– Ваше…
– Иван Иваныч, обращайся ко мне Иван Дмитрич, – устало выдавил из себя Путилин. В минуту, когда люди именуют предписанным уставным обращением, становишься для них начальником, и они начинают рапортовать казенными сухими фразами. Зачастую от них невозможно добиться нужных сведений, а имя с отчеством как-то делают разговор приближенным к земле.
– Я, ваше… Иван Дмитрич, – поправил себя городовой, не дав хода уставному обращению, – в нынешний мороз, обхожу порученные мне улицы раз в час.
– А как ты идешь? – перебил его Путилин.
– Там на перекрестке Нового и Кузнечного горит костер, так там я греюсь, потом до канала Лиговского, по набережной до Невского проспекта, по нему до Нового, а там и до Кузнечного.
– А как зашел в переулок?
– Да я бы мимо прошел, но меня словно под руку кто толкнул. Повернул, прошел десяток саженей, вижу, что-то темное, вроде мешка, валяется, вот и решил поближе посмотреть.
– Раньше при обходах заходил?
– Поверите, сюда никогда… Говорю как на духу. Тут всего-то пять домов, три по левой стороне улицы, два по другой, и проверять-то нечего, всегда тишина и покой. Видите, темень какая. Люди боятся ночной порой здесь ходить, стороной обходят.
– А сам-то?
– А что я? У меня дома трое, а тут и без того опасно вечерней порой появляться.
Путилин только тяжело вздохнул, со свистом выпустив воздух. Что здесь можно сказать? Улицы на этом участке изобиловали притонами и приезжими бандитами.
Убитый лежал, уткнувшись лицом в мостовую, из спины торчала причудливая рукоять. Удар нанесли под левую лопатку мастерски, одно движение – и человек даже не почувствовал, как его душа отправилась в неизведанные дотоле места. Одет убитый был в дорогое пальто с меховой подкладкой. Шапка валялась рядом, припечатанная к мостовой чьим-то сапогом. Внимание Путилина привлекла ровная палка в аршин длиною, лежащая в стороне от убитого. Поднял он ее и только тогда понял – рукоять, торчащая из спины, как нельзя кстати подходит к круглому длинному предмету, что он сжимал в руке. Преступник ходил с тростью, которая являлась к тому же оружием. Вот и маленькая ниточка – надо попытаться найти хозяина, если, конечно, это диковинное оружие изготовлено в столице.
Проверил карманы и, кроме горсти монет, серебряного портсигара с вензелем (хозяина ли?) и золотого брегета с массивной цепью того же металла, ничего не было, ни намека на имя, ни единой бумажки, ни завалявшейся визитной карточки. Хотя нет, а портсигар? Он ныне становился вторым кончиком из клубочка. То, что придется устанавливать фамилию убитого – один из моментов сыскной работы. Лежащий на очищенном от снега тротуаре не нищий без роду и племени, а вполне обеспеченный человек, и из этого обстоятельства предстоит строить пути дальнейшего розыска, которые на нынешнюю минуту вели неведомо куда.
– Ваше высокородие, – обратился к Ивану Дмитриевичу околоточный, приложив руку к шапке.
– Слушаю, – не сразу ответил Путилин, погруженный в неясные мысли.
– Ваше высокородие, куда убиенного везти? В Обуховскую?
На минуту начальник сыска задумался. Можно, конечно, отвезти в Обуховскую, там доктора опытные, знающие, но в анатомическом Васильевской части обратят более пристальное внимание на убиенного, подметят самое незначительное.
– В анатомический на Васильевский, – подытожил Путилин.
– Разрешите исполнять?
– Да, – и добавил: – Пожалуй, больше ничего нового здесь не найти.
Когда убитого увезли, Путилин остался стоять под фонарем, едва освещавшим мостовую. Улица маленькая, пять домов в несколько этажей – участок, кишащий не слишком честными горожанами. Что же надо было тут этому господину в дорогом пальто? Путилин сам осмотрел здания, но, увы, к своему сожалению, ничего подозрительного не заметил. Подумал, что придется навестить сей переулок, когда град озарится дневным светом. Откуда мог идти убиенный? И почему не взяли извозчика? С Невского ли? Вполне может быть. С Владимирского? Далековато. С Нового? Но там нет привлекательных для небедно одетого человека увеселительных заведений… Хотя он мог идти от приятелей. Вполне возможно.
