– Что ты имеешь в виду?

– Мы все напряжены и прячем это напряжение за масками добродушия.

– Ты говоришь сейчас, как психотерапевт. Как Хиро. Даже слушать смешно… Он втолковал в твою голову эту ерунду?

Марианна промолчала.

– Не уверен, что его психологические выдумки, типа наших откровенных разговоров, помогут. Каждый здесь одиночка, и каждый за себя. И правильно, потому что, так или иначе, мы так ничего друг о друге не знаем. Каждый здесь может оказаться не тем, кем представился и чью роль играет. Послушай меня, Марианна, будь на чеку, выкинь из головы такую лживую науку психологию и смотри в оба, не давая никому навязать что-то!

– О чем вы говорили? – скрипнула дверь, и на кухне появился Хиро.

– Мы размышляли, куда ты мог исчезнуть, – поспешно ответил Оливер, глядя как Марианна, волнуясь, начинает снова резать морковку. Теперь уже слишком мелко.

– У меня было важное дело, требовалось кое-что найти…

– Уверен, то, что нашел ты, ни в какое сравнение не идет с тем, что мы отыскали. Правда, Марианна?

Она растерянно посмотрела на Оливера.

– Мы нашли вино. Да, довольно много вина.

– Я заметил его раньше вас, – серьезным тоном говорил японец. – А теперь я нашел Грейс.

– Что же, наверное, не так сложно отыскать кого-то человеку, который сразу смог определить, где здесь должно стоять вино, – пробубнила Марианна.

– Пора звать Грейс пробовать удивительно вкусное блюдо под названием «Осеннее изобилие», – заполнил Оливер мучительную паузу. – Конечно же, с вином.

– А видел ли ты этот компот, Хиро? – насмешливо спросила Марианна, и была удостоена сердитого взгляда.

Они вышли из кухни и направились к лестнице. На мягком, покрытом темным бархатом стуле их ждала Грейс. Она была ещё бледнее, чем обычно. Холодное, ничего не выражающее лицо, безжизненные,  мраморно-белые руки,  застывшие, стеклянные глаза. Умирающая и не умершая Грейс. Мертвая и живая в одно и то же время.

***

– Все уже определились с комнатами? – спросил Хиро, пока Оливер раскладывал салат по фарфоровым тарелкам. – Интересно послушать, кто какую выбрал. Я обошел только некоторые, но свою отметил сразу. Сам бы я никогда не выдумал такое.

В общем, она белая. Чисто-белая комната. Словно снег на вершине гор или пушистые облака далеко в небе. Она идеально белая. Плотно-белые стены, кристально-белые потолки и нежно-белая мебель. Когда я открыл дверь и увидел эту белизну, у меня даже дыхание перехватило… Как будто я попал на облако… Ноги утопали в мягком ковре, а глаза слезились от света, который источала комната. Хотя не трудно догадаться, что окон в ней нет. Свет был магически создан ей самой. Удивительно!

Там совсем мало мебели: сахарно-белый диван, стеклянный столик с хрустальными вазами, заполненными молочным воском, и безупречно-белый строгий шкаф, где лежит махровый халат и тапочки под цвет. На стенах висят доски, обтянутые ярко-белой тканью, на ткани насыщенно-белыми крошками выложены цветы и пейзажи. Картины то кажутся незаметными, то, напротив, выставляют красоту напоказ, словно существуют отдельно от доски. Неземная комната…

Девушка в черном платье копалась в тарелке с овощами.

– Грейс, тот чулан, где я тебя нашел, случайно, не выбранная тобой комната? – прервал свой рассказ Хиро.

– Да, это немного темная комната. В ней почти нет света. Она понравилась мне загробным мертвым духом. Ничего живого и радостного. Тоска, мрак, смерть, – ответила девушка, нацепив на вилку кусок свеклы.

– Может, расскажешь нам о ней подробнее?

– Нет, не расскажу, – с расстановкой ответила Грейс, медленно отпивая вино из хрустального бокала.

– Хиро, – заговорил Оливер, – тебе надо отучаться от ужасной привычки – все выспрашивать. Это унизительно! Сейчас ты не психотерапевт, а мы не душевнобольные.

– Извините, издержки профессии.

