Всю неделю стояла хорошая погода, но в тот день дождь лил как из ведра. Сэм закрыл дверь в машине, и все окна запотели. Я смотрела в окно гостиной, гадая, стихнет ли дождь к тому времени, когда мне нужно будет забирать Эмили из яслей. Небо было свинцово-серым, вода лилась сплошной металлической завесой. Я взяла телефон и написала Сэму, как договаривались. Смешно, учитывая, что он находился прямо за стеной, но…

«Не могли бы вы закинуть меня в ясли «Маленькое чудо»? Через 5 мин. Спасибо».

Он тут же прислал ответ: «Без проблем», и я услышала, как он заводит машину.

Я быстро коснулась губ помадой и провела по волосам расческой. Среди мамаш, которые водили своих детей в «Маленькое чудо», существовало соперничество: полагалось выглядеть повседневно, но вместе с тем безупречно. Соперничество касалось не только внешности, но и достижений малюток. «На выходных Мэйбл выучила сотое слово». «Артур уже практически сам завязывает шнурки». Большинству из мам перевалило за тридцать, я была самой молодой. Сначала они предположили, что я няня по обмену, и очень удивились тому, что я англичанка.

Я поставила дом на охрану, выскочила на улицу и запрыгнула к Сэму на заднее сиденье, торопливо закрыв дверь.

– Слава богу, что вы здесь, Сэм, – сказала я, пристегиваясь.

– Вы живете неподалеку? – спросила я, когда мы тронулись с места. Это был глупый вопрос, и я тут же пожалела, что задала его. Как будто человек с зарплатой водителя смог бы жить здесь.

Сэм засмеялся.

– Нет, я живу в восточной части города, но, вообще-то, я из Мидленда.

Больше он ничего не добавил, и мне стало неловко расспрашивать. Показалось, что он не хочет говорить о себе, возможно, даже скрывает какую-то трагическую тайну. Он много улыбался, но его улыбка меня не провела. Я чувствовала, что в глубине души у него таится печаль. По крайней мере, мне казалось, что я чувствую. Теперь я понимаю, что он был для меня всего лишь зеркалом: я думала, что вижу его, а на самом деле видела свое отражение. Потому-то и не помню его лица.

До яслей мы добрались за несколько минут. Сэм заехал на «Рэндж Ровере» на тротуар, я побежала через дождь к дверям. Эмили выскочила мне навстречу с воплем: «Мама, мама!» – и бросилась в ноги. Я отцепила ее и подняла.

– Угадай, кто ждет в машине? – спросила я.

– Папа!

– Нет, не папа, не сегодня. Сэм! Помнишь, Сэма?

На ее лице появилось озадаченное выражение, затем она просияла:

– Сэм! Пиу-пиу!

– А, ты вспомнила «Пожарного Сэма», – ответила я. Это был один из ее любимых мультиков.

Я оглянулась, надеясь, что никто из мам нас не слышал. Детям до трех лет не полагалось смотреть телевизор: это как-то мешало развитию левого полушария… или правого?

Когда я рассказала Сэму, что Эмили подумала, будто он мультяшный персонаж, он громко усмехнулся. Всю дорогу до дома она повторяла: «Пиу-пиу», и он в ответ стал напевать вступительную песенку, выкрикивая: «О нет, кот застрял на дереве в Понтипанди!» Похоже, он все знал о «Пожарном Сэме», и я задумалась, нет ли у него своих детей. Но спрашивать не стала, а сам он ничего не сказал.

– Не хотите пообедать с нами? – спросила я, когда мы вернулись домой.

Сэм заколебался, потом покачал головой.

– Нет, спасибо, – он раскрыл надо мной зонтик и держал так все время, что я вытаскивала Эмили из ее автокресла. – Я хожу в забегаловку рядом с метро, там подают завтраки с утра до вечера.

Я подняла Эмили и, укрыв ее руками, донесла до двери.

– Могу сделать яичницу с беконом, если вы по этой части. Или фасоли? Крепкого чаю? – Внезапно я поняла, что спрашиваю почти с отчаянием. По правде говоря, я нуждалась в компании – любой. Меня ждал очередной длинный день. После обеда я укладывала Эмили спать, и мне нечем было больше заняться.

– Это очень любезно с вашей стороны, миссис… то есть Наташа, – сказал Сэм, – но, если не возражаете, я лучше возьму перерыв. Босс хочет, чтобы я забрал его в три.

