К концу этих своих раздумий Хагрид стал совсем виноватый и от стыда даже не знал уже, куда и деваться. А Гарри, случайно пострадавший маленький мальчик, развлекался-забавлялся с цербером, то клыки потрогает, сравнивает их со своими пальчиками, то в нос ближайший подует и смеётся-хохочет, глядя, как Пушок забавно морщится и жмурится. Ребёнок, что поделать. Детство, оно такое, непосредственное, бесхитростное. Наивно-откровенное. Там, где взрослого уложит инфаркт, ребёнок просто испугается и ляжет чуточку более уставшим, а пережитый испуг он будет воспринимать как страшный, кошмарный сон, ничего больше. Вот почему мы так по-разному реагируем на вампиров, оборотней, убийц-маньяков. Детская психика уязвима, но и гибка, фантазии и реальность порой так тесно переплетаются в голове малыша, что трудно выцепить из этой умственной кашки, где выдуманный мир ребёнка, а где окружающая нас явь. Гарри Поттеру понравился Пушок, огромный пёс ростом со слона и клыками толщиной с мужской палец.
Когда он вернулся в гостиную Гриффиндора, окружившие его дети скривились. Гермиона закашлялась и помахала перед носиком ладошкой:
— Фу-у-у… Гарри, от тебя жутко воняет псиной!
Рон обрадовался, рассиялся:
— Круто, Гарри, ты ходил к Хагриду, да? У него собака есть, волкодав по кличке Клык. Он такой слюнявый, да, Гарри?
Гарри, подумав, согласился с Роном на всякий случай. Про Пушка пока лучше никому не говорить, это будет его тайной. В конце концов, тайны для того и существуют, чтобы их раскрывали. И когда-нибудь у этой тайны найдется свой тайноискатель, который раскроет её на своих условиях. Правда, они могут разболтать всему курсу о своем открытии и тогда никакой тайны не будет, но у него она пока есть, и он будет её хранить. А пока…
— А какой породы Клык, Рон, как ты думаешь?
— Э-э-э, я не знаю, Гарри, но Хагрид же сказал — волкодав. Да ты же видел, Гарри!
— Я просто подумал, а как ты его опишешь?
— Описать Клыка? Хм, интересно… ну, он большой, толстый, криволапый. Цвет черный, блестящий, как мокрая крыша. А ещё, мне кажется, ему шкура великовата, висит везде, и спереди, и сзади, и с боков.
— Хвост?
— Длинный и тонкий, прямой как палка.
— Морда?
— Фу-у-у! Слюнячая такая, ну ладно-ладно! Широкая и тупая, губа-а-астая-прегубастая…
Со всех сторон посыпались предположения:
— Мастиф?
— Фила бразилейро?
— Нет, они желтые и палево-рыжие.
— Кане-корсо?
— Уши у Клыка есть?
— Да, есть, большие такие, лопухами.
— Это не кане-корсо, у них уши купируют.
Победила Гермиона, она угадала породу Клыка — мастино неаполитано, на следующий день она сходила к брату, и Гидеон подтвердил, да, мастино.
====== Тринадцатая глава. Молекулы углерода ======
Учеба далась Гарри очень тяжело. Ведь мало было произнести заклинания правильно, надо ещё и четко выполнять движения волшебной палочкой, а с этим у Гарри были проблемы.
На трансфигурации было более-менее терпимо, там результаты зависели больше от воображения, чем от точности взмаха палочкой, ткнул в предмет, представил себе нужную форму и… Так-то оно так, но здесь тоже нужны были силы и воля. Превращение спички в стальную иголку — та ещё морока. Пока получалось только заострить несчастную спичку и слегка посеребрить, и всё. Полноценная стальная иголочка получалась пока только у Гермионы, надо ли говорить, что девочка возгордилась и задрала свой симпатичный курносый носик? Окрыленная успехом, воодушевленная малявка тут же кинулась поучать и поправлять других. Гарри ничего против не имел, он с благодарностью принимал помощь Гермионы, внимательно слушал её наставления и старательно повторял за ней.
Гермиона, сосредоточенно пыхтя, внушала Гарри:
— Ну представь себе молекулы стали, они выглядят как решетка с капельками зерен на углах, я точно знаю, не спорь, я видела под микроскопом. Так вот, слушай и запоминай. Зерна надо преобразовать…
— Но спичка деревянная! — перебил её Гарри.
