Пристав дернул за ручку дверь, оказалось заперто, поэтому он кулаком забарабанил в косяк.

– Открывай!

Внутри послышался кашель, вслед за ним какой-то звук, то ли бубнеж, то ли ругань, и только после этого раздался скрип железа, видимо, засова.

– Кого там черти несут, – раздался довольно молодой голос.

– Открывай! – рявкнул пристав, Миша даже вздрогнул, не ожидал такого от поручика.

– Ах, это вы, Александр Иванович, – голос за дверью помягчел.

– Я это, да отворяй, черт нерусский, – Авчинников не скрывал улыбки на лице. – Чай не лето.

– Сию минут, – голос чертыхнулся, и дверь распахнулась. – Чертов засов застрял. – На пороге стоял рыжий малый лет сорока с куцей, слегка посеребренной бородкой.

– Здравствуй, Иван Егорович!

– Александр Иванович, – расшаркался мужчина.

– Так и будешь нас на пороге держать?

– Что вы, Александр Иванович, проходите, гостем дорогим будьте, милости прошу, – засуетился мужчина. – Проходите вот сюда, – вился ужом хозяин, – проходите, присаживайтесь. Как говорится, в ногах правды нет.

Авчинников хозяйской поступью прошел в маленькую комнату, бывшую при станции кассой, присел на стул и только тогда кивнул на Мишу:

– Рекомендую: Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции господина Путилина.

– Очень приятно, – мужчина протянул руку Жукову и отрекомендовался: – Губернский секретарь Иван Егорович Минц, – и добавил: – Начальник станции.

Миша кивнул.

– Чем, господа, могу быть, полезен?

– Ты, стало быть, Иван Егорыч, ничего не слышал?

– Что я должен слышать?

– О Федоре Перышкине.

– О Федоре Семеныче? – уважительно сказал начальник станции, при его словах Жуков покосился на пристава.

«Из одного котла кормятся, – мелькнуло в голове, и Миша насторожился, – как бы сведения не утаили».

– Да, Иван Егорыч… – начал было пристав, но помощник Путилина поднялся со стула, на который только присел.

– Александр Иваныч, – Миша посмотрел на полицейского начальника, не убирая с лица улыбки. – Позвольте мне?

– Ваше право, как сыскного агента, разве я могу возражать? – поручик красноречиво посмотрел на железнодорожного чиновника, тот понял и в ответ незаметно кивнул, что не укрылось от внимательного взгляда Михаила.

– Федор Семенович – приметная личность, даже мы в столице о нем слыхивали: – Минц молчал. – Часто ли он ездил в столицу?

– Поездом редко, ведь у него свои лошади в конюшне.

– Значит, все-таки ездил?

– Бывало.

– А насколько близко вы были знакомы?

– О! – улыбнулся начальник станции. – Я – человек маленький и небогатый. С таким, как Федор Семеныч, хотел бы дружбу водить, но, увы, как говорится, гусь свинье не товарищ.

– Значит, вы его знали, как одного из богатых людей Ланской?

– Вот именно, ежели ехал на поезде, то непременно поздоровается, спросит о здоровье и всегда ездил первым классом.

– Когда, вы говорите, он в последний раз в столицу ездил?

– С неделю будет.

– Он один был?

– Нет, с барышней.

– Из его дам?

– Из заведения, – и начальник станции покрылся красными пятнами. «Вот что они скрывают, – на Мишиной душе воцарился покой. – Ай да пристав, ай да чиновничек. Значится, они знались с клиентами небезызвестного Федькиного заведения».

– Вы, Иван Егорыч, на службе с раннего утра? – Миша ушел в сторону от щекотливой темы, чтобы не смущать присутствующих.

– А как же? В моих обязанностях встречать поезда, продавать билеты и следить за порядком на станции.

– А что полицейский не придан блюсти здесь порядок? – Жуков обратился к Авчинникову.

– К сожалению, этот вопрос решить не в моих силах, штатом не предусмотрен.

– Хорошо, до семи часов утра было два поезда: один – в столицу, другой – в Гельсингфорс.

– Никак нет, три, господин Жуков.

– Да, три, из них только один – в столицу.

– В пять тридцать и шесть часов – в Гельсингфорс, а в шесть сорок две – в столицу.

