Пролог.
Кто-то кричал моё имя, сквозь темноту я видела красные и синие мигалки полицейских машин и скорой. Голос принадлежал ему. Кто же знал, что студенческая жизнь окажется настолько яркой и запоминающейся. Кто знал, что всего один человек может перевернуть мировоззрение на триста шестьдесят градусов.
–Держись, Лия, прошу! Я люблю тебя! – Он продолжал кричать.
Неужели он не понимал, что эти слова причиняли мне большую боль, чем раны на теле? Вот почему я избегала любого существа мужского пола, потому что однажды это существо превратит жизнь в чертов ад на земле.
–Девушка, вы слышите? Не закрывайте глаза! Не закрывайте! – Кто-то аккуратно хлопал меня по щекам.
Затуманенный взор был нацелен на него: его повязали наручниками и посадили на заднее сидение полицейской тачки. Я почти расхохоталась, настолько было неудивительно, что я попала в такой абзац, о котором мама предупреждала с малых лет.
–У неё есть с собой документы? – Спросил фельдшер.
–Есть мобильный. – Вдруг раздался мой рингтон. – Добрый день. С вами говорит фельдшер скорой помощи, Джэральд Льюис. Вы мама девушки? Успокойтесь, она жива, просто попала в большую передрягу. Мы везем её в Принстон-Плейнсборо. Пожалуйста, не кричите.
Я почувствовала себя героем Мортал Комбата, которому нанесли финальное фаталити. Этим последним ударом был звонок моей вездесущей матушки.
1
–Не могу поверить, что ты прошла, да ещё и со стипендией! – Моя мама стояла, перепрыгивая с одной ноги на другую. – Ты не так безнадежна!
–Мам, мне, конечно, приятно, но не очень хочется, чтобы посторонние люди знали, как ты оцениваешь навыки и мотивируешь свою дочь. – Я бубнила из-под волос, которые лежали на моем лице.
Парикмахер только что закончила окрашивание и приступила к стрижке моего каре. Так как последние полгода я безвылазно готовила свою исследовательскую работу и детектив, которые и стали моим проходным билетом в Принстонский университет, на отросшие корни совсем не было времени. Нет, я далеко не из тех фиф, которые окружали меня в старшей школе, просто волосы – единственное, чему я уделяла должное внимание в своей внешности.
–Господь, направь эту беспризорницу на верный путь и пошли ей мужика, дабы угомонить…
–Мама! – я схватила со стола расческу и шлепнула легонько маму по бедру. – Мы не в церкви, прекрати!
–Так, сейчас мы отправимся в торговый центр! Накупим тебе всего…
–Даже не думай уговаривать меня покупать юбку, платье и прочую девчачью дребедень.
–Но ты и есть девочка! – Заскулила мама. Я знала, как ей было важно, чтобы я всегда выглядела лучше всех. Она обожала шоппинг, обожала наряжать меня, как куклу.
–Черт, если ты действительно угомонишься, я соглашусь на два платья и две юбки. У моего гардероба случится инсульт, если их будет больше.
–Ура!
Мама подбежала и чмокнула меня в щеку, пока парикмахер с испугу чуть не отрезала мне волосы до макушки.
–Мисс, пожалуйста, присядьте на гостевой диван. – Не выдержала та.
Подготовка к университету шла полным ходом всю последнюю неделю. В понимании моей матери это была совершенно новая жизнь, а в моем – новые проблемы. Мама все школьные годы мечтала о том, чтобы попала в один из университетов Лиги Плюща, откладывала денежные средства, которые не пригодились, ведь я – стипендиат. Мы жили в Филадельфии, где тоже имелись приличные университеты, но мама была одержима Елью и Принстонским университетом. Она не заставляла меня учиться, с учебой у меня проблем не возникало, я прекрасно осознавала, что это необходимо.
Я наблюдала за своей мамой: женщина сорока лет, тростиночка, выглядела моей ровесницей. Её черные волосы (натуральные, в отличие от моих) собраны в конских хвост, рваные джинсы на ногах и широкая рубашка в клетку, кроссовки Pumaс прорезиненной подошвой – нет, никогда бы не дала ей сорок лет. Вирджиния Коулман, как сумасшедшая, сгребала все яркие платья и кидала на стул в моей примерочной. Я сбилась со счета на седьмом, поэтому просто как робот надевала на себя их и снимала, уговорив саму себя взять то, которое приведет маму в восторг. Попутно примерке, я благодарила Бога, что учебники, тетради, блокноты и прочую канцелярию мы закупили на прошлой неделе.
–Ну, пусти свою мать, что я там не видела! – Мама и деликатность в общественных местах – вещи разные.
–Мама, прояви выдержку.
«Кое-что ты не видела, и тебе не стоит» – думала я, стягивая очередной наряд. После последнего экзамена я набила себе татуировку у своего хорошего знакомого и мастера по совместительству. От середины бедра, до тазовой кости, проходя по ягодице, на моей ноге были набиты бардовые розы, в центре которых был запутавшийся в шипах гравированный кинжал. К такому маму следовало подготовить заранее, учитывая её умение держать язык за зубами на людях.
