Он отстранился лишь на секунду, чтоб дать им обоим маленькую передышку для глотка воздуха, а ее губы уже шептали, обдавая его своим горячим дыханием:

- Драко… О, Боже, что мы…

И тут же этот нелепый, глупый отголосок здравого смысла был задушен первым же прикосновением горячего языка к ее губам.

Драко накрыло горячей волной от макушки до самых пят. То ли от своего имени на дрожащих, искусанных губах, то ли от ее “мы”, которого просто не могло существовать. Он с силой вминался в ее сладкий рот, стремясь запомнить ее вкус, впитать каждый вздох, каждый едва слышный стон наслаждения.

Параллельно губам стали двигаться руки. Гермиона с восторгом зарылась пальцами в жидкую платину волос, аккуратно перебирая их, наслаждаясь их шелковистостью. Драко слегка потянул за выпрямленные пряди, заставляя Гермиону чуть откинуть голову, и перешел к вожделенной шее, которая являлась главной участницей его смелых фантазий в последние пару дней. Оставив дорожку легких поцелуев по линии челюсти, он опустился и поцеловал то место, где отчаянно билась синяя жилка, слегка лизнув ее. Затем провел языком по шее до самых ключиц, осыпая каждую из них поцелуями, припадая языком к выемкам над ними. Гермиона тяжело дышала, цепляясь пальцами за широкие плечи, снедаемая диким огнем, способным спалить все ее преграды.

Еще. Хотелось еще. Хотелось большего.

Он же просто убивает ее. Безжалостно. Жестоко.

Терзает своими губами, посылая горячие судороги прямо ей в живот.

Его трясет. Просто подкидывает на месте от сумасшедших ощущений. Сладкая девочка. Горячая. Вкусная. Податливая. Член пульсирует так, что в голове не остается мыслей ни на йоту.

Он уже и не помнил, чтоб ТАК кого-то хотел. Чтоб кто-то ТАК был нужен, прямо сейчас, прямо в эту секунду.

Ее руки лихорадочно бродили по его телу, стараясь оставить на своих ладонях отпечатки каждой мышцы, всего тела, которое сейчас просто сносило с ног своим жаром. Она пробовала на вкус бледную кожу его шеи, щек, со стоном стискивала мочку уха, сильно оттягивая ее, заставляя его с шипением вдыхать сквозь стиснутые зубы от боли вперемешку с животным удовольствием.

Его пальцы царапали кожу бедра, проводя неровные дорожки вверх, задирая платье.

Мерлин, да если бы Рон ее хотя бы вполовину так страстно целовал, если она бы испытывала от его поцелуев хоть толику того возбуждения, что испытывает сейчас, она бы сейчас уже была в Норвегии и подарила бы ему Биг Бен.

Рон.

Господи.

Что ты делаешь.

Эта мысль словно потоком холодной воды окатила ее, в секунду остужая пыл. Она с трудом оторвалась от возбужденного разгоряченного Малфоя, делая два шага назад, упираясь бедром в подоконник, наблюдая, как из его глаз уходит пелена и приходит непонимание.

- Я…ты…Мерлин, мы не должны были… Я так не могу. Так нельзя. Это все неправильно. Да как… - несвязно бормотала Гермиона, пальцами проводя по припухшим от страстных поцелуев губам.

- Грейнджер… - начал Драко, подходя к ней ближе. Она вздрогнула и уперлась ладонями в его грудь, еще не остывшую, еще такую манящую, слегка комкая ткань футболки в тонких пальцах.

- Прости… Прости, я не могу. Мне…мне нужно идти. Правда.

Она поправила платье, проскользнув под рукой растерянного парня, и, не оборачиваясь, выбежала из квартиры.

Драко вздрогнул от звука захлопнувшейся двери, бессильно запустив пальцы в взлохмаченные волосы, которые еще хранили огонь ее рук.

Твою мать, Малфой. Что это такое было?

Ты целовал грязнокровку. Она отвечала, о, и еще как отвечала. И это напрочь снесло тебе крышу.

Папочка бы гордился тобой, идиот.

Он обессиленно рухнул на диван, беря в руки подарочный пакет.

Слизеринский шарф. Она принесла тебе слизеринский шарф.

Пошла к черту, Грейнджер.