— Зато в спичке присутствует сера и углерод. Ты учебник химии открывал? Вот и вспомни строение атомов углерода, они на что похожи?
— На цепочку из букв «С».
— Верно, а всё вместе?
— Пчелиные соты.
— Ну вот! Напрягись, удали деревянную часть и замени целлюлозу углеродом.
Гарри, не очень хорошо представляя задачу, попытался сделать так, как сказала Гермиона, нацелил кончик еловой палочки на спичку, произнес формулу трансфигурации и вообразил, как капельки-зерна с углов решетки стекают и заполняют полости, оставшиеся на месте дерева — целлюлозы. И вдруг, о чудо! Деревянная спичка истончилась, стала пористой, словно губка, а потом она вытянулась и превратилась в стальную палочку, не в иголку, а в палочку, по форме похожую на ту же спичку. Стальная спичка! А дальше дело техники, Гермиона велела включить воображение и представить, что перед ним лежит не спичка, а иголочка. Гарри послушался и наконец-то добился результатов, плохо веря своим глазам, дрожащими пальцами взял прекрасную швейную иглу. Длинная, остренькая, с аккуратным узеньким ушком. И непонятно, кто был больше рад, сам Гарри-ученик или маленькая учительница Гермиона.
Заклинание же левитации, напротив, требовало точных и выверенных движений палочкой и кистью руки, причем именно так, как говорил профессор Флитвик:
— Не забудьте те движения кистью, которые мы с вами отрабатывали. Кисть вращается легко, и резко, и со свистом.
Ну да, легко сказать «легко», когда у него не то что кисть не вращается «легко, резко и со свистом», но и руки, целиком от плеч, не всегда-то и слушаются. Не говоря уж об остальных конечностях. И заклинание левитации удалось пока что той же Гермионе, ей одной получилось поднять в воздух лебединое перо. Потом, правда, это удалось Драко Малфою и Падме и Парвати Патил. У Гарри пока не получалось, и у Рона тоже почему-то. Непонятно, Рон-то нормальный, здоровый пацан, у него-то почему не получается? Это заставляло Гарри нервничать и думать, что, наверное, заклинание зависит от силы воли. И он невольно прислушался к тому, как Гермиона поучает рыжего:
— Ты неправильно произносишь заклинание. Надо произносить так: Вин-гар-диум Леви-о-са, в слоге «гар» должна быть длинная «а».
В ответ Рон взбешенно замахал палочкой и свирепо прорычал:
— Винга-а-р-р-рдиум Левиоса…
— Рон!
— Отстань, дура, надоела!
Гарри аж вздрогнул, столько ненависти было в голосе Рона. А когда Гермиона убежала, чуть не забыв свою сумку, Гарри с укором сказал Рону:
— Ну что же ты, она же помочь хотела.
— Да надоела она мне, Гарри! Заучка лохматая, только и знает, что всех поучать.
— Ну ладно, согласен, но обзываться-то зачем?
— Я не обзывал её, я говорю правду. Она лохматая заучка, неудивительно, что с ней никто не желает дружить, если честно она — настоящий кошмар.
Тем же вечером, когда все уроки подошли к концу, вся школа собралась в Большом зале по случаю праздника Хэллоуина. Зал был богато украшен множеством тыковок и псевдонастоящими летучими мышами, которые хаотично летали меж тыкв и свечей и висели на стенах и потолке. Пробираясь сквозь толпу к своему месту, Гарри краем уха услышал, как Парвати рассказывает своей подружке Лаванде о Гермионе, которая заперлась в женском туалете, плачет и никак не может успокоиться. Судя по виду, Рон тоже услышал и ему явно стало не по себе. Гарри хотел было развернуться и пойти искать Гермиону, но плотная толпа просто снесла его, и Гарри ничего не осталось, как влиться и поплыть по течению, а сев на место, он вдруг подумал, что если человек плачет, то у него обычно плохое настроение и совсем нет аппетита. Ладно, успокоится и придет — философски решил Гарри и принялся накладывать себе в тарелку печеную картошку.
Праздник был в самом разгаре, когда в зал вбежал профессор Квиррелл. У него был дикий вид, тюрбан сбился на бок, глаза выпучены от страха. Подбежав к столу преподавателей, он остановился, оперся о столешницу и почти без запинки простонал: