– Понял, хозяин Андрей. – Не мог он мне отказать, так как все духи в поместье завязаны на меня. Кормятся моей силушкой. Хлопок, и он стоит передо мной в истинном обличье. Ростом мне по пояс, с бородой до полу и лицом, похожим на моё. Они всегда похожи на хозяев. Будь то домовые или чердачные. Банники или водяные.

Пришлось вставать. Не дело это лежать перед тем, кто заботится о нашей семье. Следит за хозяйством и окрестностями, оповещая нас, если что не так. А раз он явился в таком виде, значит, что-то случилось. Значит, дело швах.

– В лесу объявился бука, – сказал он и исчез с очередным хлопком. Только хвост промелькнул в дверях, а я пропел:

Раз Кузя об этом сказал, значит, бука кого-то уже встретил да напугал до усрачки. Из деревенских, наверно, что мирно себе грибы собирали.

– В путь-дорогу, – засобирался я. Два дела сделаю. Его изгоню и жертву Радогосту принесу. Как-никак я его первожрец.

Встал напротив зеркала, что выше меня и, по словам бабушки, принадлежало ещё её деду, произнёс фразу-ключ:

– Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, – сменилось моё изображение на поляну в лесу с деревом в центре. Черное, обгоревшее. Таким я нашел его два года назад. А потом будто кто-то руку толкнул, и она потянулась к топору.

Несколько часов работал, но вырезал на нём облик божества, со щитом в одной руке и молотом Сварога в другой. На меня вот только больно похож получился. М-да…

На голове же его сидела уточка. Сам он улыбался, хотя его суть – карающий лик Всевышнего. Судья. Никак не шут.

Боги ушли из нашего мира, но сила осталась. Сила, что помнит прежних хозяев и ищет похожих на них смертных, наделяя их чертами тех. Даруя долголетие и силу. Вот и я попал, вырезав идол, сам не зная, что делаю – по наитию, став первожрецом и скрыв это от бабушки.

Оградил это место защитой от зла, и лес стал преображаться. Его стали заселять магические твари, от безобидных до опасных. Вроде буки. Зеркало даже пришлось поставить, чтобы – ежели что – быстро сюда добраться, прошел я сквозь него, миг, и тридцать километров позади. Земля мягко спружинила, спрыгнул я с пьедестала, на котором оно стояло. В нос ударил запах хвои.

С ёлки соскочила белочка, что пробежалась по мне и заползла в карман, выхватив оттуда орешек, и убежала в свою берлогу. С неба спланировала Жужа, что поселилась здесь. В клетке ей было неуютно.

– Как ты, моя хорошая? – Погладил я её оперение, пустив ворох золотых искр. Нежно щипнув меня за ушко, она ухнула и улетела по своим делам.

В руках я нёс корзину, полную яств. Радогост не требовал от меня кровавых жертв, только покушать. Положил я её под древом-идолом, поклонившись в пояс и погладив тёплую кору. Рядом стояли ещё корзинки. С сыром, хлебом и молоком. Община волхвов, которых пригласила бабушка, быстро нашла это место, а так как они не несли зла, то смогли пройти. Вот почему они мне кланяются при встрече. Чувствуют, кто я есть. Почитают и хотят служить.

Хорошо, что в школу уезжаю, а то они уже достали. Выхожу за пределы поместья, а они тут как тут. Стерегут, охраняют – скоро пылинки сдувать будут. Потопал я по тропинке в дебри леса.

Бука – довольно таинственное существо, что скрывается во мраке ночи и лесной глухомани. Моя бы воля – и я его не трогал, но здесь рядом люди живут, так что выхода нет. Придётся изгнать, а не то слухи о чертовщине разнесутся по округе и сюда заявятся или ведьмаки, или инквизиция.

– Ну и где ты? – Шел я уже час, перепачкавшись в чернике, которую лопал горстями. Вкусно.

Впереди был небольшой холм, с отверстием в нём. Брошенное логово медведя, как я знал. Похоже, там и засел этот страх, коим пугают детей. И был прав.

Видя, что я не собираюсь лезть внутрь, он сам вылез. Черное облако, что, вылетев из берлоги, приняло облик раздутого, мохнатого чучела с зубастой пастью и большими глазами, что грозно шипело, пытаясь меня запугать, растопырив четырёхпалые лапы. Будь мне пять лет, может, у него и получилось бы, а так… Рука поднялась в изгоняющем жесте и остановилась.