Иван Дмитриевич поднял взгляд к небу. Дома черными стенами уходили вверх и там сливались с небесной темнотой. Сколько он жил в столице, но так и не смог привыкнуть к погоде града Святого Петра, где тяжелые тучи неделями висели над городом, словно непременная деталь пейзажа. Изредка мелкие снежинки закружатся в воздухе, давая в подарок ветру колючие иголки, которые порывы ветра бросают прямо в прохожих…
ШЕЛ ШЕСТОЙ ЧАС, когда начальник сыска, отряхнув с обуви снег, поднялся в свой кабинет, ставший за эти семь лет до боли знакомым. Напротив входа висел портрет Государя в полный рост, с которого тот неотступно строгим взором следил за исполняемой службой, словно хотел проверить, с каким усердием идет доверенное Путилину искоренение нарушителей закона в столице.
Будто ведя с ним немую беседу, Иван Дмитриевич пожал плечами и развел в стороны руками, словно оправдываясь за ночное происшествие, совершенное неизвестно кем и неизвестно с каким умыслом.
Наконец Путилин сел в любимое кресло, откуда он, слава богу, не видел пронзительного взгляда нарисованного самодержца, оставшегося за спиной. Потом Иван Дмитриевич пододвинул к себе лист бумаги, чернильный прибор, открыл крышку чернильницы, взял перо и застыл в нерешительности. Перед глазами стояла картина из Лиговского переулка: темная груда, одетая в пальто, словно мешок, из которого выросли ноги в дорогой обуви и руки, раскинутые в стороны. Казалось, мешок силился обнять землю-матушку. И конечно же причудливая рукоять ножа. Пока не было ни малейшей зацепки, а в голове вертелись лишь слова из какого-то романа: «Ночь опустила траурные крыла на грешную землю». «Опустила и унесла с собою еще одну молодую жизнь», – мысленно добавил Иван Дмитриевич.
Если в первые минуты не приходит ничего стоящего, стоит на некоторое время отвлечься от насущных проблем, чтобы потом вернуться с новыми чувствами и новыми решениями, это Путилин знал по собственному опыту.
Сначала он хотел позвать дежурного чиновника, чтобы тот принес стакан горячего чаю, но потом сам себя одернул. С мороза, конечно, можно было бы, но не стоит. Вместо этого он достал из верхнего ящика стола вчерашние газеты, которые, к своему стыду, не успел дочитать до конца.
Он приступил к изучению прошедших событий.
Бушевавшая в ночь на вчерашнее число снежная буря наделала немало бед. Все вчерашние утренние поезда из Москвы прибыли в столицу со значительным опозданием. Сила ветра около четырех часов ночи была настолько сильна, что некоторые поезда, отбывавшие из Москвы, принуждены были делать продолжительные остановки на станциях.
Из уездов Московской губернии сообщают, что снежная буря сорвала в деревнях соломенные крыши.
Застигнутым в пути на проселочных дорогах проезжим приходилось останавливаться в поле и ожидать утра.
Снежные заносы на железнодорожных линиях начали приносить хорошие заработки крестьянам Московской и соседних губерний. Над расчисткой железнодорожных путей крестьяне некоторых деревень работают уже третью неделю, по цене от 80 копеек до 2 рублей в день или за каждую рабочую упряжку.
Хорошо, что столицу миновала этакая напасть, иначе нашелся бы убиенный через несколько дней, добавились немалые заботы по установлению личности.
Следующая корреспонденция поразила своей необычностью, когда женщина переодевается в мужской костюм для совершения злоумышленного поступка, чтобы быть неузнанной, это Путилину было понятно, но здесь… у него даже брови помимо воли поползли вверх.
Нижний Новгород.
В старом городе проживает одна женщина, около десяти лет носящая мужской костюм и стригущаяся «под польку». Очень немногие из жителей знают, что под костюмом мужчины скрывается женщина, именующая себя Егором; настоящее ее имя – Ульяна. Невысокого роста, плотного телосложения, Ульяна – Егор работает довольно тяжелую работу, таскает тяжести от 5 до 7 пудов и так далее и зарабатывает хорошие деньги.
