Хорошо сделал батюшка, что раздумал продавать деревни, ежели может, и избежав сие, заплатить долг; впрочем, все его распоряжения не могут не быть благоразумны. Я писал тому две почты к маменьке, с прошлою также; досадно, ежели она их не получала.

С Фавстом не знаю, что делается: пишет престранное мне письмо, где говорит, что недостоин быть моим другом, ибо я его превышаю разумом, дарованием; что я буду большим человеком и стану его презирать, яко окончившего уже свою карьеру и бесполезного своему отечеству, и другие подобные пустяки. В другом письме пишет, что посвятил себя уединению, честности и добродетели, что станет заниматься природою и делать добро.

Третьего дня король приехал из Сицилии на «Архимеде», большом военном корабле, при пушечной пальбе, и имел торжественный въезд в город при крике и восклицании народном. Множество настроено храмов, ворот, амфитеатр пребольшой и прекрасный и проч., все сие было ночью иллюминовано; все войска были под ружьем. Праздник был очень хороший, продолжался вчера и сегодня.

Александр. Неаполь, 15 июля 1802 года

Министр меня любит и ласкает; знакомых я не имею, кроме графини Скавронской и князя Гагарина, у которого я с утра до вечера. О княгине я тебе говорить не стану, ибо довольно уж ее расхваливал во всех письмах, которые к тебе писал. Ты будешь иметь счастие ее видеть, ежели поедут, возвращаясь в Россию, через Вену, что, однако ж, очень сомнительно. Князь думает ехать отсюда через месяц или полтора; не утерплю, поеду провожать до Рима, где выпрошу позволение пожить с ними месяц.

Нового здесь не слышно ничего. По данной в Пьемонте французским губернатором Журданом прокламации, край сей присоединен к Французской республике, и имения тех, которые в течение двух месяцев туда не явятся, будут конфискованы. Бонапарт оправдывает поведение свое отречением короля Сардинского от престола своего, хотя оный и назначил себе преемника. В Константинополе большой мятеж, и султан, говорят, удавлен. Визирь заступил его место. Королева Неаполитанская, за которою отправлен в Триест корабль, еще не прибыла сюда.

Александр. Неаполь, 12 августа 1802 года

Граф Италинский получил копию с указа о назначении его в Царьград, куда думает ехать на английском фрегате с графом Друмондом через месяц. По сю пору не знаем, кто будет на его место. Говорят, Бибиков, и говорят у Скавронской, что Дмитрий Павлович Татищев; ни один ни другой после графа Италинского меня не обрадует. Сему последнему определено на заведение дома и проезд 5000 рублей с курсом.

Александр. Неаполь, 26 августа 1802 года

Бонапарт ассигновал, говорят, королю Сардинскому 2 миллиона ливров в год. Его величество поедет в Вену, другие говорят – в Сардинию, третьи – в Венецию. Пишут сюда, что Панин воротился в Россию из Швеции, оттого что король не хотел его иметь в своем государстве и выслал генерала к границе для объявления ему того.

Александр. Неаполь, 2 сентября 1802 года

На сих днях прибыла сюда испанская эскадра со 120-пушечным военным кораблем, имеющим отвезть здешнего наследного принца в Испанию, для восприятия там супружества с принцессою Испанскою. Оный же корабль отвезет туда принцессу Неапольскую Марию-Антуанетту, невесту принца Астурийского. Город наполнен теперь испанцами всех цветов и величины.

Третьего дня было здесь поутру в третьем часу маленькое землетрясение, то есть легонький толчок, а ночью видно было лунное затмение; ⅕ луны только была видна, прочее все покрыто, так что из прекрасного месячного времени сделалась темная ночь. Мы смотрели сие с Князева балкона.

Намедни за столом у князя была престранная история между Карповым и Бальменом, в которой сей последний кругом виноват. Князь запретил ему вход к себе, покуда не попросит прощения у Карпова. Карпов требовал сатисфакции; не получив ее от Бальмена, просился в отставку и хотел ехать в Петербург, с сожалением объявил князю, что не может у него бывать, будучи обижен в его доме. Послали к нему Дубри, который ни в чем не успел. К вечеру пошел я; все, что я мог сделать, было уговорить Карпова быть к князю. Мы вместе пошли, и князь упросил его не делать, как говорится, огласки и забыть все. Он наконец согласился, но не думаю, чтобы он сие так оставил, когда князь уедет, и Бальмену будет худо.

Имеем известие, что наши войска прибыли уже в Корфу и что граф Моцениго было принят с большой пышностью; вот и все. Юрасов женится на мамзель Лицыной [Дарье Петровне, князя Петра Алексеевича Голицына дочери].

Александр. Неаполь, 16 сентября 1802 года

Вообрази, что Немировский, тот, коего я при здешнем посольстве занял место, в Корфу, скоро по приезде своем, застрелился из двух пистолетов, оставив Моцениге письмо, в котором между прочим говорит: «Прощайте, господин граф. Надеюсь снова вас увидеть там, куда приведут вас обстоятельства вашей экспедиции на Корфу: на Елисейских Полях или в аду, и проч. Передайте мои комплименты всем моим друзьям и просите их не жалеть обо мне, ибо с этой минуты я делаюсь счастливейшим человеком Земли». Моцениго в большом затруднении теперь, не имея секретаря. Требует у графа Италинского Пиния, который, однако же, послан не будет.

Александр. Неаполь, 30 сентября 1802 года

Ты говоришь мне проситься с Италинским. Признаюсь, что мне бы приятно сие было; но соседство твое и частая переписка, притом надежда, что батюшка сюда будет, сильно меня привязывают к Неаполю. Император позволил князю [то есть князю Павлу Гавриловичу Гагарину, женатому на княжне А. П.Лопухиной] ввезти в Россию с собою что хочет и освободил от всякого осмотра.

Ты, может быть, знаешь, что наш советник посольства Павел Свечин[2] по именному указу отрешен от всех дел. Рассуди, что он, дабы иметь свою жену, переменил закон и обвенчался по католическому обряду. Весьма меня удивило слышать, что Тургенев[3] танцевать хочет учиться, – у него одна нога другой короче, и скажи ему, что он более похож на иноходца, нежели на танцовщика. Василий Львович[4] развелся с Капочкою за то, что она брюхата, но, видно, не маленьким поэтом. Вот что называется быть глупцом. Пусть плод чужой, но зато слава наша. Князю пишут, что в Летнем саду кто-то выстрелил из пистолета и ранил гвардейского офицера в руку. Государь обещал 5000 рублей тому, кто найдет виноватого[5].

Александр. Неаполь, 12 октября 1802 года

Курьер, который должен был здесь долго пробыть, вместо того отправляется завтра в угодность королеве, чтобы избавить ее от посылки своего курьера в Петербург. Он тебе сие письмо вручит. С ним посылаю я посылку к Приклонскому для доставления ее к батюшке; состоит она в табакерках из лавы, той мозаики, которую ты у меня видел. Княгине посылаю нитку пурпурины на шею, то же – Анне и Ал. Петровне, тетушке – черепаховую табакерку, а князю Сергею Ивановичу – из лавы. Александру Васильевичу – струны, маменьке – табакерку черепаховую с прекрасным золотым медальончиком, а Фавсту – ту булавочку с птичкою, которую ты также видел у меня; вот и все.

Ежели будешь писать, то сделаешь пакет разный; впрочем, ежели тебе угодно, можешь распечатать мои и положить свои туда, только не расстрой моего расположения. Ты найдешь курьера готовым исполнить все твои комиссии и взять все пакеты, которые ему дашь.

Граф Италинский уже укладываться начинает. Он писал к одному английскому адмиралу, командующему в Средиземном море, испрашивая у него для переезда своего фрегат. Он, верно, оный получит и, будучи готов, тотчас уедет, оставив Леонтьева поверенным в делах. Я как собака работал эти два дня.