В деревенских и школьных библиотеках все попроще. А в библиотеке Хогвартса все ещё проще, если не сказать — примитивно… Здесь пахнет пылью и кожей, здесь прохладно и сухо, здесь царит вечный полумрак. Свечам и факелам (т.н. открытому огню) сюда ходу нет. Только лампы, только естественный свет из окон. Окна здесь высокие и стрельчатые, с частым переплетом рамы. Вдоль стеллажей — столы, перед ними стулья и табуреты, и поэтому проходы между стеллажами-столами — широкие. Но это мало помогает, все равно здесь сумрачно, ведь по длинному помещению вглубь его тянутся бесконечные стеллажи и свету от окон довольно трудно добраться-досветить хотя бы до середины, уже на полпути он начинает рассеиваться.
Но здесь, у окна, было совершенно светло. Гарри сидел от него справа, перед ним на столе — альбом, в котором он вот уже целый час лениво мусолит карандаш и клочок бумажки, которым аккуратно ретуширует тени и полутени. Гарри рисует василиска. Того самого, из туалета Плаксы Миртл. Василиск нарисован очень реалистично — тщательно прорисована каждая чешуйка, плавно вычерчен каждый изгиб змеиного тела… Что поделать, Гарри влюбился в василиска, той короткой и весьма эмоциональной встречи оказалось достаточно, чтобы отметить смертоносную красоту древнего монстра. А вот глаза Гарри пока не стал прорисовывать, потому что они слишком четко впечатались ему в память.
Он успел поискать информацию про василисков в этой огромной библиотеке и здешние жители-книги поведали ему, что василиск убивает взглядом, вот тогда-то Гарри и осознал, как по-детски наивно он себя вел, когда таращился в сияющие золотом глаза смерти. Но с другой стороны, именно наивность и спасла ему жизнь, та самая детская непосредственность и незнание опасности защитили его от смерти. Гарри даже вспомнил историю одной трехлетней девочки, дочери циркачей. Однажды она во время кормления зверей проникла в клетку к злобным белым медведям, униформист от ужаса заморозился, глядя как огромные полярные мишки перекатывают мелкую девчушку туда-сюда по клетке своими лопатообразными лапищами, а девчонка пытается подняться, падает, отмахивается от зверюг и ругается неумелым детским матом. Мать и бабка поседели, отец тоже за сердечко подержался, потом, придя в себя, хорошенько надраил ремнем задницу любимой дочурки и изрек:
— Бесстрашие и доверчивость ребёнка, вот что её спасло. Только это.
Эту историю рассказала тётя Петунья, когда они как-то раз заговорили о цирке и она вспомнила про великую артистку Наталью Дурову, чье выступление однажды видела в детстве, когда цирк-шапито приехал в Лондон на гастроли в послевоенные годы.
Вот и он — по незнанию спасся сам и спас Джинни от василиска. Но Боже ты мой, как же он красив!.. Гарри откинулся на спинку стула и собрался поностальгировать, повспоминать змеиного короля, как краем глаза заметил движение за окном. Полумна, утопая в снегу по щиколотку, деловито топает в лес, снова. Что она там забыла? Опять нарглы позвали? Гарри глянул на часы, половина одиннадцатого, до темноты ещё далеко, конечно, но… девчонка же. Маленькая. Вспомнился её папа, симпатичный синеглазый мистер Лавгуд — не зря же он просил присмотреть за Полумной, ох, не зря!..
И Гарри, больше не раздумывая, закрыл альбом, кинул его в сумку, туда же полетел пенал с карандашами, вскочил и помчался к выходу из библиотеки, не забыв прихватить с вешалки свою зимнюю куртку. Когда он добрался до выхода, то снова начал проклинать огромные расстояния в этом замке, десять минут ушло!.. Целых десять минут ушло на то, чтоб добежать от библиотеки до выхода, за эти десять минут может произойти всё что угодно — например, начаться снегопад. Да и компания у него появилась, увидев куда-то спешащего Гарри, к нему из любопытства присоединились Гермиона и Рон с Невиллом. Грубо говоря, увязались. Сначала бежали молча, потом, когда стало понятно, что Гарри нацелен в Запретный лес — начались вопросы.
— Ты куда, Гарри? — с испугом прокричал Рон.
— Зачем? — спросил практичный Невилл.
— Но туда же нельзя… — неуверенный голосок Гермионы.
На опушке леса Гарри остановился и рукой показал на цепочку следов, ведущих в темную таинственную тьму между стволов огромных деревьев.
— Здесь прошла Полумна. Она маленькая девочка и может заблудиться там, если снег засыплет все следы. Надо её найти и вернуть.