– Вы помните, кто сел на поезда на север?

– Сегодня, к моему глубокому сожалению, никто не соизволил направиться, как вы правильно выразились, на север.

– А в столицу?

– Взято семь билетов, два – первого класса, и пять – второго.

– Все отъезжающие вам знакомы?

– Нет, не все.

– Кого вы не признали?

– Двоих, которые взяли билеты третьего класса.

– Вы ранее их видели?

– Нет, в первый раз, – чиновник начал пояснять: – Господин Жуков, у меня память хорошая на лица, будьте уверены, что если один раз увижу кого, то уже никогда не забуду.

– Это замечательно, значит, можете назвать имена всех, кого узнали?

– Могу, – просто сказал Иван Егорович, Миша даже замер на секунду.

– И кто там был?

– Тимохин, – чиновник смотрел не на Жукова, а на пристава, тот кивнул, – Иванов, который Петр Трофимович, – пристав опять кивнул. – Степаниха, – и поправился: – Евдокия Степановна, Приблудов-старший, эти двое, которые в первый раз, и еще один.

– Уехавший первым классом? – Мишино сердце застучало паровым молотом.

– Первым.

– Вы раньше его встречали?

– Да.

– Где? – От волнения Жуков произнес вопрос дважды, первый прозвучал так тихо, что Минц не услышал.

– Здесь на станции.

– Давно?

– Вот даты для меня темный лес, в отличие от лиц, – сказал начальник станции. – Думаю, в последний раз под Рождество.

– Полтора месяца тому.

– Получается, так.

– Вы видели этого человека один раз?

– Нет, что вы, – Минц возвел глаза к потолку и начал загибать пальцы. – Четыре, именно, четыре.

– И ты знаешь, к кому он наведывался?

– К Федору Семенычу, – уверенно сказал начальник станции.

– На чем зиждется такая уверенность?

– Так Афанасия Львовича сам Федор Семеныч провожали.

– Может, в тот день вы разговаривали с Федором Семенычем? – Миша даже руки потер от удовольствия.

– Было дело, – зарделся от собственной значимости Минц.

– Так, может быть, господин Перышкин о спутнике что-нибудь говорил.

– Точно так, Федор Семеныч подняли кверху палец, вот так, – Иван Егорович показал, как воздел руку местный богатей, – и сказали: «Сей человек имеет столько сейфов, что нам и не снилось!» Тогда я подумал, что человек сей богат, как Крез.

– Значит, Афанасий Львович, говорите, его зовут?

– Истинно так.

– Более его не встречали?

– Один-два раза.

– Каждый раз его провожал Федор Семеныч?

– Никак нет, провожали только в тот раз, о котором я упоминал.

– Хорошо. Те двое неизвестных, они с Афанасием Львовичем были?

– Никак нет, и билеты отдельно брали, и держались особняком, – начальник станции возвел глаза к потолку, что-то вспоминая. – Нет, мне кажется, не знакомы они были.

– Да, – Миша наморщил лоб. – Эти двое с багажом уезжали?

– Н-е-е-т, – тянул Иван Егорович, – нет, багажа с ними не видел.

– А Афанасий Львович?

– Тот с саквояжем, как доктора носят.

– Значит, они уехали на поезде в шесть сорок две в направлении столицы.

– Так точно.

– Как выглядел этот Афанасий Львович? Ну, лицо круглое, вытянутое, с бородой, усами, как?

– Обычно, – пожал плечами начальник станции, при этом сведя брови к переносице. – Темное пальто.

– Черное?

– Когда он протягивал мне деньги, то в свете лампы оно показалось мне темно-синим, нежели черным. Кожаные перчатки с тремя пуговками, вот здесь, – он показал на своей руке, – усов и бороды я не приметил, вот нос длинный, как у птицы, и прямой такой, заостренный, лицо вытянутое, и губы такие узкие, словно бы щель под носом, на подбородке ямочка.

– Шрамов, родинок на лице не было?

– Нет, не заметил, деньги достал из потертого бумажника, я уж подумал, что такой важный человек, а жалеет пары рублей на новый.

– Какого он росту был?

– Пожалуй, повыше меня, это я, господин Жуков, – увидев удивленный Мишин взгляд, пояснил Минц, – по окошку кассы сужу.