Играли они на него или нет — следствию доказать не удалось. Блатной переехал на другую зону, а его предшественник — на местное кладбище. Помня это, Веселов не стал писать о Могиле и решил сперва разобраться с Марковым.

Веселов вышел из своей комнатки и направился в отряд. Часы на стене показывали время отбоя, однако осужденные, не обращая внимания, продолжали играть в карты. Активист и двое его помощников заставили всех прекратить игру и разойтись по местам. Веселов обошел спящих и на время остановился у койки Маркова — близящаяся расправа успокаивала его.

На улице было темно, стоял мороз под сорок, и снег скрипел под ногами осужденных. Где-то едва слышно доносилась команда конвоя. Собаки забились в будки и не высовывали носа.

Марков с нетерпением наблюдал за медленно идущими стрелками часов. Время тянулось до того медленно, что ему казалось, что оно просто остановилось. Он снова взглянул на часы и заметил, что прошла лишь минута.

К нему подошел Веселов и, не скрывая радости, сообщил, что его вызывает начальник отряда. Максиму ничего не оставалось, как направиться туда. Он подошел к двери и постучал. Начальник отряда, парень с лейтенантскими погонами, сидел за столом.

Марков представился, как положено, и посмотрел на начальника. Тот работал в колонии совсем недавно, и поэтому не знал в лицо всех своих подопечных.

— Слушайте, Марков, я хотел с вами поговорить, — начал он. — Мне как начальнику отряда не нравится ваше отношение к установленным правилам поведения и труда. Вы что, решили в одиночку воевать против государственной машины, которая специально создана для перевоспитания вам подобных? Нет, Марков, эта машина сломает вас, как сломала десятки тысяч таких, как вы, и даже не заметит этого! Я читал ваше личное дело. Вы, воспитанный в культурной семье, решили поиграть с государством и ради интереса окрасились в краску блатных. Вам, видимо, нравится эта игра, но вы забываете, что так можно и жизнь потерять. Скажите мне, зачем вам это? Объясните, и я, может, смогу понять. Молчите, ну хорошо, вечером приедет начальник колонии, и я обязательно доложу ему о вашем настроении. Он заставит вас, поверьте мне, поменять свое отношение к колонии, которая не только перевоспитывает оступившегося человека, но и наказывает его. Идите и подумайте! У вас еще есть время исправить вашу судьбу.

Марков вышел и увидел, что за ним наблюдает Веселов. Максим подошел поближе и прошептал:

— Убью, сука, если встанешь у меня на пути!

Глаза Веселова выпучились от страха. Он не сомневался, что Марков не шутит, а он для Маркова — враг номер один.

Активист решил, что два медведя в одной берлоге не живут, а поэтому или он в зоне, или Марков. Большая колония моментально стала тесной для двоих.

Для убедительности Максим провел ребром ладони по горлу и ушел.

Веселов еще долго стоял в оцепенении. В его голове, сменяя одна другую, роем неслись мысли о вариантах мести, но все они были нереальными в условиях колонии, и он направился в кабинет начальника отряда.

Марков мерил шагами локальную зону вокруг здания отряда. Холод и движение хорошо успокаивали. Вдруг его внимание привлек солдат, шедший в сторону их отряда. В руках он нес небольшой вещевой мешок. Приглядевшись, Марков узнал в солдате Шамиля и приветливо махнул рукой.

Шамиль перебросил через забор мешок и попросил как можно быстрее переодеться.

Марков схватил мешок и скрылся в здании отряда. Он появился минуты через три. На нем была теплая меховая куртка, зимние сапожки и гражданские брюки, в руках он сжимал новую пыжиковую шапку. Выйдя из калитки локальной зоны, Максим по указанию Шамиля направился в нужную сторону.

Минут через пять они оказались на тропе наряда, и Шамиль, поправив за спиной автомат, жестом указал ему, куда двигаться дальше. Максим шел по тропинке, считая шаги, которые отделяли его от свободы.

Тропинка внезапно оборвалась, и Шамиль, отстранив Маркова, достал связку ключей и открыл большой навесной замок.

