-Хорошо зацепили!
Наступал самый ответственный и напряженный момент схватки. Кашалот застыл, словно в раздумье, и теперь все зависело от того, как он поведет себя дальше. Животное могло кинуться на вельбот, или опрокинув его, или разрезав одним взмахом зубастой челюсти. А могло, словно бык, ринуться головой вперед на "Карфагенянина" и отправить его на дно в считанные минуты. Таким образом погибло не одно китобойное судно. Однако на этот раз кашалот повел себя должным образом: на скорости тридцать миль в час он потащил вельбот в открытое море. Парус на лодке убрали, а гребцы вытащили весла из воды, в то время как на "Карфагенянине" матросы кричали:
-Поглядите! Это же настоящее морское шоу в Массачу сетсе! Катание на водных санях!
Таким образом, сражение шестерых отважных в маленькой шлюпке с огромным китом продолжалось. Зверь останавливался, выбрасывал окровавленные фонтаны воды и погружался вновь. Он то рвался в открытое море, то поворачивал в сторону, но гарпун по-прежнему прочно сидел у него в боку, и веревка не ослабевала. Когда кашалот вдруг приближался к лодке, гребцы начинали усиленно табанить веслами, чтобы натяжение линя сохранялось. Если же зверь вновь бросался наутек, гребцы вынимали весла из воды. И в этой кровавой беготне туда-сюда, кашалот почувствовал, что проигрывает.
Гарпунер незаметно подкравшегося второго вельбота запустил еще один заточенный снаряд в переднюю часть туши, и погоня возобновилась. На этот раз в роли водяных саней выступали уже две лодки. Они быстро неслись по окровавленным волнам, сходясь и расходясь. Кит продолжал сопротивляться, но кровь не давала ему дышать, постепенно парализуя плавники.
-Вот это экземпляр! - с удовольствием отметил капи тан. - Настоящее чудовище! Остается только молиться, что бы лодки уцелели.
Минуты шли за минутами, превращаясь в часы, схватка продолжалась, так как кит не мог найти подходящей глубины. Ему все чаще приходилось выныривать, пока он, наконец, не забился в агонии, взбаламучивая окровавленную воду, и не всплыл, подставляя небу светлое брюхо.
-Он наш! - воскликнул капитан Хоксуорт.
Третий вельбот пришел на помощь двум первым и добавил свой линь к гарпуну первого: все три лодки принялись мед
ленно буксировать кашалота к "Карфагенянину". Корабль тем временем, искусно маневрируя, сам приближался к киту. А на борту уже кипела работа. С правого борта сняли целую секцию перил и опустили деревянную площадку размерами шесть на восемь футов к поверхности воды. Матросы тащили острые, как бритва, ножи для ворвани, прикрепленные к двадцатифутовым древкам. Другие волокли огромные, в рост человека, железные крюки, чтобы можно было, надежно закрепив их в туше зверя, втащить его на борт. Туда, где Эб-нер собирался произносить свою проповедь, кок с помощниками натащили целую гору плавника, чтобы развести огонь под котлами для топки жира. Бондарь со шрамом на лице тем временем, открыв люк, проверял, насколько хорошо были проветрены бочки для временного хранения ворвани и жира. Пока шли все эти приготовления, Уиппл не упускал ни одной подробности, а Эбнер, напротив, старался даже не смотреть в сторону суетящихся матросов, поскольку все происходило в воскресенье. Наконец, после множества усилий, кита подтянули к борту, и Уиппл снова закричал:
-Да он длиннее, чем "Фетида"!
Однако капитан Хоксуорт, как истый китолов, мало уделял внимания длине. Оценивающе оглядев добычу, он вновь заметил:
-Да, настоящее чудовище. Не менее восьмидесяти бочек, а то и все девяносто.
