А далеко-далеко внизу, под ногами распростёрся Райх.

Как лес, возникающий по деревцу, по выскакивающим то здесь, то там еловым веткам, хаотичным развёрткам кустарника, а потом — и вверх, и вправо, зелёными ярусами, до самого солнца — обрастающий мохнатой ретроспективой без дороги назад, так и Райх проявился в деталях, обломках геометрии — пятна, квадраты, окантованная синим стрела «Кроненверк», золотисто-белым — треугольник Ратуши, потеснённый шахматной клеткой техноцентров. Игральные кости — «Датенбанк», три кристалла — «Нейротех» и поменьше, побледнее, ступенями до самого низа — «Рад-Лаб», «Гебо» и приют лжецов-напёрсточников от науки — «Метеобюро».

А чуть ближе — игла радиовышки, а чуть дальше — кубик на кубике — район партийных общежитий, Парк Славы, военный городок. А вон и купол Цирка, а за ним — синхронное мерцание новых жилых кварталов! Ярко и остро, до рези в глазах. Хаген моргнул. Налетевший ветер смешал краски в крутящуюся спираль. Флик-фляк, слепое сальто! Гудение в ушах всё усиливалось. Рифлёная плита под ногами дрожала и подпрыгивала. «Сейчас нас унесёт», — подумал Хаген и почувствовал, как кренится башня. Кранк! — сказали металлические балки. Кирпичик за кирпичиком… да нет, какой кирпич — сталь и железобетон, блок за блоком, прощай, ласточкино гнездо…

Кто-то надвинул ему на голову капюшон, и шум утих. Башня стояла вертикально и никуда не падала.

— Да вон же! — воскликнул Франц, тоже приникая к ограждению. — «Ти-Инжиниринг». Я даже их погрузчик вижу. А вон, глядите, поезд!

Увлекшись, в неожиданном азарте он саданул Хагена в бок — левый, но отдача была весьма ощутимой. Хаген охнул, выругался сквозь зубы и вдруг с изумлением, как в первый раз, увидел заводы. А вместе с ними — другой Райх.

Истинный. Огромный.

Слаженный и чёткий.

Как машина.

Он даже рот приоткрыл, до того невероятным в своей простоте было зрелище — несложная, но мощная головоломка и каждый кусочек на своём месте.

— Ого? — беззлобно передразнил его Кальт.

Он стоял чуть позади, подняв воротник плаща, заложив руки в карманы и слегка набычившись, успешно отражая воздушный натиск. Мелкие градины налипали на мокрую ткань, утяжеляя её ещё больше. Коротко стриженные волосы тоже намокли и смёрзлись, поседели от инея. Однако холод его, кажется, не беспокоил — на бледных губах застыл уже знакомый Хагену призрак улыбки, умерщвлённой во младенчестве.

Хаген отвернулся. Ему показалось, что он заметил что-то, не предназначенное для чужих глаз. Наблюдать за преображённым Францем тоже не хотелось, и он сосредоточился на линии горизонта в поисках зарниц.

— Стену отсюда не увидать, — предупредил Кальт. — Далеко. Конечно, это не всё, всего лишь Траум. Впечатляет, не так ли? Зато отсюда же — вон там, видите? — вы можете полюбоваться и на Территорию. Сравните, Йорген. Найдите пять отличий.

Он нашёл десять. Тридцать. Сорок пять…

А потом сверху спустилась темнота, и над их головами зажёгся прожектор.

Колесо обозрения совершило полный круг.

И остановилось.

***

— Вот и всё, — заключил Кальт, как всегда бесцеремонно разворачивая его за плечи и подталкивая в нужном направлении. — Нам пора.

В круглой комнате их уже поджидали безопасники с инъекторами, но Кальт жестом приказал им выйти и они послушно загремели вниз по лестнице, прыгая через ступени. А вот Франц остался. Освежённый прогулкой, возбуждённый, в чёрной кожаной куртке с заклёпками и своей дурацкой лыжной шапочке, он насмешливо поглядывал на Хагена и ждал развязки.

— Спасибо за приятный вечер! — сказал ему Хаген. — Впечатлён. Нужно будет повторить при случае.

Терапист стоял, слегка наклонив голову, прислушиваясь к чему-то, что происходило не здесь.

— Какого чёрта? — поинтересовался Хаген. — Что это было? Зачем?

— Я всего лишь показал вам вашу раковую опухоль, — откликнулся Кальт, не меняя позы. — Что же вы так нервничаете? Не понравилось?