— Прощай, — прошептал Шамиль.

Дальше Марков пошел один. Минуты через три забор кончился и Максим увидел Светлану, стоявшую рядом с машиной.

— Вот и все, — прошептала Светлана и крепко обняла его.

Машина резко тронулась с места и помчалась в сторону города. Минуя центр Воркуты, они гнали в аэропорт. До вылета оставалось чуть более часа, и они вполне успевали к регистрации.

Светлана расплатилась с водителем. Вдвоем они вбежали в помещение аэропорта — регистрация уже заканчивалась. Через пять минут беглецы сидели в самолете.

Моторы завелись, и летчик стал выруливать на взлетную полосу. Максим явно переживал — ему вновь казалось, что время стало резиновым, и стрелки часов на руке Светланы застыли.

— Взлетай, взлетай, — беззвучно шептали губы Максима.

Но самолет все не взлетал. Он остановился в конце полосы и замер на доли секунды, которые им обоим казались вечностью.

Наконец, взревев моторами, самолет вздрогнул и начал разбег. Максим ощутил тот момент, когда они оторвались от бетонки и устремились ввысь, туда, где за облаками была полная свобода и светило яркое солнце.

Сердце Максима разрывалось от полной свободы, и он на какой-то миг совершенно забыл о той, которая сидела рядом, и кому был обязан всей своей жизнью.

Максим повернулся к Светлане и, не скрывая счастья, на глазах пассажиров целовал и целовал ее.

Самолет приземлился в Пулкове согласно расписанию. Светлана и Максим, прихватив свои чемоданы, на такси направились на железнодорожный вокзал, где Светлана купила два билета на поезд до Еревана.

Через час они уже были в поезде и мчались на юг. Купленные в Воркуте авиабилеты Света выбросила в урну. Увидев это, Максим удивился и спросил, что это?

— Они хватятся тебя вечером. Часа через два будут знать, что я вылетела в Ленинград, а оттуда в Москву. Пусть пока поищут в Москве. Ереван — не Москва, и милиция там работает по-другому. Пока тебя не было, я через Артура вышла на его родственника Бориса Константиновича. У него есть проверенные люди, связи, и он обещал помочь, пока не прекратится розыск. Мы там распишемся, я поменяю фамилию, и тогда мы вообще с тобой исчезнем.

Заметив растерянность Максима, Светлана тихо произнесла:

— Ты не думай, если ты не захочешь со мной жить, я настаивать не буду, мы быстро разойдемся. Ты снова станешь холостым и независимым. Я не хочу мешать твоему счастью и не хочу делать то, что может не понравиться тебе.

На глазах ее заблестели слезы, и чтобы их не видел Максим, она отвернулась к окну. За окном белым покрывалом лежал снег.

— Света, прости, если чем-то обидел. Прости, прости! Я люблю тебя, и если бы ты ничего для меня не сделала, я бы все равно любил тебя! Ты единственный родной человек в этом мире, и я был бы счастлив, если бы ты захотела жить со мной! Ты даже не знаешь, как я люблю тебя! Я очень счастлив, что ты рядом, что могу касаться тебя, смотреть на тебя!

Максим говорил так искренне и пылко, что она улыбнулась, обняла его и крепко поцеловала. Еще никто так не объяснялся ей в любви, и ее сердце растаяло. А на душе Максима стало так легко от всего высказанного, что он был готов запеть в этом прокуренном вагоне.

Он вышел из купе и отправился в соседний вагон-ресторан. Купил бутылку шампанского и вернулся. Поезд все мчался и мчался, отстукивая километры свободы и любви.

Ни Светлана, ни Максим тогда не знали, что до развала могучего государства оставались считанные дни. И что уже через полгода его розыск будет практически прекращен.

Колония, из которой так тихо ушел Максим, представляла в тот момент растревоженный улей. Вечерняя поверка показала отсутствие осужденного Маркова. Его исчезновение было столь загадочным, что никто не мог понять, как он, минуя все мыслимые и немыслимые препятствия, мог покинуть территорию.