Светлана почти не знала эту женщину, но совместное горе сроднило их, и она с искренней болью восприняла это известие. Бригада скорой помощи уехала, а Света осталась наедине с умирающей. Она внимательно всматривалась в лицо этой женщины, которая дала жизнь ее любимому мужчине, и видела, как жизнь медленно покидает ее.

Около двенадцати часов ночи Маркова умерла.

Светлана с достоинством похоронила несостоявшуюся свекровь на Арском кладбище. Родственники Марковых, узнав, что покойная отписала квартиру Светлане, в похоронах не помогали.

Максим узнал о смерти матери через три недели после похорон. Ему сделали сложную операцию, которая спасла ему почки и мочевой пузырь. Если бы не тот дежурный врач, он бы до утра не дожил.

Максим лежал на койке и смотрел в потолок. На потолке было множество трещин — палата не знала ремонта лет двадцать. Но Максим, не замечая никого и ничего вокруг, рассматривал эти трещины, пытаясь составить из них какую-нибудь фигуру.

К нему подошел молодой человек, на плечах которого был наброшен когда-то бывший белым халат.

— Марков Максим? — спросил он и, пододвинув табурет к кровати, присел. — У меня к тебе целый ряд вопросов, — не представляясь, начал он. — Первое, о чем хочу тебя спросить, это о твоей драке в камере с Фоминым. Расскажи мне, что случилось?

Максим сделал удивленное лицо и, как раньше, сообщил неизвестному:

— Сергей Фомин упал сам, за что-то зацепившись ногой.

Человек улыбнулся:

— Вы настаиваете, что Фомин упал самостоятельно, без вашей помощи?

— Почему вы не верите, что так можно упасть? Вы ведь поверили, что я упал на унитаз так, что пришлось делать операцию? А тут не верите!

— Откуда вы знаете, поверил я работникам милиции или нет? Я ведь не ребенок и не наивный. Я знаю, как падают люди, и какие бывают от этого травмы. Поэтому не верю ни вам, ни милиции. Расскажите тогда, за что вас избили работники милиции? Ведь сдать ментов у вас не считается западло?

Максим не стал вступать в полемику:

— Никаких показаний я давать не намерен. Если у вас есть доказательства, доказывайте.

Следователь еще посидел в ожидании, но потом резко встал и удалился.

Не успела за ним закрыться дверь, как к Максиму подошел один из заключенных, весь в татуировках.

— Слушай, братишка, какое у тебя погоняло? — спросил он и, увидев удивление, продолжил: — Так жить нельзя! У всех есть имена, у собак и кошек клички, а у тебя ничего! Я знаю про тебя все. Как ты гонял ментов на воле, и как они с тобой расправились в ИВС. Ты наш парень, вор, а вор не может быть без погоняла. Я слушал, как ты говорил с этим прокурорским. Мне нравится твоя линия, и я бы дал тебе погоняло, если не возражаешь. Будешь Шилом. Это хорошее погоняло. Шило — это оружие, это сильнее чем нож. Ты должен соответствовать своему погонялу, оно дается как имя, всего один раз. Меня можешь называть Резаным. Ты, когда тебе разрешат ходить, найдешь меня на двойке. Меня там каждая собака знает.

— Слушай, Резаный! Я еще не поднялся на зону и числюсь за следствием. Куда меня потом повезут, не знаю, может, в Мордовию или Соликамск, а может, куда-нибудь и на лесоповал. Может, больше мы с тобой и не увидимся никогда. Но ты здесь первый, кто протянул руку, спасибо.

— Слушай меня, Шило. Меня знают на зонах, я человек авторитетный, и где бы ты ни был, всегда можешь рассчитывать на моих корешей. Они сейчас по всему Союзу сидят. Если они уважают меня, то будут уважать и тебя. Ты вор, и этого никогда не забывай. Помни, вор не работает, ты всегда в отрицаловке к любым законам. Теперь это твоя жизнь! Поменяешь масть — потеряешь жизнь! Понял? Я знаю, что ты с ребятишками взял меха и хорошо сбыл. Я тебе посоветую помочь пацанам за колючкой. Не забывай это! Если забудешь — мы напомним!

