Откинув светлые пряди с ее лица, я нежно погладил щеку Эбби, но она все равно не пошевелилась. Наоборот она так мило хрюкнула, за что в состоянии бодрствования ей стало бы стыдно. Она самый настоящий ангел, спустившийся прямо с небес, которая утирала мои слезы, утешала меня, не говоря уже о том, что спала со мной, хотя и не должна была.

Черт. И почему она должна быть такой красивой? Было бы гораздо проще, если бы она оказалась какой-нибудь простушкой или уродиной. Нет, моя спасительница — мой ангел — должна быть фантазией любого мужчины. С расстроенным ворчанием я ретировался в ванную. Несмотря на искушение, я не стал бы сегодня утром дрочить. Дело не в такой уж моей чистоте — черт, я же позволил официантке отсосать у меня прошлым вечером в подсобке закусочной. А в том, что, чтобы возбудиться, мне бы пришлось фантазировать об Эбби.

Поэтому я включил холодный душ и смотрел, как мое возбуждение спадает вместе со стекающими потоками воды. Только я собрался выключить воду, как меня накрыл рифф[11], словно проехавшийся в голове поезд. Он буквально застал меня врасплох, так что мне пришлось прислониться к кабинке, чтобы не упасть. Зажмурив глаза, я напел вслух то, что крутилось у меня в голове.

Вылетев из душа, я запахнул на талии полотенце и вышел из ванной. Обычно я шел в спальню за вещами голышом, но сейчас не посмел бы столкнуться с Эбби в таком виде. Одевшись, я взял гитару, блокнот, какие-то ноты и карандаш и отправился на кухню. Включив кофеварку, я плюхнулся за стол.

Я быстренько записал рифф, который услышал, и стал работать над мелодией. Покончив и с этим, я начал подбирать подходящий текст. В этот момент вырвались все мои эмоции. За все время яростной писанины я остановился только один раз, когда у меня свело руку от быстрых движений.

Потом я пристроил гитару на коленях и стал наигрывать только что написанную мелодию. Я стер и изменил несколько аккордов, а потом начал заново. Прикрыв глаза во время игры, я сосредоточился на словах в своей голове.

Но тут кто-то подошел ко мне сзади, и мои веки распахнулись.

— Доброе утро, — тихонько пробормотала Эбби.

Я оглянулся на нее и улыбнулся.

— Доброе. Я тебя разбудил?

— Да, но ничего страшного.

— Прости. Моя муза решила, что мне больше не нужно спать, — солгал я, потому знал, что очень разозлю ее, если скажу правду. Дернув головой поверх плеча, я сказал: — Там есть кофе, если хочешь. Хотя тебе, наверно, лучше выпить апельсинового сока. — Я подмигнул ей. — Не хочу, чтобы ты снова у меня на глазах свалилась в обморок.

От моей внимательности ее щеки порозовели.

— Спасибо. Но со мной теперь все в порядке.

Я кивнул.

— Мы остановимся на завтрак, может, через час или около того.

— Хорошо. — Она махнула рукой в сторону блокнота и записанных текстов и аккордов. — Как продвигается?

Я скорчил рожу.

— Хорошо, но она никогда не выйдет в свет.

— Почему нет? — спросила она, опустившись на сиденье рядом со мной.

— Студии грамзаписи нужны от нас очень своеобразные вещи, — я махнул блокнотом, — а это не из их числа.

Подтянув колени к груди, она уперлась в них подбородком.

— Не узнаешь, пока не попробуешь.

— Поверь мне, этого не будет.

Она вскинула брови.

— Ой, да ладно тебе, мистер Стакан Наполовину Пуст. О чем она?

С некоторым сомнением я ответил:

— О моей умирающей маме.

Ее лицо сникло.

— О, Джейк, мне так жаль, — прошептала она.

— Я знаю. И спасибо. — Стоило мне начать вырывать слова песни из блокнота, как она потянулась ко мне и схватила за руку.

— Не надо.

Я решительно сжал челюсти.

— Ничего не получится, Ангел. Я должен петь о любви, отношениях и сексе. О всякой такой хрени. Песня о моем чертовом сердце, разрывающемся на части из-за того, что моя мама умирает, не приведет нас к альбому, не говоря уже о сингле.

— А как насчет Эрика Клэптона и его «Слез в небесах»?

Я бросил на нее испепеляющий взгляд.

— Это же Клэптон. Он мог послать любую студию грамзаписи, если бы тем не понравились его песни.

— Хорошо, тогда дай мне подумать. — Несколько секунд она барабанила пальцами по столу. — Ладно, а что ты скажешь про песню Альтер Бридж «Светлой памяти»?

Мои брови приподнялись от удивления.

— Ты, правда, слушаешь Альтер Бридж?

Она закатила глаза.

— Вопреки твоему мнению, я не пребывала всю жизнь в дремучем лесу и не слушала только Джонас Бразерс.

Я не смог сдержать уголки своих губ, которые тут же поползли вверх.

— Ну, хорошо, руководство Альтер Бридж преподносит их не таким образом, как наше.

— Ты и правда собираешься так быстро сдаться в том, что тебя действительно захватывает? — Она подвинула ноги туда, где ее локти опирались на стол. — Это совсем не похоже на дерзкого, плюющего на всех Джейка, которого я знаю.

Минуту я хмурился, а потом разочарованно выдохнул.

— Ну, хорошо, мисс Все Исправим, что мне сделать, чтобы она зазвучала?

Склонив голову, она задумчиво закусила нижнюю губу.

— Почему бы тебе не выбрать что-то символическое, что бы олицетворяло твоей мамы... — Она не могла заставить себя выговорить эти слова вслух.

— Ты же большая девочка, скажи прямо. Ее смерть. — Эбби уже было открыла рот, но я остановил ее рукой. — Да-да, тебе жаль. Я знаю. А теперь давай дальше про всю эту символическую фигню.

— Ну, это как в 60-е годы люди пели песни с зашифрованными в них символами из-за законов Федерального агентства по связи. Как у Бердс в «Мистере Тамбурине» говорится о торговце наркотиками, и уверена, ты знаешь о «Паффе, волшебном драконе».

Я сердито взглянул на нее.

— Ты, конечно же, думаешь, что я знаю песни с подтекстом о наркотиках?

Она усмехнулась.

— Я не хотела тебя обидеть.

— Хочу тебе сообщить, что наркотики я не употреблял со времен средней школы, Ангел, — рассмеялся я.

— Приятно слышать.

Я покрутил пальцем у виска.

— Они мешают моей творческой личности, так что я просто говорю «нет».

— Хм-м, а что с алкоголем? — поинтересовалась она.

Черт, вот тут она меня подловила. Я не смог сдержать застенчивости, мелькнувшей на моем лице.

— Ну, у нас у всех свои недостатки. — Потом я показал на блокнот. — Так ты хочешь, чтобы я написал о смерти своей мамы с использованием символов — чтобы эмоции выражало что-то еще, помимо смерти.

— Верно.

Несколько секунд мы сидели молча. Когда я щелкнул пальцами, Эбби подпрыгнула.

— Что, если смертью я сделаю человека — типа, чувак, с которым я борюсь ради мамы?

— Сделай ее девушкой — единственная в мире женщина, которую ты когда-либо любил.

— Точно.

Она с энтузиазмом закивала.

— Ты, безусловно, убедишь всю публику. Посмотри, например, на песню «Я всегда буду любить тебя».

Я в замешательстве нахмурил лоб.

— Уитни Хьюстон?

— Нет, ее написала Долли Партон, а Уитни сделала ее великой.

Я усмехнулся.

— Ангел, по-моему Долли Партон для тебя – небольшой фетиш, что меня немного беспокоит.

— Вообще-то это фетиш моей мамы, — рассмеялась Эбби. — Она родом из Севьервилла, штата Теннесси, откуда и сама Долли. Так что я выросла на ее альбомах, а мама читала ее книгу. В ней Долли объясняет, что когда в песне поется об освобождении от любовных отношений, то на самом деле в ней говорится о разрыве отношений с ее партнером по бизнесу и пению, Портером Вагонером.

— Ты просто кладезь знаний, — поддразнил я.

— Поверь мне, когда ты вырастешь с периодическим отключением электричества или вовсе с его отсутствием, то научишься себя развлекать. Для нас с братьями это было обучение игре на инструментах и написание песен. Для мамы — книги.

Вытащив из-за уха карандаш, я моментально начал грызть ластик.

— Хм-м, значит, если смерть — это крадущий у меня девушку отморозок, то остальной текст мне придется еще дописать. Нужно кое-что улучшить. И мне кажется, что мелодия подойдет. — Я пристроил гитару на коленях. — Что скажешь об этом? — спросил я, прежде чем проиграть несколько аккордов.