Вот только эта улыбка предназначена не ему.

Джейме стискивает челюсти и сжимает здоровую руку в кулак. Серсея улыбается проклятому Квиберну. Его слова заставили ее улыбаться. Джейме хочет подойти и ударить этого наглого старика по лицу, чтобы сам он больше никогда вообще не смог улыбаться. Квиберн говорит что-то еще. Серсея кусает губу, и ее улыбка становится шире. Джейме уже закипает от злости и раздирающей изнутри ревности. Это ему, Джейме, она должна так улыбаться. Но тогда ты должен был быть рядом с ней — подкидывает сознание, и эта мысль распаляет мужчину еще больше.

Джейме видит, как Квиберн осторожно касается руки Серсеи — и это становится последней каплей.

— Эй, вы долго там еще ворковать собираетесь? — выплевывает Ланнистер, привлекая к себе внимание.

Стоит Серсее обернуться к брату — улыбка медленно сползает с ее лица. Возвращаются нахмуренные брови и валирийская сталь взгляда. Квиберн покорно склоняет голову, и Серсея одним жестом — взмахом руки — отпускает десницу, позволяя тому идти по своим делам. Когда дверь за ним закрывается, королева подходит к столу и садиться напротив брата. Она смотрит на него долго и яростно, не произнося ни слова. Злость, что кипит в зелени женских глаз, может, и смогла бы образумить Джейме и вернуть ему прежнее самообладание, если бы в его глазах не плясал тот же дикий огонь, что и в глазах сестры.

— Твоя ревность совершенно неуместна, — презрительным, шипящим от эмоций голосом начинает Серсея и кривит губы.

— Неуместна? — переспрашивает Джейме, грубо усмехнувшись. — Ему ты улыбаешься, — говорит Ланнистер и сам не верит, что это его голос звучит с такой обидой.

Серсея поднимает бровь, но взгляд по-прежнему пускает стрелы — если бы стрелы были настоящими, на Джейме уже не осталось бы ни одного живого места.

— Так ты не ревнуешь, а завидуешь? — королева вновь кривит губы, и на этот раз Джейме видит ее невыносимую усмешку.

— Мне ты совсем перестала улыбаться, после… всего этого, — злость в мужском голосе медленно сходит на нет.

На это Серсея не отвечает. Только ее взгляд становится тяжелым и глубоким. А на дне изумрудного моря можно разглядеть боль и вдруг вскрывшиеся старые раны.

— Кто он вообще такой, Серсея? — продолжает Джейме, когда не дожидается от сестры ответа. — Почему с ним ты ведешь себя иначе? Ты как-будто доверяешь ему. Ему, а не мне.

— А разве это ты встретил меня у ворот замка и сделал хоть что-то, чтобы помочь, пока все вокруг только смотрели и показывали пальцем? — голос королевы чуть подрагивает, но все равно звучит закаленной сталью. — Разве это ты отмывал с меня все то дерьмо, что бросали люди? Разве это ты обрабатывал и бинтовал мои ноги? — слишком много укора в ее словах, Джейме было почти физически больно слушать сестру.

Королева замолкает на пару минут, разглядывая профиль брата. Джейме на нее не смотрит. Слишком тяжело было поднять глаза. Он должен был быть там. Быть рядом с ней. Не допустить всего того, что произошло. Но его не было. И ее слова, что ножами впиваются в сердце, и ее укоризненный тон, от которого хочется заткнуть уши — все это имеет место быть. За все это она имеет полное право обижаться на него и ненавидеть.

— Я никому не доверяю, Джейме, — продолжает она, откинувшись на спинку кресла. — Ни одному живому человеку. Кроме Квиберна. Он сделал для меня слишком многое. И продолжает делать. Он мудрейший и умнейший человек, которого я знаю. Его идеи, эксперименты — они уникальны, гениальны. Он вернул мне Гору — одно это доказывает его мастерство и преданность. А события, связанные с этими религиозными фанатиками… они очень прочно связали нас. Тебя не было рядом со мной тогда, Джейме. И Квиберн стал единственным человеком, на которого я могла положиться, на которого могла надеяться. И он меня не подвел. Сделал для меня все, что мог. И помог отомстить. Так что да, Джейме, я верю ему. Я доверяю ему. Больше чем кому-либо.