Конечно, помимо маминых кукольных нарядов, для меня ещё были закуплены мои неотъемлемые спутники: черные джинсы, черные футболки, черные бейсболки, черные кроссовки, черные куртки и толстовки. Наверное, одержимость мне досталась от матери. Но вот без чего точно мой день не мог пройти, так это без стакана айс карамель маккиато из Starbucks1. От холодного кофе я была зависима похуже сигарет.
Два огромных чемодана были доверху забиты: один исключительно моими любимчиками, второй маминой прихотью. На самом деле мама не всегда была такой «современной», заботливой и лучезарной при виде меня. Мне казалось, что она чувствует себя очень виноватой передо мной каждый раз, когда проводит по моему шраму над ключицей. Один день круто изменил жизнь двенадцатилетней меня и мамы. День, который в «коробках» моих воспоминаний имел название «вскрывать только при необходимости».
–Милая, как же я без тебя буду? – Мама помогала мне спустить чемоданы к входной двери.
–Думаю, отдохнешь, как следует. Тем более почаще сможешь звать в гости Гектора.
–Так тебе завидую! Я заканчивала Пенсильванский университет, поэтому родители не стали тратиться на общежитие. Приходилось вставать ни свет, ни заря и тащиться на общественном транспорте на первые пары. – Мама сморщила лицо. – Надеюсь, в коммуне ты найдешь себе друзей. Ты так одинока.
–Брось, у меня есть ты. – Я улыбнулась маме.
–Ну, со сверстниками интереснее…
–Вспомни моих «подружек», первая увела Брэндана, – Здесь мама яростно расхохоталась.
–Помнишь? «Добрый день мистер, то есть миссис, мисс Квартал» – Мама смеялась ещё пуще, я подхватила.
–Вторая оказалась тупой, как угол в девяносто пять градусов. – Я загибала пальцы.
–Ладно, я поняла-поняла.
–Они все жутко деградируют. – Я встряхнула головой, будто деградацией можно было заразиться, подумав о ней. – Да и за что ты так со мной? Я хотела жить в общежитии, там и дешевле, и спокойнее.
–Чтобы даже на каплю не прочувствовать все прелести студенчества? – Мама смотрела на меня с искренним удивлением. – И, Офелия, пожалуйста, не надевай ты черное каждый день! Ну, ей Богу, всех парней распугаешь!
–Но ведь в этом и смысл…
Утром такси подъехало к нашему небольшому домику на Юг-Мелвилл стрит, мы быстро погрузили вещи, мама вытирала слезы, махая мне белым платочком у почтового ящика, пока я закатывала глаза на заднем сидении. На такси до Принстонского университета ехать от часа до двух, в зависимости от загруженности дорог, а учитывая, что сегодня предпоследний день летних каникул, стоять нам все три часа. Я предупредила водителя, что если мы не заедем по пути в Starbucks на перекрестке Юг 34-я стрит и Уолнат-стрит (в котором я, кстати, проработала все лето), то в Нью-Джерси он привезет высушенный жаждой и жарой сухофрукт.
Когда нас застиг трафик, я вдруг всецело осознала, что буду четыре года жить в другом городе. Меня будут окружать неприятные мне люди, а по соседству проходить безбашенные вечеринки. Мне ежедневно нужно будет делать столько домашки, сколько за всю школьную жизнь и не снилось! Мне, конечно, по жизни было плевать на мнение окружающих, и все с первого взгляда на меня могли это понять. Я начала вспоминать, что я дичайшая неудачница, супернеуклюжая, что смех у меня больше лошадиный, чем человеческий, что… «Нет, Офелия, остановись» – я отрицательно покачала головой, – «Тебе же плевать», и продолжила пить кофе. Как приятно было оказаться в мире, где всем плевать на тебя взаимно. В школе каждому до меня было дело: «Ты гот? Ты рокер? Кто-то умер, Ли? Шлюха!». Шлюха было моим любимым призванием. Оно далось мне из-за нестандартной внешности и неудачных обстоятельств (типа, я случайно зашла в мужскую раздевалку, вместо женской, где Рокки Грин стоял полностью голый, и это заметили две чрезвычайно общительные дамочки). И никого не волновало, что в свои девятнадцать я была девственна, как Дева Мария, в отличие от каждой фифы моей школы, которые переспали со всеми крутыми и не очень парнями. Но кличка, которая будет преследовать меня до конца дней, готова поспорить, достанется мне и в университете. В школе меня звали «Лепрекон». Мой рост составлял один метр и пятьдесят семь сантиметров. Ввиду маленького роста и зловещего внешнего вида, Лепреконом я была буквально с пятого класса. Были ещё такие варианты, как «анарексичка» или «прокладка», потому что вес мой не превышал сорока двух килограмм, но до конца не привязались.