– Мне кажется, что по выбранной комнате можно многое рассказать о человеке, – начинает Марианна, наливает в свой бокал вина и делает глоток.

– Эй, разве тебе есть восемнадцать, чтобы пить алкоголь? – воздух пронзают слова Оливера.

– Что, попалась? – Грейс толкает Марианну в бок.

Хиро прекращает есть и кладет вилку на стол.

– Я спрячу все ножи, мало ли что! – играет до конца Грейс и прибавляет пару колких словечек на американском сленге, чтобы никто не понял.

Марианна молчит. Ей приходит в голову, что все происходящее – просто сон. А во сне она может делать все, что угодно. Быть кем-то другим, решиться на такое, чего раньше всегда боялась.

– Что ты ко мне постоянно цепляешься? – отвечает она. – Так тошно без этого жить? Или с себя снимаешь подозрения?

– Я как открытая книга, Марианна, а, вот, ты – кот в мешке! – обиженная Грейс поглядывает на мужчин в поисках поддержки.

– Глупо спорить из-за глотка вина, – громко произносит Оливер. – Среди нас нет убийц!

– Отлично, – Хиро резко втыкает вилку в стол, но жест не получается эффектным, и столовый прибор падает, – все роли распределены!

Грейс картинно вздыхает. Ей уже надоело, что японец постоянно забирает внимание себе.

– Жертва, палач и спасатель, все на месте – ровным тоном говорит Хиро.  – Мне уже осточертело бесплатно вкалывать психотерапевтом. Подожду, пока вы вынесите друг другу мозг!

Марианна встает из-за стола и выходит.

«Только во сне люди так легко меняют роли, ведь так?!» – думает она и возвращается обратно.

– Захвачу пару ножей, чтобы вы их не успели спрятать, – бросает Марьяна и снова выходит из комнаты.

– Два-то зачем? И одним управишься! – звонко звучит удаляющийся голосок Грейс.

***

Как давно заметили гости этого необычного дома и как, я надеюсь, отбросив все сумасшествие повествования, понял ты, в доме было много дверей. Кажется, заказчик проекта был на них помешан. Он воспринимал двери не только, как нечто естественное, с помощью чего можно попасть из одной комнаты в другую, а как что-то волшебное. Вроде перехода между мирами или проводника для абсолютно непохожих пространств.

Каждая дверь была уникальна. Всякий раз, когда ты подходил к ней и нажимал на ручку, тебя охватывало необыкновенное ощущение чуда.

Дверь могла вывести в совершенно иной, противоречащий разуму мир, или наоборот, завести в самую обычную комнату, успокоить, примирить с собой.

Одни двери были мнимыми, умело нарисованными на стене. Другие оказались наглухо закрытыми и с забетонированными щелками. Даже не подглядеть, что внутри. Третьи, при попытке открыть, глухо шатались из стороны в сторону, но все равно не поддавались.

Марианну не покидало предчувствие чуда. Она стояла возле запертой двери и упрямо трясла ручку. Рядом то и дело возникал Оливер. Девушка была уверена, что его подослали специально, чтобы присматривать за ней.

Мужчина пробовал завязать разговор, но Марианна не поддавалась точно так же, как и дверь.

Тогда Оливер пропадал, и девушка опасалась, что дом проглотит его, а потом неожиданно появлялся вновь, всегда прихватив что-нибудь в помощь. Сначала это был молоток, потом нож и садовые ножницы, затем причудливо скрученная скрепка.

Каждый раз у Марианны ничего не выходило. Тогда Оливер брался за дело сам, но вскоре прекращал, тоже не добившись результата.

– Дверь ходит ходуном, а мы все равно не способны её открыть, – сказала Марианна, вытащив из скважины изогнутую скрепку.

– Мне уже не кажется, что нужно её открывать. Если дверь не поддается, значит, мы ничего не добьемся, даже отворив её.

– Что, если за ней выход?

– Выход куда? В очередной дом?

Оливер еще раз стукнул по двери молотком.

– Даже выломать её не могу, полицейский чертов! – разозлился он. – Останемся здесь. Не такой скверный выбор: просторно и много еды.

– Это какой-то нереальный мир, – говорит Марианна, сползая по кривой стене на пол.