– Крылатый бык обошёлся слишком дорого, чтобы его прятать. Да и весит он 21 тонну, спустить его не так-то просто. Лучше предупредите полочан через газеты, что смотреть на него в 12 ночи нельзя!
Шеду – дух-хранитель человеческой идентичности, будто крал у наблюдавших за ним эту идентичность, коей и так не хватало белорусам.
Кроме шеду клуб славился доступностью стриптиза, женского и мужского. От гардероба к главному залу «Вавилона» вели «Дорога процессий» и «Ворота богини Иштар», сооружённые настолько похожими на настоящие, что учителя-искусствоведы и историки приводили в клуб школьников днём. Официантки перемещались по залу в нарядах, стилизованных под Древний Восток, и подавали напитки с блюдами в стеклянной и глиняной «вавилонской» посуде.
Стены главного зала «Вавилона» покрывала мозаика из стекла вперемешку с глиняными клинописными табличками, выкрашенными в разные цвета. А посередине клуба стояла каменная стела с высеченными на её поверхности клинописью законами Хаммурапи. Об эту стелу разбили бутылку шампанского при открытии «Вавилона».
Всё бы ничего, но в гардеробе клуба сидела суровая старушка, Елизавета Егоровна, отработавшая полжизни на полоцком заводе «Стекловолокно», тётка директора клуба. Она являлась также и уборщицей в «Вавилоне» и могла оскорбить посетителей, если считала, что они непристойно одеты, и даже выгнать гостей клуба из-за столиков, вплоть до швыряния в них тряпки, когда наступало «время убирать». Одна байка разносилась из уст в уста. Однажды в «Вавилоне» отдыхала какая-то важная делегация из Министерства по чрезвычайным ситуациям, здесь же присутствовали мэр города и представители университета с директором клуба Сергеем Михайловичем Катушком. Начальники изрядно выпили, и тут к ним в VIP-зал шагнула Елизавета Егоровна. Говорят, это выглядело, словно дворник подошла к мусорным бакам с котами. От остервенелого вида уборщицы все онемели.
– А ну, кыш отсюда, мне пора мыть пол! Не для того я молодость на таких, как вы, угробила, чтобы ещё и на пенсии ночами куковать. Вместо работы весь день гулянку устраивают, проституток только осталось позвать, – рявкнула Елизавета Егоровна и демонстративно вылила полведра под ноги гостям. Директор клуба стал белым, как полотно, и, повернувшись к опешившим делегатам, произнёс с паникой в голосе:
– Извините, но нам действительно нужно перейти в другой зал!
Елизавета Егоровна Гутяк очень любила Экологический центр, и я был хорошо с ней знаком.
Итак, в вечер перед крушением наших отношений, Оля впервые посетила клуб «Вавилон», и на её компанию обратил внимание сам директор Сергей Катушка. В городе все его знали как состоятельного человека, путающегося с криминалом, ходили слухи о сбыте в клубе наркотиков и путанах. Сергей Катушка был старше Оли на восемь лет, высокий и широкоплечий, полный, зеленоглазый брюнет – он казался ей обходительным, остроумным и весёлым. Налив всей компании выпить, Сергей распахнул для девушек двери в зал клуба, где размещалась выставка живописи художницы из Полоцка Анны Галкиной, давно перебравшейся в Испанию. Слово за слово Оля призналась, что неплохо владеет испанским языком. Тогда Сергей Катушка достал фотографии своей виллы в Испании, в городке Лорет-де-Мар. У него там также была яхта, и со временем Сергей Катушка собирался поселиться в Лорет-де-Мар навсегда.
Очаровать Олю было не так просто, но кто-то в клубе порезал её сумку и украл из неё кошелёк. Оля имела неосторожность рассказать об этом директору, и Сергей Катушка обещал ей завтра же найти и завезти Оле кошелёк на работу. Он через подручных быстро выведал всё обо мне, и, видимо, решил, что я не опасен.
Утром директор клуба приехал к Оле в аптеку в шикарном зелёном костюме с её кошельком, а ещё розовой женской сумкой Louis Vuitton и букетом в 35 алых роз. Когда Оля спросила, как она может его отблагодарить, Сергей пригласил её в полоцкий ресторан «Парус» на берег Двины, где играли музыканты, а, главное, рядом не было Елизаветы Егоровны.
В ресторане Сергей долго описывал Оле свою прошлую жизнь в Санкт-Петербурге, то, как проводят дни богатые россияне, и свои грандиозные планы на будущее. Он поддерживал молодых хоккеистов и был почти испанцем.
– Для счастья у меня есть всё, кроме жены, и ты, Оля, должна ею стать, – промолвил Катушка. В завершение вечера Сергей исполнил потрясающую испанскую мелодию на гитаре, после чего страстно поцеловал Олю. На парковке у «Паруса» моя ненаглядная отдалась напористому Катушке в его автомобиле «Range Roverе Sport», при этом порвав синее платье и колготки. У неопытной красавицы Оли даже не возник вопрос, почему такой яркий меценат до сих пор одинок, а следовало бы его задать.
Густав Лейбон считал, что у каждого народа в какой-то момент люди с определёнными особенностями психики (психотипом) и ментальностью оказываются наиболее успешными. И остальные члены общества, наблюдая за «победителями», начинают ставить их в пример и подражать им, постепенно формируя средний психотип. И, конечно, подобный психотип с десятилетиями становится самым распространённым в народе. Одно дело, если тебе необходимо с боевым луком, сломя голову, кидаться в любой миг и отбивать отару овец от волков или врагов. И совсем другое, когда для выживания тебе надо методично и терпеливо пахать неплодородную землю. Естественно, средний психотип, скажем, у финнов и монголов, будет совершенно различным, поскольку процветают у них абсолютно разные люди. Говоря о моей родине, к сожалению, образ усреднённого обеспеченного и влиятельного человека не подразумевает начитанного изобретателя, записавшегося в очередь на полёт в космос и помешенного на здоровье и семье. Есть исключения, но если грубо и топорно, то этот образ следующий: крепкий толстяк, зачастую плешивый и сидевший в тюрьме, или бывший чиновник, катающийся на дорогой машине. «Хозяева Беларуси» обычно любят охоту, рыбалку и баню, держат кафе или небольшой магазин. Не чураются воровства. Часто пьют и курят, живут скорее по тюремным «понятиям», чем по государственному закону. Как правило, они не отличают белорусов от русских, ведь не знакомы с белорусской историей, языком и культурой.
Из моих рассуждений можно заключить, что я их не уважаю, но это не так. Эти люди отважны, они не боятся ответственности и улучшают хоть что-то в стране, в противовес многим представителям интеллигенции, обладающим нужными познаниями для развития государства, однако выбирающим заведомо проигрышные, демагогические проекты. Местные интеллигенты предпочитают идти путём, ведущим их в тупик. Нет, они не глупы, могу лишь предположить, что это проистекает из инфантильности и страха перед обретением власти.
Худшая и наиболее деградирующая часть интеллигенции в моей стране та, что поднимает всё в существующем режиме на смех, делать это сейчас не сложно. Но, когда просишь таких вечных «шутников» предложить свой план перемен, улыбка исчезает с их лиц и наступает немое молчание.
В действительности смех мог бы заживить множество ран различных обществ, в том числе и белорусского. Но не тот вялый и подлый смех элиты над какими-то мелкими неудачами или безграмотностью соседей, а смех философский, безудержный. Если бы они были способны посмеяться над всеми достижениями человечества, над его пороками и самими собой. Таким смехом смеялись Сократ и скиф Анахарсис, Лао-Цзы и Бакунин. Ибо если человечеству с его интеллектуальным и творческим потенциалом за тысячелетия своего напряжённого роста удалось создать лишь то, что мы видим вокруг, то его потуги не достойны ничего, кроме смеха и жалости. Это всё равно, что талантливый ювелир или астроном в забытьи станет копать своими инструментами глубокую яму и в процессе в неё упадёт. Иногда требуется посмеяться над собой, над обществом и человечеством, с его академиками, священниками и политиками, посмеяться над всеми нашими «успехами», над Природой и, если, вы верующий, даже над Господом Богом, искренне и до конца. Всё это закончится либо безумием, либо просветлением и возможностью двигаться дальше. Это не значит, что нужно всё разрушить и вернуться в пещеры, но необходимо понять условность и несовершенство всего существующего и происходящего.