========== Глава 8 ==========

Трансгрессия на пьяную голову была определенно самой худшей идеей за всю ее жизнь. Гермиона лежала на полу гостиной ничком, чувствуя, как из уха стекает кровь, она ощущала ее железный привкус на губах и, кажется, не чувствовала пальцев правой руки. С громким стоном повернув голову, она увидела картину, заставившую ее желудок, который и так сжимался где-то в горле, скрутиться в болезненном спазме.

Ее пальцы держались лишь на одних сухожилиях, синея с каждой секундой. Твою мать! Расщепило. Нечеловеческим усилием воли она заставила себя подняться, баюкая правую руку, словно младенца, и быстро нашла свою палочку.

- Акцио, бадьян, - и вот она уже с трудом откупоривает прозрачный бутылек, поливая содержимым открытую рану, которая начинает шипеть и чуть дымиться. Гермиона с силой стиснула зубы, стараясь не заплакать, затем бережно обернула пострадавшую конечность чистыми бинтами и улеглась на диван, решив, что обо всем подумает завтра. На сегодня сил уже не осталось.

Наутро состояние стало гораздо лучше. Пальцы она уже чувствовала, но пошевелить все еще не могла. Уродливый бордовый рубец по низу всех фаланг служил красноречивым напоминанием того, что, несмотря ни на что, ни на какие поцелуи со всякими там Малфоями, к магии нельзя относиться безответственно, принимая решения на пике эмоций.

Она и не успела как следует сосредоточиться на месте назначения, стараясь убежать от злосчастной квартиры как можно быстрее и дальше, и вот результат. Гермиона со вздохом поднялась с дивана и осмотрелась. Пора было заканчивать с самобичеванием и…

О, черт.

Воспоминания предыдущего вечера обрушились на нее лавиной, явственно пахнущей Малфоем. Как она ошибалась. Самобичевание только начало набирать обороты.

Она вчера… Они вчера… Мерлин, она даже мысленно не могла произнести название этого действия!

Давай же, Гермиона, ты же храбрая девочка. Взгляни в глаза своему здравому смыслу, точнее, тому, что от него осталось. А самоуважение вообще предпочло умереть и не дать ни единого шанса на свое воскрешение.

Гермиона скосила глаза, заметив под диванной подушкой золотой отблеск, и новая, жгучая волна всепоглощающего стыда затопила ее с головой. Время она собиралась Рону подарить, как же! Да его Обливиэйтом стоило наградить, чтоб он напрочь стер из своей памяти все то, что было связано с ней.

Она не достойна его. В то время, как он гостит у брата, наверняка думая о ней, ожидая их встречи, она… Мерлин, она ведет себя, как последняя шлюха.

«Тебе же понравилось», пронеслось у нее в голове. Чертов внутренний голос снова был против нее, и она с силой надавила на виски, стараясь заглушить его.

«Вчерашние сравнения поцелуев Рона и Малфоя были исключительно твоими. Что ты там думала? Ах, да. Если бы Рон хотя бы вполовину так целовал тебя, то ты бы…»

Заткнись! Мерлин, умоляю, сгинь!

«Правда глаза колет? Стыдно? Вчера что-то неловкости не было заметно, когда ты извивалась в его объятиях, как сучка во время течки».

Сколько можно уже?! Хуже почувствовать себя она точно не сможет.

«Уверена? Напомнить про насквозь промокшее белье, когда Малфой засовывал тебе язык в самую глотку? Или когда он слюнявил тебе шею? Или…»

Достаточно! Черт, как можно заавадить собственный внутренний голос?!

«Никак, дорогая. Иначе кто тебе напомнит, как ты лапала Малфоя, желая гораздо большего, чем поцелуй?»

Все.

Пунцовая от стыда Гермиона мгновенно забежала в душ, яростно натирая себя мочалкой до красноты. Так нельзя! Эти мысли сведут ее в могилу.

Нужно… нужно поговорить с Малфоем. Просто объяснить…

«…что ты никого так страстно не желала в своей никчемной девственной жизни».

Грубо приказав внутреннему голосу заткнуться, Гермиона взглянула на часы, охнула, обнаружив, что день близится к вечеру, наспех оделась и вылетела из дома.

Она была обязана поставить точку в их с Малфоем отношениях, какими бы они не были.

***

Драко угрюмо слонялся по квартире, ненавидящим взглядом сверля слизеринский шарф, который был небрежно перекинут через спинку дивана. Рука не поднималась просто выкинуть его – все же он был слизеринским, - но и спокойно лицезреть перед собой напоминание о поганой гриффиндорке, о их вчерашнем вечере, он тоже не мог.