И получив утвердительный кивок, Резаный с гордо поднятой головой вышел из палаты.

Время в больнице текло медленно. Дополнительно обследовав Максима, врачи обнаружили повреждения селезенки и предложили еще одну операцию. Марков дал согласие, и через день его стали готовить.

Он очнулся на той же койке, в той же палате. Ужасно болел послеоперационный шов, и это не давало заснуть. Максим не выдержал и застонал. К нему подошла молоденькая медсестра и сделала обезболивающий укол.

Поправлялся Максим медленно. Прошло уже больше месяца, как он находился в больнице. Светлане удалось получить разрешение на посещение. Это был редчайший случай в практике этого заведения. Когда женщина вошла в палату, слезы брызнули из ее глаз. Такого убогого места она еще не видела.

Не хватало медперсонала, и его роль исполняли осужденные, работающие в хозблоке, халаты на врачах были не первой свежести, а простыни покрыты бурыми пятнами крови и гноя.

Светлана присела.

— Как ты себя чувствуешь? Как попал в больницу? Что произошло?

Максим не стал ничего скрывать и все рассказал.

Светлана была в шоке! Это абсолютно не соответствовало тому, что ей сообщали в МВД! Они говорили, что Максим случайно упал в туалете. Теперь она все поняла!

Марков попросил не поднимать шум — не было бы хуже.

Когда она рассказала о смерти матери, о ее последней воле, о родственниках, не пришедших на похороны, он нежно погладил ее по голове и попытался поцеловать. Но боль в животе не дала ему возможности даже приподняться. Тогда Светлана погладила его.

Его очень волновали результаты следствия, как ведет себя Алмаз, какие показания дает. Подруга рассказала о последних новостях, о том, что Алмаз держится молодцом и за рамки договоренности не переступает. Похоже, милиция решила списать эти преступления на Баранова, а их хотят протащить по делу просто как скупщиков краденого. Адвокаты довольны таким раскладом и надеются на небольшие сроки.

Это известие обрадовало Маркова, и он впервые за последний месяц улыбнулся. Светлана достала из сумки пакеты с продуктами, но Марков остановил ее. Она не знала, что в тюрьме есть одному нельзя, необходимо делиться с сидельцами. Максим, крикнув дневального по палате, попросил разделить передачу между всеми, кто лежал в палате.

Света смотрела на Максима и не узнавала его. Он стал совершенно другим! От его обычного пренебрежения к людям не осталось и следа. Перед ней был взрослый мужчина, его мысли и слова стали мудрее, справедливее. Он больше говорил о справедливости, о нежности и любви. Эти изменения и радовали, и настораживали ее. Она уже все это слышала раньше — от людей, вернувшихся из тюрьмы. Их размышления были однотипны — все считали себя обиженными обществом и всегда были готовы мстить ему.

«Ничего, отсидит, выйдет, и все будет совершенно по-другому, жизнь будет другой, другими будут его мысли. Сейчас он обижен на весь мир, и эта обида не дает ему покоя», — успокаивала себя Светлана.

В палату вошел контролер — свидание окончено.

Олег уже больше трех месяцев работал в лесничестве. Первое время было трудно привыкнуть к одиночеству. Он жил в небольшом срубе и в принципе был доволен новой жизнью. Сам никому не писал, и ему не писали, поэтому, что происходит в Казани, да и вообще вокруг, — понятия не имел.

При оформлении на работу пришлось сказать кадровику, что паспорт потерял в поезде и назвать все данные своего далекого родственника, которые он хорошо помнил. Кадровик не стал проверять — он все понял. С такими людьми он встречался часто. Многие бежали в тайгу от семейных неурядиц, многие скрывались от следствия. Вот и теперь он молча оформил карточку формы Т-1, вклеил в нее фотографию Олега и разрешил приступать к работе.

С этого момента больше не существовало Лозового Олега, а был по воле судьбы Прохоров Александр, уроженец и житель села Алексеевское Алексеевского района Республики Татарстан.

Олег вышел из конторы и направился к Ивану Матвееву.

— Вот и все, дядя Ваня. Я устроился, теперь я твой заместитель по охране лесного богатства нашей родины! Так что давай, командуй! Думаю, надо обмыть назначение, как считаешь?