– Как это не слышно, синички в саду посвистывают весь день. А в лесу и другие птицы остались.
– Я соловьев люблю, иволгу…
Морис улыбнулся:
– Дроздов, пеночек, сизоворонок.
– Сизоворонки у нас не водятся, – вздохнула она.
– Неужели?! Ну, ладно, ладно, – добавил он примирительно, – если хочется птичек, то можно послушать старую пластинку или пение по Интернету.
– Так я хочу живых послушать! – возмутилась девушка вполне искренне.
– Тогда придется подождать весны.
Она кивнула.
– Кстати, – заговорил Морис, – звонил Шура и просил передать, что подъедет часов в девять.
– Хорошо.
– В какой-то мере пение соловья пока может наш Шура заменить, – невинно обронил Миндаугас.
Наполеонов неплохо играл на гитаре, сочинял песни и сам их напевал. Морису нравилось.
А Мирослава, как догадывался Миндаугас, от исполнения Шуры была в восторге.
Мирослава рассмеялась:
– Значит, лес отменяется?
– Ничего подобного, в лес мы поедем гулять и любоваться красками осени.
– Звучит романтично… – Легкая ирония, прозвучавшая в ее голосе, задела Мориса за живое.
– Свой внутренний мир нужно обязательно подпитывать красотой, – заметил он серьезно, – иначе он поблекнет и жизнь станет пресной.
– Это открыли английские ученые?
– Нет, это открыл я.
– Ну, если ты, то я согласна сходить в лес, – улыбнулась Мирослава.
Шура прибыл ровно в девять вечера, завел машину во двор и, войдя в дом, сразу направился на кухню. Втянул острым носом воздух:
– Вкусно пахнет! Что у нас сегодня на ужин?
– Запеченная с овощами камбала, жареный картофель, салат из фруктов, пирог с яблоками и твой любимый чай.
– Тогда я по-быстрому умоюсь, вы без меня не начинайте!
Мирослава фыркнула, а Морис отвернулся на миг, пряча улыбку.
Шура, благоухающий лавандовым мылом, явился через десять минут, поправил свои коротко остриженные волосы с рыжеватым оттенком, и на полном серьезе заявил:
– Я готов.
Они уселись за стол и, пока ели, мило болтали ни о чем. После чая Шура посмотрел на Мирославу своими зеленовато-коричневыми глазами мудрого лиса, и сообщил:
– Я вообще-то сегодня по делу.
Мирослава ответила ему вопросительным взглядом.
– В общем, один мой хороший знакомый попросил помочь, и я, Слава, рассчитываю на тебя.
– На меня?!
– Я сейчас все по порядку расскажу.
– Рассказывай…
Но рассказывать Шуре особо было нечего. Он изложил все, что услышал от Трофимова, упомянул о хорошем гонораре, о том, что про крестную Богдана ему ничего не известно, но Трофимовы – люди небедные.
– Дело и впрямь меня заинтересовало, – ответила Мирослава задумчиво, – но, как я понимаю, раскрывать его придется в Н-ске?
– Увы, – развел руками Шура, заметив краем глаза, как тень недовольства скользнула по лицу Мориса.
«Ничего, не маленький, переживет, – подумал Шура, – можно подумать, Мирослава в первый раз из города уезжает».
Мирослава тем временем взяла на руки тершегося о ее ноги Дона и уткнулась носом в его пушистую, мягкую шерсть.
– Тебе надо подумать? – осторожно спросил Шура.
– Секундочку…
Наполеонов кивнул и взял с тарелки еще один кусок пирога.
Морис долил чай в его чашку.
– Пожалуй, я возьмусь за это дело.
– Ну, вот и ладушки, – обрадовался Шура.
– А этот Н-ск далеко от нас? – печально спросил Морис.
– Нет, недалеко, – ответил Шура, – на машине часа два, на электричке еще быстрее.
– И никому не известно, насколько расследование затянется, – проговорил Морис.
– Это никогда не известно, – согласился Шура, – но ты, викинг, не вешай нос. Соскучишься, съездишь в гости к своей ненаглядной работодательнице.
Морис молнией метнул в Шуру свой ставший стальным взгляд.
– Убил! – Шура притворно схватился руками за левую сторону груди и стал сползать со стула.
– Шура, – произнесла укоризненно Мирослава.
– Мне теперь может помочь только кусочек торта «Наполеон», – жалобно проговорил Наполеонов.
– Нет его.
– Как это нет?! – возмутился Шура, подпрыгнув на стуле и изображая Карлсона, лишенного последней банки варенья, чем вызвал недовольство Дона, начавшего постукивать своим роскошным хвостом.
Мирослава ласково погладила кота:
– Ну, не сердись, ты же знаешь, наш Шура любит дурачиться.
Наполеонов вздохнул:
– Никакого сочувствия к трудящимся. Между прочим, у меня рабочий день ненормированный…
– Трудящийся, звони своему приятелю, пусть подъедет, нужно все обговорить.
Наполеонов вытащил из кармана телефон и набрал номер Трофимова. Назначил ему встречу с Мирославой на десять утра и объяснил, как добраться до ее дома.
Мирослава распахнула окно, прохладный воздух полился на кухню.
– Даже не верится, что уже октябрь, – произнесла она, – ночи еще не холодные, а какие огромные в небе звезды, точно яблоки.
От яблок и звезд на Мирославу повеяло Украиной, и она загрустила, вспомнив о брате Викторе.
Когда-то в детстве они часто ездили летом к его украинской бабушке под Полтаву… И там были такие яблоки и такие звезды!
– Ты чего? – встревожился Шура.
– Ничего, просто задумалась…
– А мы в лес собирались… – проговорил Морис.
– За грибами? – оживился Шура.
– Почему сразу за грибами? Просто погулять. Красиво ведь…
– Да, ты прав, красиво. Мы, горожане, теперь почти и не бываем на природе. Хорошо, что вы, ребята, в коттедже живете, сад у вас, озеро. Я хотя бы здесь свежим воздухом дышу. А то все один смог да выхлопные газы.
– Шура, спой, пожалуйста, – попросила Мирослава.
– Про грибы?
– Про что хочешь. – Она вышла из кухни и через несколько минут вернулась с гитарой.
Шура взял в руки инструмент, пробежал пальцами по струнам и объявил:
– Песня про грибы. В некотором роде…
Через минуту Шура запел приятным баритоном:
– Ах, если бы, да кабы,
Все ходили по грибы…
Я вот тоже в лес ходил,
И в лесу том наследил,
Я в лесу том заблудился,
В жену лешего влюбился,
Ночь провел наедине.
И так стало тошно мне!
А на днях в окошко глянул,
Думал, показалось спьяну! –
Светит над окном луна!
Под окном стоит Она!
В волосах ее листва,
А в руках младенцы. Два!
И сказала мне: «Твои».
И на память о любви,
Без упреков, без затей
Мне оставила детей.
Жить мне стало интересней,
И теперь пою я песни.
Только в лес я ни ногой!
Вреден запах мне грибной!
Когда Шура перестал петь, Мирослава поднялась, обняла его за плечи и чмокнула в макушку:
– Нет числа твоим талантам, мой дорогой Шурочка.
– Спасибо, сестренка. – Шура погладил ее руку.
– Оставайся ночевать, уже поздно.
– Ага, только маме позвоню.
– Не забудь Софье Марковне передать привет.
– Не забуду…
Шура вышел из кухни, Морис стал убирать со стола, и Мирослава принялась ему помогать.
Она не могла не заметить, что Миндаугас огорчен ее предстоящим отъездом.
– Морис, – она дотронулась до его плеча, – ты чего приуныл?
Он не ответил.
– У нас работа такая, сам знаешь. К тому же не на год я уезжаю, будем перезваниваться.
Морис кивнул:
– Конечно. Я все понимаю.
– Ну, вот и хорошо. Я рада, что ты теперь со мной работаешь, мне есть на кого оставить агентство, а самое главное – Дона. Раньше приходилось отвозить его к тете Вике… А он не любит жить вне дома. И потом у тети есть Луи. А Дон с Луи не очень ладят…