x x x

Я заново обрел большую часть своего душевного равновесия и, наверное, половину своих сил, умяв две порции сэндвичей с говядиной и хреном и пинту крепкого кофе, и прошел на Фаррингтон-стрит кружным путем, чтобы избежать места казней в Смитфилде, где воздух был еще густым от вони толп на сожжении ведьм. Улица, забитая медленно движущимися телегами, проходила по узкой лощине; я вспомнил, что сказал доктор Преториус, когда мы с ним пересекали старое русло речки Флит, и догадался, что я открыл тайну.

Музей Природных Курьезов имел двойной фасад, его деревянные балки были выкрашены в ярко-красный цвет, а стекла окон позолочены. На досках висели списки чудес, которые можно было увидеть внутри (среди прочего, ребенка с собачьей головой, двухголовую овцу, скелет гиганта, настоящую русалку с берегов Флориды, чрезвычайно миниатюрную балерину). Громадный негр стоял в дверях, скрестив мускулистые руки на бочкообразной груди и внимательно рассматривая каждого прохожего. Он носил что-то вроде арабского костюма из "1001-й ночи": свободные шальвары цвета ярко-желтого масла, широкий матерчатый пояс, глубоко вырезанную розовую тунику и белый тюрбан. Меч в ножнах, подвешенный к поясу, казался не более чем раскрашенной деревяшкой, но негр был такого роста, что не требовалось никакого другого оружия, кроме его кулаков, чтобы справиться с большинством нарушителей спокойствия. У меня не возникло никакого сомнения, что именно он убил несчастного Кофейного Джо.

Я следил за музеем и его мускулистым охранником с другой стороны оживленной улицы, хрустя жареными орешками, купленными у уличного разносчика, однако не видел ни следа доктора Преториуса. Под конец я воспользовался случаем и пересек улицу, когда большой поток уличного движения остановился (повсюду вокруг меня сотни лошадей, на миг освободившихся от работы, фыркали и трясли головами), хладнокровно прошел мимо музея и его страшного стража, и вошел в табачную лавку, находившуюся рядом. За цену понюшки табака я узнал, что музей открыт уже шесть месяцев, и что табачник, который жил над своей лавкой, подумывает не возбудить ли иск против его владельца, потому что строительные работы продолжаются и днем, и ночью, и уже несколько раз его подвалы затапливало.

Сбежав от потока жалоб табачника, я пошел по бурлящим улицам к своему меблированному дому, остановившись только раз, чтобы подарить мою понюшку нюхательного средства нуждающемуся на углу с условием, чтобы он перестал мучить свою волынку, пока я не отойду за пределы слышимости.

x x x

Когда я вернулся в дом миссис Ролт, я нашел на столе в холле сложенную полоску бумаги с моим именем, написанным косым почерком. Это было сообщение от Брюнеля. Все приготовления сделаны, и я должен встретиться с ним в строительном дворе в Ротерхите в час дня завтра "для необычного похода".

Я поужинал с миссис и мистером Ролтами и с их двумя дочерьми, и удалился в свою комнату сразу, как только смог приличным образом высвободить себя из общего круга разговоров. Встреча с доктором Преториусом измучила меня, и я сильно желал исследовать мрачные останки того, что стоило жизни Кофейный Джо. Но хотя я изучал их долго и пристально, я не смог найти никакой силы, даже на маленького импа, в соединенных огрызках почерневшей кости, и я не смог представить, зачем они нужны доктору Преториусу, и что они могут означать в делах туннеля.

Под конец я завернул кости в чистый льняной платок, положил их на маленький столик, служивший мне письменным столом, и перед тем, как улечься, записал несколько заметок о своих приключениях в этот день.

x x x

Я пробудился на следующее утро от ужасного кошмара, весь в поту, с дико стучащим сердцем. Я пошлепал к окну и вдохнул несколько успокаивающих глотков теплого утреннего воздуха. Повсюду вокруг обычный мир принимался за свои обычные дела. Черный дрозд, усевшись на верхушку ограды, выпятил хвост, чуть повернул в сторону желтый клюв и запел от всего сердца. Двумя садиками дальше женщина развешивала на веревке белые простыни. Запах жареного бекона подымался из кухонного окна прямо подо мной. Черный, душащий кошмар растаял, и я вновь обрел способность подумать о завтраке и одеться.