С аргументом Гарри все согласились. Тем более что позади них следы на снежном поле от замка до леса уже были припорошены свежевыпавшим снежком, а одинокие следы Полумны пока защищали нависающие сверху густые ветви деревьев. Девочку нужно было найти, и поскорее. Правда, Рон из вредности проворчал:
— А почему это мы должны переться черт-те куда по морозу и снегопаду? Чем мы ей должны?
— Ты ничем, а я увидел из окна библиотеки, как маленькая девочка ушла в лес и больше этого никто не знает. Значит, что? Значит, я должен её найти и вернуть. Или сообщить преподавателям, но в таком случае её накажут, а я этого не хочу, — ответил Гарри, торопливо шагая по следам Полумны. Гермиона и Невилл кивнули и ускорились вслед за ним, а Рон скорчил недовольную гримасу, надвинул пониже на глаза-уши вязаную полосатую шапку, поднял ворот драповой длинной куртки и нехотя поплелся сзади, придерживая локтем притихшую где-то внутри, в недрах одежды крысу.
Где-то спустя полмили-полчаса Гарри вдруг так резко и внезапно остановился, что Невилл с Гермионой едва не врезались ему в спину и с трудом устояли на ногах, для чего вцепились в Гарри с двух сторон. Оба встревоженно заглянули ему в лицо и увидели, как Гарри остекленевшими глазами смотрит в одну точку. Ни о чем не спрашивая, они проследили за его взглядом и оцепенели, увидев то же, что и Гарри.
Рядом со следами Полумны были ещё чьи-то следы. Человеческие. Следы взрослого человека. Но кто может быть в лесу сейчас, кроме них, в декабре? Это явно не следы Хагрида, его ноги размером с салазки ни с чем не спутаешь. Гарри снял запорошенные снегом очки и быстро протер их концом шарфа, вернул на нос и пошел по следам взрослого, Гермиона, Невилл и подошедший Рон остались на месте, с тревогой глядя на друга. Гарри вскоре вернулся и взволнованно сообщил:
— Это, наверное, преподаватель, его следы тоже со стороны Хогвартса ведут.
— О… и что дальше? — зябко ежась, спросила Гермиона.
— Н-ну-у-у, если она не одна, то, наверное, можно вернуться назад? — неуверенно предложил Невилл, шумно и жарко дыша на ладони, по рассеянности он, как обычно, забыл перчатки.
Да, погода явно не располагала к прогулкам, и Гарри, видя, что его друзья начинают мерзнуть, принял решение возвращаться обратно. Однако где-то на задворках сознания зацарапалась назойливая мысль о педофилах, о чьих подвигах сто раз сообщалось в передачах. О ненормальных взрослых дядьках, которые подкарауливают маленьких девочек и мальчиков, и уводят их в парк-сквер-лесок, где творят с ними всякие ужасные вещи… Судя по всему, Гермиона тоже подумала о том же, потому что она, нервно кусая губы, неотрывно продолжала смотреть на двойную цепочку следов. И Гарри передумал:
— Нет уж, сначала посмотрим, с кем она там, а потом вернемся с чистой совестью.
И опять с ним все согласились. Даже Рон. И снова двинулись по следу. На сей раз они шли с осторожностью, внимательно прислушиваясь к звукам вокруг, но в лесу стояла загадочная зимняя тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под их ногами и громким дыханием. На морозе почему-то не дышится тихо. Особенно если ты куда-то торопливо идешь и о ком-то беспокоишься. А торопиться надо, снег идет, и на открытых участках маленькие следы Полумны уже полностью были засыпаны, но, к счастью, следы взрослого были глубже и не так быстро исчезали под снегом.
Сколько времени они уже идут? Гарри посмотрел на часы — половина первого. Однако, далеко же они ушли! Вокруг уже дикий лес, мертвенно-белый, с сугробами над буреломом, а скоро и совсем стемнеет… Рон задушенно икнул, глядя куда-то вверх, его лицо из красного стало сперва бледно-розовым, а потом приобрело нежно-салатовый оттенок. Гарри проследил за его застывшим взглядом. Сначала он ничего не понял — ну что такого страшного увидел Рон? — но, присмотревшись, понял — паутина! Она обычно не пугает никого, но только если она на веточке или в углу сарайчика под крышей, а не опутывающая целые кроны деревьев. Белые лохмотья старой паутины свешивались с ветвей и беззвучно шевелились от едва заметного ветерка. Можно было бы из упрямства сказать, что это сплетения множества паучиных поколений, но целые, не порванные, а значит, сравнительно свежие, нити паутины оплетали кроны и повторяли узор обычной паутины обычных пауков. Рон, трясясь от ужаса, был, казалось, на грани обморока, его выпученные глаза и раззявленный рот говорили за него лучше всех — Рон боится пауков. Гермиона с видом энтомолога, открывшего новый вид насекомых, покатала в пальцах клочок паутины и удивленно сообщила: