– Быстро машину в бокс, – приказывает отец.
Я мотаю головой:
– Его надо к врачу, – говорю я непонятливому Лео.
К нам уже во всю прыть несутся журналисты. Лео захлопывает дверь кара и пихает меня в их «объятья». Я что-то лопочу, невразумительное. Лео, помаячив за моей спиной, куда-то исчезает. С ним исчезает и мой кар. Краем глаза вижу финиш Марка. Направляю спецкоров туда, сославшись на усталость и перенапряжение. Чтобы отстали, всем подряд обещаю эксклюзивное интервью. Вручение награды не меньше чем через час. Время еще есть, и я бегу искать Лео.
***
– С ним все в порядке, – седовласый доктор успокаивает меня. – Легкое сотрясение, несколько ушибов мягких тканей и вывих руки. Жить будет, – бодро подытоживает он. – А вы ему собственно кто?
– А он уже пришел в сознание? – отвечаю вопросом на вопрос.
– Еще нет, но мы над этим работаем.
– Пожалуйста, доктор, – я делаю умоляющее лицо, – вот мой номер, как только он очнется – сообщите, – и торопливо вру, – я его родственница, племянница.
Доктор смотрит с подозрением. – Кстати, – говорит он, – его статус данные не считываются.
– Возможно повреждение чипа, – придумываю я на ходу. Знаю, врать я не умею. Но сейчас делаю честное лицо. Кажется – прокатило. Он записывает мой номер, и мы прощаемся. Доктор уходит к своим пациентам, а я иду на обследование. Лео настоял. Его опасения совершенно напрасны и это подтверждает томограф.
Звучит нелепо, но мне повезло, что тот участок, где Марк меня чуть не угробил, подходил вплотную к Стене. А вот мой соперник видимо ожидал другой результат и никак не рассчитывал, что завеса «выплюнет» меня перед его носом. В этот раз удача оказалась на моей стороне. А Марку я ничего предъявлять не стала, пусть это останется на его совести.
Запиликало во внутреннем ухе. Номер мне не знаком. С любопытством принимаю звонок:
– Дора Лан, – имею привычку всегда представляться.
– Вам звонят из Центральной клиники Индианаполиса. Ваш родственник пришел в сознание.
– Спасибо, – говорю я и отключаю связь. Чувства смешанные. Никто так и не узнал, что это я сбила парня. Мне стыдно. Но Лео настаивал на этом, имея в виду, что мне никак нельзя сейчас портить свою репутацию. Он настоял, а я поддалась на его уговоры. Теперь вот мучает совесть. Успокаивает лишь то, что травмы незнакомца попавшего мне под колеса не смертельны и инвалидом он тоже не станет. И согласилась я с Лео, только когда он пообещал полностью оплатить лечение и реабилитацию мужчины.
Мне сказали, что пострадавшего уже перевели в интенсивную терапию. Нахожу нужную мне палату. Сердце отчего-то колотится. Я выдыхаю воздух из легких и толкаю дверь. По-хозяйски осматриваю «апартаменты» моего больного. Палата светлая, просторная. Присутствует какая-то аппаратура. Около нее суетится молоденькая медсестра в вызывающе-коротком халатике. Она оборачивается на шум двери, но я вижу это лишь мельком, потому, что не могу оторваться от бирюзового омута его глаз. Наверно я выгляжу как идиотка, не видевшая в жизни мужчин. – Вот, черт! – ругаю себя и с трудом «отрываю» себя от этих магнитов. Теперь я не знаю, куда мне приютить взгляд. Положение спасает сестра.
– Это ваш родственник? – скорее констатируя, говорит она.
Секунду я не решаюсь ответить, но потом, словно раздваиваюсь, и более наглая моя часть отвечает:
– Да. Это мой дядя.
Сестра недоверчиво переводит взгляд с меня на него и чуть пожимает плечами.
– Ваш дядя, как очнулся, не проронил ни слова. Он у вас немой?
Я в ауте. Тупо киваю головой и несу полную ерунду:
– Да. Он в детстве менингитом переболел.
– Жалко, – сочувствует сестра. – Такой симпатичный…
Она укатывает аппаратуру и прикрывает за собой дверь. Бирюзовые глаза прожигают меня через одежду. Я даже не успела переодеться, так и стою в своем ярко-желтом с красными вставками комбинезоне. Очень не хватает шлема – спрятать краснеющее лицо за забралом. Ощущение, что он все знает и осуждает мой поступок. Нахожу в себе силы и подхожу к лежащему на больничной кровати мужчине. Рядом удобный стул. Сажусь и пытаюсь оправдываться.
– Понимаете, я не виновата. Это была случайность. Мою машину занесло – я не видела вас!
Кажется, он понимает. Бирюзовые глаза потеплели, взгляд стал мягче. Я молчу, не знаю, что говорить дальше. Снова отвожу взгляд и чувствую прикосновение. Мужская рука в характерном жесте ложится на укрытую легкой простыней грудь, и я впервые слышу его голос:
– Ратмир, – произносят самые чувственные на свете губы.
– Ландора, – неожиданно для себя называюсь именно так.
– Лан-до-ра, – он словно пробует это имя на вкус. Кажется, оно ему нравится, и я почему-то от этого радуюсь. Ратмир произносит что-то еще, но я ничего не понимаю. Какая-то тарабарщина. Что же это за язык такой, – думаю я.
В Индокитае три больших мегаполиса, каждый численностью около пятидесяти миллионов. В Индианаполисе в основном проживают индусы, но говорят здесь на смешанном диалекте, как и в Уханьграде, с преобладающим китайским населением, и в многонациональном Уланбаторе-Нова. Современный язык Индокитая, это нечто среднее между китайским, хинди и английским, в очень упрощенном варианте. Когда я училась в школе, мы проходили старые языки, вскользь конечно, но мне тогда было странно, как это люди говорили на разных языках, живя в одной стране. Сейчас, получая профессию дипломата, мне приходится осваивать несколько языков, на которых говорят наши торговые соседи. В прочем, дается это мне это легко. Как говорит Лео, у меня отменный талант лингвиста. Но речь мужчины мне не понятна.
Итак, мой красавчик – не гражданин Индокитая. Задаюсь вопросом: откуда же он? С Европой мы общаемся, так как входим в состав Конфедерации Мира. Но их государственный язык английский, которым я неплохо владею. Ближайшие наши соседи – множество небольших княжеств, объединенных в Союз. Они еще не вошли в Конфедерацию, однако, уже на пути к этому. У них сохранилась масса наречий и диалектов, хотя общим является фарси.
Смотрю на лицо мужчины: светлая кожа, коротко стриженные темно-русые волосы, прямой нос, полные, чувственные губы, бирюзовые глаза. Нет, на араба он совсем не похож, скорее на европейца. Они у нас не редкость. Довольно часто бывают делегации, и группы по обмену научным опытом. А может у него от травмы память отшибло, – приходит мне в голову «умная» мысль. Вот он и забыл наш язык. Значит, скоро его хватятся в Посольстве.
– Мне надо идти, – я показываю на себя, потом на дверь. В его глазах зарождается легкая тревога. – Я еще приду, – обещаю я. И он понимает, расслабляется.
По дороге домой мне в голову приходит еще одна гениальная мысль. А что, если и с ним Стена сыграла злую шутку. Что, если вошел он в нее совсем с другой стороны, а сюда его вывезла уже я. Эта ужасающая мысль бьется в моем мозгу, и я почему-то начинаю в нее искренне верить. Звоню Лео, и сбивчиво объясняю, что к чему. Он затыкает меня на полуслове и требует, чтобы я немедленно явилась под его светлые очи.
– Детка, откуда такие мысли, – отец не сразу верит моим предположениям. – Может у парня амнезия. Полежит немного в больнице и все вспомнит. У него самые лучшие условия, самые лучшие врачи. Что ты нервничаешь!
– Нет, – я упрямлюсь. – Его нужно срочно забрать из больницы. Его статус данные не считываются и мне задавали вопросы о нем. Черт! Сумка! – хватаю себя за лоб. – В каре осталась его сумка! Может, там я найду нечто, подтверждающее мои догадки.
Под нервный крик Лео – ты куда!? – я вылетаю из своей квартиры и мчусь в подземный гараж. Мне кажется, лифт еле движется. Наконец я в гараже. Сумка там, где я ее и оставила – под сидением. Смотрю ее прямо на месте. На сумке надпись большими буквами: «ПВГ(р)». Это кириллица, основной алфавит Индокитая. Но пока это ничего не значит.
Роюсь внутри. Что это? Какие-то инструменты, проводки. Вынимаю пластиковый планшет с записями, и… кажется ручной компьютер? По крайней мере, очень похоже. Я верчу его так и сяк – ни одной кнопочки, даже сенсорной. Может, разрядился? Да какая к черту разница, разъемов-то в наличии – ноль. Я убираю странную штуку и остальные предметы назад в сумку. Надо забрать ее домой, а то мало ли что.