— Мне не нравитесь вы, — сказал Хаген. — И мне не нравится, что такие, как вы, прут на север. Сверху это выглядит красиво. Мощно. До тех пор, пока вы не наступите сапогом на чьё-нибудь лицо.

Он задохнулся.

— Ну-ну, — поощрил Кальт. — Продолжайте. Вы же не договорили.

— Разве? Я тезисно. К тому же, поздно. Устал.

— Я рассчитывал, что вы ответите на мой вопрос. Помните? Что у вас есть, кроме Райха?

— Не ваше дело.

— Всё, что касается вас, теперь моё дело. Мы ударили по рукам, мне завернули покупку и пожелали счастливого пути. Я купил вас, Йорген. Вместе с вами я, кажется, приобрёл пакет проблем, но я заставлю вас отработать. Полагаю, мы начнём с глубокого изучения вопроса адаптации.

— Больной ублюдок, — выдохнул Хаген. — Да вы же спятили!

— А вы нет? Мой рассудительный техник! Юрген Хаген, позвольте заметить на правах вашего нового начальства: вы ведёте себя нелепо и странно. Именно это мы обсуждали сегодня с Виллемом. В таких вопросах личная беседа просто незаменима. Ваш игромастер озадачен. Я, признаться, тоже. Что вы натворили, болван? И самое главное — что ещё вы собираетесь натворить?

— Ничего, — сказал Хаген с бессильной злобой. — Я не успею ничего. Вы это хотели услышать? Чего вы добиваетесь? Чтобы я сказал: «Виноват» и прыгнул вниз? Пустил пулю в висок? Дайте пистолет и занимайте кресло в первом ряду. Не то? Тогда чего вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы капитулировали, — сказал Кальт. — Мне нужен ассистент, а не ассасин. Мне надоело, что вы только и выискиваете момент, чтобы вцепиться мне в горло. Это забавно, но здорово отвлекает от дел. Сдавайтесь, упрямец! У нас много работы. Идите сюда!

Он шагнул вперёд и протянул руку, которую Хаген отбил — крест-накрест, наотмашь, почти не чувствуя боли.

— Довольно! — произнёс он, трясясь от раздражения. — Хватит! Я вам не вещь! Вам не сделать меня вещью. Я не давал на это согласия!

— Вы правы, — сказал Кальт, осенённый какой-то свежей мыслью. — Вы совершенно правы. Мы обсудим, когда окажемся дома.

Он развернулся и запрыгал вниз по лестнице, грохоча не хуже безопасников.

— Дом — это что? — спросил Хаген у всего, что не могло отвесить пощёчину, — у стен, пола, потолка.

— Дом есть дом, — ответил Франц. — Солдат вроде тебя уж мог бы это знать.

— Я не солдат.

Стены промолчали. Равно как пол и потолок.

— Чёрт-те что, — задумчиво сказал Хаген, начиная спускаться. Ему хотелось побыстрее завершить этот день. А ещё лучше — переписать сначала. От заглавной до точки.

На последней ступеньке он пошатнулся. Франц не дал ему упасть.

— Сверим шансы? — предложил он, напирая грудью, безжалостный и жаркий как триумфальная колесница.

— Мозаика, – напомнил Хаген. — То так, то эдак. И я ещё жив. В отличие от тебя. Мой капитан.

========== Система лояльности ==========

«Едем домой», — сказал Кальт. По-видимому, это должно было означать, что они возвращаются в «Абендштерн».

И действительно, справа мелькнули подсвеченные по контуру арочные конструкции Первой транспортной линии, затем прерывающаяся тёмными провалами мешанина из разномастных, разноуровневых построек — нигде ни одной живой души, поздно, слишком поздно. Потом остались только пляшущие в ночи кругляши дорожных фонарей и россыпи зелёных огней вдалеке. Хаген то узнавал, то не узнавал дорогу. Впечатления дня, наслоившись, придавили его сознание, пощадив лишь самые примитивные, односложные мысли. Он мыслил: «Холодно» и мыслил: «Марта» и что-то ещё, тревожное и большое. «Вы спите?» — спросило тревожное и большое, он сказал: «Почти» и мягко привалился к стеклу.

А потом движение прекратилось. Совсем близко заскрипело, щёлкнуло. Он вздрогнул и очнулся, насквозь промёрзший и в холодном поту. Негнущимися пальцами отстегнул проклятый замок и, наконец, выбрался наружу, присоединившись к теням, которые только его и ждали.

Вокруг была плотная, сырая тьма. Он посмотрел вверх и обмер под прицелом тоненькой, серповидной, замыкающейся в бесконечности…