— Ты восхищаешься им, — как бы между прочим замечает Джейме, но царапающие горло укор и обида все равно проникают в его голос.

— Я лишь признаю его ум и не спешу казнить за незаконные эксперименты. То, что он делает — это может сильно облегчить нам ведение этой войны, — равнодушно отвечает Серсея.

— Но ты знаешь его всего пару лет. А меня всю жизнь. Неужели я заслуживаю меньше доверия, чем он?

— Чего стоят события нашего давнего прошлого перед лицом настоящего?

Жестокие слова и безразличие голоса выбивают из колеи. Джейме поднимает глаза на сестру и смотрит почти неверяще. Она правда такое сказала? Неужели все их совместное прошлое теперь не имеет для нее никого значения? Все те годы, что они провели вместе. Их озорное веселое детство. Их прекрасная немного безумная юность. Их поцелуи тайком и украденные ночи, когда весь мир не имел значения. Все это действительно теперь перестало быть важным? Все это действительно потеряло всякое значение за новыми ударами жестокой судьбы?

— Так значит я — всего лишь твое прошлое? — спрашивает Джейме чуть севшим голосом, в котором от злости не осталось и следа.

Серсея не отвечает. Поднимает на него взгляд. Холодный и колючий, но вместе с тем глубокий и печальный. Вот к чему они в итоге пришли. Они пришли к проклятому недоверию, пустым словам и бесчувственным прикосновениям. Это даже смешно в какой-то степени. А ведь Джейме любит ее. Все еще любит, как и прежде. Но эта мрачная разрушающая бездна между ними уже вряд ли когда-нибудь исчезнет. Они никогда больше не смогут быть так же близки. Осознание этого угнетает и впивается в сердце раскаленным докрасна кинжалом.

— А в постели он так же хорош? — выплевывает Джейме разочарованно и немного отчаянно.

Аккуратные брови сестры сводятся к переносице. Она выглядит несколько растерянной первое мгновение. Затем в глазах мелькает ярость, граничащая с отвращением, и что-то отдаленно напоминающее обиду — но в этом Джейме не совсем уверен. Изумруды женских глаз полыхают диким огнем — и это вдруг кажется Джейме невероятно красивым зрелищем. Слишком давно ему доставалось лишь холодное равнодушие, и сейчас любые ее эмоции кажутся ему прекрасными.

— Что ты несешь? — шипит она и чуть качает головой.

— Скажешь, что не спишь с ним? — от напряжения начинают болеть мышцы, Джейме почти готов встать и уйти.

— Я провожу каждую ночь с тобой, если ты не заметил, — Серсея меняет положение в кресле: кладет руки на стол и чуть наклоняется вперед.

— Ночь, но не день. Что вы делаете целыми днями в его лаборатории и в залах малого совета?

Слова продолжают вылетать против его воли. Он не должен был говорить этого. Не должен был говорить ничего из всего, что сказал сейчас. По глазам Серсеи видно, что она готова ударить брата — от этого почему-то становиться смешно.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — голос больше походит на рык разъяренной львицы.

— Верно, — вздыхает Джейме, — не обязана. Ты не обязана отчитываться передо мной. Не обязана доверять мне. Не обязана любить меня. Ты никому ничего не обязана Серсея, — слишком много разочарования в его словах, которое он уже даже не пытается скрыть.

Серсея молчит и смотрит на брата почти безразлично. Почти. Что-то все-таки плещется на дне ее холодных зеленых глаз, но Джейме не хочет разбираться в этом и пытаться понять, что она чувствует. Слишком неоднозначны ее чувства и противоречивы. Глаза сбивают столку и легко обманывают. Безграничный травяной океан за ресницами, в котором крайне легко утонуть — Джейме знает по собственному опыту. Ланнистер встает и, бросив на сестру еще один короткий взгляд, идет к двери, чувствуя, что ему уже физически тяжело находиться с ней в одном помещении.

— Мы не закончили, — бросает Серсея в спину брата и тоже поднимается с места, льда в ее голосе хватило бы, чтобы покрыть тонким слоем всю Королевскую Гавань.

Джейме останавливается в дверях и оборачивается.

— Нет, Серсея, мы закончили.