Когда огромного кашалота принайтовили к правому борту, возле шаткой платформы, чернокожий матрос с Островов Зе леного Мыса ловко запрыгнул на тушу и попытался большим ножом прорезать в коже отверстия, достаточные для закреп ления крюков, уже спущенных вниз. Однако ему никак не удавалось справиться с задачей, несмотря на все его проворст во, и когда "Карфагенянина" ветром наклонило в сторону, один из раскачивающихся крюков смахнул матроса со скользкой кожи кита в океан. С дюжину стремительных акул, привлеченных кровавым следом, оставленным китом, тут же бросились на матроса, но его товарищи, тыкая и поло суя их ножами для ворвани, отогнали хищниц. Ругаясь по- португальски, матрос снова взобрался на тушу. Хотя он был весь перепачкан и китовой, и акульей кровью, ему удалось все-таки завести крюки на положенные места, и размотка на чалась. Правда, перед этим следовало еще отделить огромную
голову кашалота, весящую несколько тонн, и закрепить ее у кормы.
-Эй, ты, закрепи вон тот крюк в голове! - скомандовал капитан чернокожему матросу. После того как тот проворно исполнил приказание, несколько его товарищей, вооружен ные острейшими ножами на длинных древках, аккуратно от резали кашалоту голову.
Затем этими же ножами они принялись подрезать кожу животного от головы к хвосту, так что она, спирально закручиваясь, повисла над морем. Когда опытные моряки работали, они время от времени останавливались поразвлечься и тыкали своими импровизированными копьями особо обнаглевших акул, крутившихся тут же в ожидании дармовой пищи. Когда нож выдергивали, акула встряхивалась, словно лошадь от укуса пчелы, и продолжала свое дело.
Матросы, стоящие у линей, ведших к крюкам, принялись тянуть их, в результате чего полотнище ворвани постепенно поднималось на палубу, в то время как туша кита медленно поворачивалась вокруг своей оси. Когда уже с дюжину футов отделенных кожи и жира оказались на палубе, крюки переставили на другие места, и операция продолжалась. С тем, что оказалось на палубе, поступали так: жир нарезали огромными брусками и отправляли в котлы для перетапливания, а то, что пока не помещалось, временно складывалось в бочки.
Наконец, когда кита разделали до голого скелета и намеревались уже выбросить остатки акулам, все тот же чернокожий матрос забрался на хвост кашалота и сноровисто нарезал с дюжину огромных стейков.
-Отхвати кусочек печенки! - крикнул ему кто-то, но в этот момент матрос почувствовал, что соскальзывает туда, где щелкают жадные челюсти акул, и оставил свое занятие. Он уцепился за линь, и, раскачавшись, мгновенно очутился на платформе. Последним ударом ножа, больше напоминающего турецкий ятаган, один из матросов перерубил веревку, удер живающую лопасть хвоста, и разделанная туша отправилась к акулам.
После этого голову гиганта рассекли на три части и втащили на борт, где полуобнаженные матросы вычерпали из нее более двух дюжин бочек драгоценного спермацета, который позже будет переработан в свечи или использован в косметической промышленности.
При наступлении сумерек опустошенные части головы исполина были выброшены в море, где еще двенадцать часов назад они содержали крошечный мозг и управляли телом голиафа, помогая ему справляться с волнами. И только тогда капитан Хоксуорт воскликнул:
-Бог был щедр и милостив к нам, и мы смогли на время отложить свои молитвы. Но теперь котлы могут работать и без нас, а мы будем молиться.
Он собрал всю команду на скользкой от китового жира палубе, но Эбнер Хейл наотрез отказался участвовать в службе, поэтому Джону Уипплу пришлось взять на себя молитвы и пение гимнов и прочитать импровизированную проповедь, на которую его вдохновила морская охота. Для этого он использовал строки из псалма: "Как многочисленны дела Твои, Господи! Земля полна произведений Твоих. Это море - великое и пространное: там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими. Там плавают корабли, там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем. Да будет Господу слава во веки!"
В заключительной части проповеди голос Джона стал почти смиренным:
-Из беспокойной пучины Господь поднял левиафана. Из безграничного океана он приносит для нас свои богатства. Но из океана человеческого он обеспечивает нас богатствами не сметными, поскольку левиафан человеческого духа неизме римо больше, и богатство его считается не бочками спермаце та. Оно исчисляется любовью, благочестием и верой. Так пусть же мы, все те, кто сумел справиться с этим громадным китом, захватим в своей жизни еще более гигантского левиа фана человеческого взаимопонимания.