бессмысленны и смехотворны! И вы ещё тщитесь создавать программы обучения! Ха! И тут мы опять возвращаемся к нашему экономному Мартину, так виртуозно смешавшему две качественно различные субстанции — пропаганду и обучение! Удачно сошлись сегодня звёзды! Фелькер, а сколько программ прошли лично вы? Государственная проблема кроется не в моём своеволии, а в непрофессионализме, имитации деятельности и опрометчивых решениях, принимаемых с кондачка…

— Довольно! — властно прервал лидер, унимая начавшееся в зале бурление взмахом ладони. — Прекратите, Айзек! Вы…

— Увлёкся. Вы тоже. Давайте же тащить обезьянье проклятие по миру, убегая от пожара! И ничего, что государство готово к войне, но не готово к элементарному выживанию, когда сдохнет курица, несущая золотые яйца. Мы будем бить в барабаны, уповая на мифический Пасифик, в то время как за спиной…

— Молчать!

С перекошенным лицом пошедший пятнами Улле вытащил из кармана крошечный пульт. Раздался треск. Лидер с детским любопытством воззрился на тераписта. Тот пожал плечами и поглядел вниз, деликатно притронувшись к встроенной в тело пластине нейроконтроллера.