– Да, конечно. Простите, я не хотела… Конечно, вам нужен перерыв.

Хотя у Сэма было не так много обязанностей, его рабочий день был длинным: он часто привозил Ника домой уже после восьми вечера. А потом ему еще нужно было вернуться к себе домой. Интересно, ждал ли его там кто-нибудь? Жена, девушка или, может быть, бойфренд? Я не знала, почему его жизнь вызывает у меня такой интерес.

С тех пор как я в последний раз виделась с мамой, прошло уже несколько месяцев, и, хотя мы почти всегда ссорились при встрече, я скучала. Наши отношения, как это часто случается в семьях из родителя-одиночки с единственным ребенком, были напряженными. Мама питала глубокое недоверие к особям мужского пола и свято верила, что женщинам куда лучше без них. Любовь для нее была занятием рискованным и требовавшим крайне осторожного подхода. Когда я рассказала ей, что беременна и выхожу замуж за Ника, как только он разведется, она отреагировала так, будто я собралась на каблуках карабкаться на Килиманджаро.

– Ну не дура ли, – сказала она. – Выбрасываешь на ветер свою жизнь…

Мама заявила, что теперь, раз у меня есть «богатый папик», я больше не нуждаюсь в ее заботе. Перестала отвечать на звонки и сообщения, не пришла на свадьбу. Я было подумала, что мы разругались навсегда, но когда родилась Эмили, я отправила маме ее фото, и уже через несколько часов она была у родильной кровати, воркуя над внучкой. Но все равно отказывалась приходить ко мне в гости и общаться с Ником.

Я решила, что пора ее навестить. Мне не хотелось заявляться к ней на «Рэндж Ровере» с Сэмом за рулем, но добираться на общественном транспорте было бы неудобно. Вполне логично, чтобы нас довез Сэм, к тому же у него было полно времени, пока Ник занимается делами.

– Значит, здесь вы выросли? – спросил Сэм, когда показались ряды муниципальных таунхаусов с маленькими окнами и белыми стенами, которые вечно нуждались в покраске.

– Да, – ответила я. – Вы удивлены?

Он кивнул.

– Довольно контрастно.

– Это уж точно.

Я попросила его поставить машину за углом, чтобы ее не было видно. Эмили заснула в дороге, но проснулась, едва я расстегнула на ней ремни.

– Когда вас забрать? – спросил Сэм.

– М-м-м… около трех? Я напишу, когда захочу домой. Идет?

– Серьезно, Наташа, а ты чего ожидала? – спросила мама, когда я рассказала ей, как прошли крестины. – В их глазах ты разрушительница семьи. Выкинула Джен из родного дома, бога ради. Неудивительно, что они тебя ненавидят. Я бы уж точно ненавидела.

Спасибо за поддержку, подумала я, но вслух ничего не сказала, только обмакнула печенье в чай и запихнула в рот, прежде чем оно развалилось.

– Но все еще хуже, мам. Хейли специально попросила Джен быть крестной, чтобы меня задеть, я знаю. А теперь она говорит, что Ник не может быть отцом Эмили, потому что у него медленные сперматозоиды. Ник сказал мне, что они с Джен не хотели детей, но Хейли утверждает, что они много лет пытались зачать ребенка. Конечно, она может врать, но тогда… – мой голос стих.

Мама скорчила гримасу.

– А ты на сто процентов уверена, что Ник – отец?

– Мам! – Я бросила взгляд на Эмили в другом конце комнаты. Конечно, она была слишком мала, чтобы понять наш разговор, но мне не хотелось, чтобы она слышала такие слова. Ей дали кастрюли, и она колотила по ним деревянной ложкой. – Конечно, это он! Как ты можешь такое спрашивать?

– Ну, откуда мне знать? – пробормотала она. – Ты спала с женатым мужчиной, кто знает, на что ты еще способна?

Я решила не напоминать ей, что она сама незамужняя мать. Мой отец никогда не обсуждался, мне настолько мало было о нем известно, что он вполне мог оказаться донором спермы, хотя я давно подозревала, что он просто был женат.

Я понизила голос:

– Дело не в сексе. Мы не могли сопротивляться нашим чувствам. У нас любовь.

– Любовь… – повторила мама с таким видом, как будто это нечто еще более фантастическое, чем жизнь на Марсе.