Урок защиты почему-то начался в учительской, куда они пришли вместе с новым профессором. В учительской в одном из кресел у камина сидел с книгой профессор Снейп. Услышав шум, он оторвался от книги и обернулся к вошедшим ученикам, те нестройным хором поздоровались с зельеваром. Профессор коротко кивнул им, смерил пристальным взглядом высокую и чуть сгорбленную фигуру Люпина, презрительно скривился и покинул помещение. Правда, на пороге притормозил и бросил убийственную фразу:
— Учтите, Люпин, ваш так называемый урок кое-кому может не понравиться.
После чего он аккуратно прикрыл дверь и оставил их в оглушительной тишине. Студенты настороженно замерли, с тревогой озираясь по сторонам, как-никак профессора Снейпа они три года уже знали и прекрасно понимали, что Северус Снейп ничего плохого никогда не посоветует и не сделает. Тогда как Люпин был величиной новой и неизвестной. Люпин кашлянул, снял с себя драный бежевый плащ, повесил на вешалку и отошел к небольшому гардеробу, который при его приближении почему-то затрясся и задрожал, словно что-то или кто-то внутри него заметалось и начало бросаться на стенки и дверцы. Студенты в страхе уставились на гардероб, Люпин снова кашлянул и миролюбиво произнес:
— Там всего-навсего обычный боггарт. Так что боятся нечего.
Однако по лицам Малфоя, Невилла и сестер Патил стало ясно, что боггарта следует опасаться, очень даже. И снова студенты сгрудились большой кучей вокруг знатоков и лихорадочным шепотом вопрошали — что за штука такая “боггарт” и что с ним надо делать? Гермиона подняла руку, и все взгляды тут же переключились на неё, на тонкую, изящную, чуть подрагивающую девичью руку. Потом глаза скользнули вниз по руке на саму Гермиону и увидели, что она заметно нервничает, ну и, конечно, голос Гермионы тоже подрагивал:
— П-проф… профессор Л-люпин, вы считаете это нормальным?
— А что случилось, мисс Грейнджер? — удивился Люпин.
Карие глаза Гермионы обвели помещение и остановились на гардеробе. И девочка авторитетно заявила:
— Взрывающийся бензовоз здесь не поместится.
— П-простите, что? — ошеломленно закашлялся Люпин. Гарри побледнел, ясно представив себе огромный бензовоз, раскуроченный взрывом, да и сам огненный “грибочек” тоже куда-то надо втиснуть, не говоря уж о луже горящего бензина… Ну ничего себе страхи у Гермионы! Реальные, настоящие страхи, кажется становится понятно, что такое боггарт. Гермиона решительно вышла из шеренги и направилась к двери.
— Кхе, мисс Грейнджер, я вам не разрешал покинуть класс.
— Извините, профессор, но мой бензовоз здесь не поместится, и вообще, вам не кажется, что некоторые страхи могут быть слишком личными?
— Согласен! — вдруг подхватил Малфой. — Я тоже отписываюсь, можете снять с меня все баллы, профессор, но участвовать в этом абсурде я не стану.
С этими словами Малфой поспешил отойти к Гермионе и встал рядом с ней. Невилл поднял глаза к потолку и задумчиво проговорил:
— А я всё пытаюсь представить, как выглядит страх падения с высоты? И никак не представляется. Боггарт это не сможет показать, и я всё больше понимаю, что не хочу это видеть. Разрешите выйти, профессор?
— А мой страх слишком личный, — вставил Рон. — Я тоже выйду, ладно?
— Но… Как же, вы хотите сорвать урок? — запротестовал Люпин.
— Знаете что? — рявкнула вдруг тихая и воспитанная Падма Патил, одна из сестер-близняшек. — Наш отец однажды обнаружил одного боггарта в палисандровом серванте, открыл дверцу, боггарт выскочил и превратился в какой-то папин страх, в какой, папа не говорил, но, в общем, он раз двадцать произнес «Ридикулус», но боггарт и не думал слушаться, напротив, он вел себя всё хуже и хуже. Пугал папу, высасывал из него энергию и силу… И неизвестно, что было бы с ним, если бы не Джаябхвати, наша семейная слониха, она стояла на малом дворе, прикованная за ногу к дереву цепью. Чувствуя беду, Джаябхвати громко затрубила, на шум прибежала матушка — она ходила на реку стирать постельное белье — и только вдвоем они смогли справиться с агрессивным боггартом. Вскоре после того случая Джая умерла от старости и наши родители эмигрировали из Индии сюда, в Англию, к нашему дяде. Мы с Парвати тоже покинем урок, потому что мы не знаем, какой боггарт сидит в этом гардеробе.
И сестрички Патил, гордо вскинув красивые головки, синхронно прошествовали к двери и скрылись за ней. За ними, смущенно махнув рукой оставшимся, вышла Гермиона. Невилл, Рон и Драко шагнули к двери, тоже собираясь покинуть аудиторию. Гарри искоса глянул на Люпина, вид у того был откровенно жалкий и ошеломленный, он явно никак не ожидал, что его первый урок закончится таким провалом. На какой-то миг его стало жаль, но только на миг, судя по реакции знатоков, боггарт был крайне неприятным предметом, настолько неприятным, что ученики даже рискнули нарушить правила и попросту сбежали с урока.
И ноги Гарри сами собой вынесли его вон, вслед за первыми беглецами. Ну, а за Гарри рванули и все остальные. Воистину, лучший полководец — это тот, кто ведет за собой и не важно, куда, в бой или с поля боя.
Догнав Гермиону, Гарри зашагал рядом с ней, сначала молча, а потом не удержался:
— Ты мне расскажешь, что такое боггарт? А то я запутался, в голове все время вертится старый актер, звезда Голливуда и черно-белого кино Хамфри Богарт.
Гермиона споткнулась, остановившись, она с минуту ошалело взирала на Гарри, потом согнулась, схватилась за живот и дико захохотала, её смех эхом заметался по стенам коридора, распугивая тени. Отсмеявшись, она выпрямилась и сквозь слёзы выдавила:
— Бедный Хамфри Богарт, кто бы знал, что его именем назовут призрачное пугало.
Гарри воспользовался шансом и повторил вопрос, Гермиона вздохнула:
— Ну, я про них только читала, Гарри. Лично с ними я не встречалась, поэтому буду рада, если кто-нибудь из тех, кто встречался с боггартом, расскажет нам.
Драко и Невилл переглянулись и дружно пожали плечами. Потом Драко кивнул вперед и проворчал:
— Ну не здесь же, в коридоре, давайте зайдем куда-нибудь.
После недолгих дебатов решили, что для этой цели подходит Зал Славы. Придя туда, осмотрелись. Сесть, конечно, некуда, но они не старики с подагрой да ревматизмом, могут и постоять, что и сделали. Три факультета сгрудились вокруг одного, слизеринского, странное то было зрелище, сорок ребят со всех четырех противоборствующих Домов дружно собрались, чтобы без драк и выяснения отношений выслушать краткую лекцию про боггартов без визуальных демонстраций последних.
— Ну, Гойл, давай, выкладывай, — сказал Драко. Увидев же недоумение на лицах, пояснил: — Грегори видел боггарта в отличие от меня, я про него только слышал и читал.
Все взгляды вперились в кряжистого и полноватого Гойла, тот хмыкнул, сверкнул водянистыми глазками мутно-серого цвета и начал рассказывать сипловатым от волнения голосом:
— Мне девять лет было, когда, выходя из столовой, услышал, как мама папе говорит: «Наконец-то Грег пошел спать, разберись с боггартом, что в напольных часах поселился, я бы сама его прогнала, но не хочу пугаться понапрасну». Мне, конечно, стало интересно, что за боггарт и почему он в часах поселился, я прокрался за отцом в северную гостиную, притаился в одном закуточке и стал смотреть. Дальше папа достал волшебную палочку, помахал перед собой, несколько раз произнес «Ридикулус», готовится, значит. Я дыхание затаил, жду, что дальше будет, та-а-ак, папа открыл стеклянную дверцу часов и назад отпрыгнул, встал в классической стойке, ноги полусогнуты, левая рука на отлете, правая вперед, палочка вверх, как шпага. Та-а-ак, из нутра часов выходит незнакомый мистер, высоченный, весь в черном, как профессор Снейп, встал перед папой и говорит: «Гойл, не могу поверить, что ты не рад моему возвращению». Папа стоит и трясется, палочкой машет-машет и всё пытается сказать это самое «Ридикулус», но язык его не слушается, заплетается, а мистер в черном продолжает над папой издеваться, передразнивает его, хихикает, мерзко так… Папа в обморок — брык, а незнакомый мистер таять начал, в туман превратился, повис под потолком и ждет чего-то. А мне за папу страшно, боюсь за него, я плюнул на туман и к папе побежал, посмотреть, что с ним. Та-а-ак. Посмотрел, понял, папа без сознания, ну, думаю, надо маму позвать, а это нечто под потолком вдруг ка-а-ак спустится да ка-а-ак обернется… — тут Гойл стыдливо покраснел, — розовым слоном, моим детским кошмаром, и ка-а-ак задудит мне прямо в лицо своим раструбом на хоботе… А тут папа пришел в себя, увидел моего слона и давай хохотать, а розовый слон знаете что?