– А почему бы не попробовать? – Изменил я свои намерения, пустив в него цепочку рун в пятьдесят штук. Привязка к хозяину. Ко мне.

– Уииииииии! – заверещал он, стоило заклятию попасть. Эх, как его закорёжило! Скрутило в чёрный шар, не больше теннисного, и подтянуло ко мне. Будет теперь поместье охранять, подхватил я невесомый шарик, подкинув в руке, и убрал в карман. Пора возвращаться. Все дела на сегодня сделаны.

– Я прощён? – Спустился я на ужин, несмело выглянув из-за угла.

– Садись, – проворчала ба, всё ещё не отойдя.

– Прости меня, ба. Не мог я по-другому, – оторвал я четвертушку хлеба от каравая и полил котлету с пюрешкой томатным соусом.

– Если они узнают, что это мы… – Уселась она напротив, наблюдая, как я ем. – То знаешь что?

– По сусалам им надаём? – Улыбнулся я, подмигнув, с аппетитом наворачивая картошечку. – Мням, мням. – Чавкал я. Пальчики оближешь.

– Ох, и дурачок ты, – покачала она головой с укоризной. – Когда уже серьёзным станешь?

– Ты сама говорила – бери от жизни всё, пока молодой! Гуляй, балагурь и веселись! Помнишь?

– Помню. – Грустно улыбнулась она, постарев без улыбки на лице ещё лет на сто. Я отодвинул тарелку, встал и подошел к ней, обняв.

– Если придут, то наши упыри их на куски растаскают. Спущу с поводка, – больше не улыбался я, а был предельно серьёзен. – Всех упырей спущу! – Особенно я выделил слово «всех», прямым текстом намекая на нашу армию под землёй, что спит до поры до времени. И их куда больше, чем жалкая тысяча.

– Не надо, Андрюша. Ты не такой. Решай всё миром. Хорошо? – Погладила она меня по руке.

– Я постараюсь, ба, постараюсь…

– Доедай давай и на улицу пойдём. Фруктов себе в дорогу выберешь. – Встала она и стала перебирать корзинки в углу.

– Так рано ещё!

– Ничего не рано! Ладья завтра будет. – Бросила она одну из корзинок в камин. Порченая была, затрещало и одуряюще запахло берёзой.

– Какая ладья? – Выпучил я глаза.

– А ты думал, на шаре полетишь? Фигушки, – скрутила она дулю. – Первоклассники попадают в Лукоморье на ладье и только на ней! Она пристанет к пристани Старого Оскола завтра в девять двадцать утра, – достала он часть письма, что смогла спасти от сожжения.

– Мы что, два дня на ней плавать будем?

– Да. – Улыбнулась она моему выражению лица. – Помню, как я боялась, когда мама сажала меня на неё, – пустилась бабушка в воспоминания. – Косички навязала. Платье цветастое подготовила, платок. И всю ночь у моей кровати провела, накладывая на дурёху защитные заклинания. Как давно это было…

Тут как некстати завибрировал мобильник.

– Слушаю… – гаркнула бабушка в трубку. Не дали поностальгировать.

– Это Наташа, Авдотья Михайловна. У нас тут небольшая проблемка, не могли бы вы подойти? – Услышал я её голос, так как динамик был достаточно громкий.

– Иду, – положила она трубку. – Слышал?

– Да. Что там случилось, интересно? – гадал я, перебирая варианты. – Саранча на посевы налетела? Враги чуму наслали?

– Не знаю, но голос у неё был взволнованный.

– Правда? Не заметил… – неудачно пошутил я.

– Эх, мужчины, – взяла она меня под локоток и повела с собой. Одной опасно ходить. Да и силы у неё отказывают уже. Вспышка магии, что была сегодня – единичный случай. В гневе.

– Проблему с упырями я решил, – заметил я, проходя мимо них.

– Как? – Нахмурилась она, подозревая подвох.

– Провёл ритуал единения с домовым из книги рода. Тот, что прапрадед придумал.

– Это тот, который умер и не смог его закончить?.. – начала он повышать голос.

– Я довёл его до ума, так что всё в порядке. – Отмахнулся я от таких мелочей. – Наш домовик теперь легко скрутит упырей, если понадобится. Только вот побочный эффект…