Я шнуровал ботинки, когда заметил, что платок странным образом развязался и две косточки пальца упали на пол, лежа там со своей полоской черной кожи, как мумия экзотической гусеницы.

Когда мы встретились на стройке, я рассказал Брюнелю о находке костей, о встрече с доктором Преториусом и о сне-кошмаре. Он слушал с пристальным вниманием, впитывая результаты допроса духа Кофейного Джо, словно это было описание какой-нибудь остроумной токарной работы, и спросил под конец, не может ли он посмотреть на мою находку. Я переложил косточки в жестянку, в которой прежде лежали пастилки из пармских фиалок. Брюнель пошевелил их кончиком пальца и сказал: "Вы думаете, что это породило ваши кошмары, где вы тонули?"

"Я не тонул, мистер Брюнель, меня топили. Я погружался в глубокую холодную воду, вода заполняла мой нос, рот и легкие, и такой громадный вес воды давил на меня, что я не мог шевельнуться."

"Мои сны всегда были о том, что я тону при потопе в туннеле", сказал Брюнель, искоса глядя на меня. Незажженная сигара торчала у него изо рта. "Однако, все равно похоже. Но если ваши кошмары порождаются этими маленькими костями, то что порождает мои?"

"При моем ограниченно опыте с костями, мистер Брюнель, там, где находят одну кость, должны быть и другие."

Брюнель улыбнулся с сигарой во рту, и вернул мне жестянку. "Вы считаете, эти маленькие косточки принадлежат телу, ютящемуся над туннелем. Что ж, время взглянуть на него, вам не кажется?"

"Вы обещали необычную прогулку. Что именно?.."

"Пусть это будет сюрпризом", сказал Брюнель и, взяв меня под руку, повел через двор.

Стоял прекрасный солнечный день и мачты судов, стоявших на якоре вдоль берега реки, походили на множество черных деревьев, царапающих голубое небо над крышами складов, как если бы Бирнамский лес забрел в реку, чтобы отдохнуть и охладить ноги-корни прежде чем возобновить свой марш на Дунсинан. На низкой воде отлива пристань стояла на коленях. Небольшое суденышко с каким-то грузом, закутанным в промасленный брезент, качалось по одну сторону пристани, обычный ялик с матросом на веслах по другую. Как только Брюнель и я устроились в ялике, матрос отчалил и сильными ударами весел повлек нас поперек сильного течения реки, каждое погружение лопастей высвобождало небольшие пакеты гнусной вони, которые плыли мимо нас в жарком, тугом ветре. Брюнель, спасаясь от вони, закурил сигару, а я закрыл рот и нос платком, которым до сих пор пользовался для обмахивания. Щетинистая изгородь судов вдоль дальнего берега, а за ними вздымающиеся крыши и шпили, тонули в саване густеющей дымки. Паровой пакетбот прошел мимо, волоча за собой хвост густого дыма, его гребное колесо взбивало пенистые волны, на которых закачался наш маленький ялик, когда они, обогнав нас, понеслись к другому берегу. Брюнель улыбнулся, когда я ухватился за сырую деревяшку своего сидения, и показал на низкую темную баржу, стоявшую на якоре чуть далее. Из ее середины под углом торчала стрела крана, а на палубе под стрелой, соединенная с ней колыбелью гибких цепей, стояла бронзовая полусфера с острыми отблесками яркого солнечного света на ней, которая могла показаться колоколом собора. "Вот куда мы направляемся", сказал Брюнель.

"Я понимаю, что баржа стоит на якоре над концом туннеля."

"Совсем нет. Туннель простирается ярдов на пятьдесят дальше. Но здесь, как я подсчитал, находится место, на котором Кофейный Джо оставил нас. Что с вами, мистер Карлайл?"

Косточки задребезжали внутри своего маленького гробика, который я сунул в нагрудный карман сюртука. Я достал жестянку и положил ее на ладонь. Брюнель смотрел, как она трясется и дрожит, а я сказал: "Если эти кости могут навевать дурные сны, то предполагаю, нас не должно ошеломлять, что они могут еще и двигаться."