– Аккуратность – это в первую голову. Без этого нельзя. А как же! Человек на такой работе…

Потом ему согрели ванну. Он выкупался, посвежел, разгладил крупным гребнем пышную бороду и пошел в столовую пить чай.

За чаем сын вспомнил о покойной матери. Матвей Кузьмич большим пальцем смахнул слезу.

– Поглядела бы покойница, – сказал он. – Это же как в доме отдыха в Крыму! Хотя я, конечно, в Крыму еще не был…

Пил он чай с блюдца, поставив его на широкую ладонь, прикусывал сахар. Блаженствовал.

Хорошо было ему, потеряв семью, вновь обрести ее.

Над столом висела большая пестрая люстра, и свет, нежный, сиреневый, озарял всю комнату.

– Хорошо у вас, – сказал Матвей Кузьмич. – Тихо. Как будто и не в Москве.

После чая он подошел к сыну, сказал негромко:

– Возьми ты, Витенька, мои деньги к себе. Пусть они будут твои. Я уж у вас так и останусь. Буду жить как свой.

– Да живи ты, пожалуйста, на здоровье, – сказал сын и улыбнулся. – Не надо мне никаких денег. Зачем они мне?

– Все-таки, – сказал отец. – В хозяйстве…

Вошла Татьяна Федоровна и сообщила, что постель папаше приготовлена, можно, если он хочет, отдыхать.

Матвей Кузьмич прошел в свою комнату. Она была небольшая, но уютная. Кровать, столик, этажерка.

Матвей Кузьмич достал из чемодана иконку, хотел повесить в уголок, но сейчас же раздумал. Неудобно: сын партийный, в Бога не верует, невестка тоже, наверно, такая… Матвей Кузьмич поставил образок на стул, встал на колени, помолился и снова спрятал его в чемодан.

Уснуть он долго не мог. Ворочался. Кряхтел. Думал. Удивлялся. Ожидал ли он когда-нибудь, что судьба занесет его на старости лет в Москву? Никогда не ожидал.

И вот довелось. Занесла судьба. Он живет в Москве. Москва шумит за его окнами. Звенят последние, ночные трамваи.

Матвей Кузьмич потушил свет и долго смотрел в окно. Потом усталость сморила его. Он лег на спину и мгновенно уснул.

Проснулся он чуть свет. Все еще спали. Матвей Кузьмич умылся, причесался и на цыпочках потихоньку вышел на улицу.

Дворник, вытягивая длинную резиновую кишку, поливал асфальт. Матвей Кузьмич поздоровался с дворником, присел на лавочку.

Ни цветов, ни деревьев вокруг не было. Дворник поливал голый асфальт.

– Это зачем же, – спросил удивленно Матвей Кузьмич, – поливаете-то?

– Исключительно для гигиены, – с достоинством ответил дворник. – Пыль же ужасная. Это для здоровья нехорошо.

Помолчал, сколько надо, и спросил:

– А вы откуда?

– Из Сызрани я…

– А-а… Не поливают у вас?

– Нет.

– По-настоящему-то, – сказал философически дворник, зажимая пальцем рвущуюся струю, – и здесь поливать не надо. Это лишняя, как бы сказать, морока. Но велят. Что сделаешь?

– А кто велит-то?

– Милиция. Раньше-то тоже не поливали…

– Не поливали? – как бы удивился Матвей Кузьмич.

И они разговорились.

Дворник сообщил, какую зарплату он получает, сколько у него семьи, где учатся дети и как учатся.

Матвей Кузьмич рассказал, что он приехал к сыну, что сын его директор треста.

– Это что же, товарищ Волков, что ли, ваш сынок будет? – почтительно спросил дворник. – Виктор Матвеевич?

– Он самый, – подтвердил Матвей Кузьмич.

– Ну как же, знаю, – сказал дворник. – Уважительный человек. Завсегда шапку первые сымут. Здравствуй, мол, дядя Левонтий… Видать, человек не гордый, несмотря, что такую самостоятельную должность занимают…

– С детства приученный, – заметил Матвей Кузьмич. – Это многое значит.

– Ну как же! – сказал дворник. Он завернул вентиль, намотал на руку резиновую кишку и сказал как бы небрежно, к слову: – У меня тоже дочка медик. Я это сам вижу на факте. Собственными глазами.

Матвей Кузьмич сказал:

– У многих теперь дети, слава Богу, ничего. Я одного мужика знаю, так у него сын теперь командующий войсками.

– Ничего удивительного нету, – сказал дворник.

Положив кишку на тротуар, он подошел к лавочке и сел рядом с Матвеем Кузьмичом.

Матвей Кузьмич вынул папиросы.

– Закуривайте.

Они закурили и продолжали разговаривать о разных делах. О детях, о погоде, о жизни. Потом в первом этаже открылась форточка, и Матвей Кузьмич услышал голос Нинки:

– Дедушка, чай пить!

– Сейчас я, сейчас, – сказал Матвей Кузьмич и подмигнул дворнику. – Зовут…

После завтрака Виктор Матвеевич сейчас же уехал в трест. Татьяна Федоровна ушла на дежурство к себе в клинику.

Дома остались Ольга Михайловна и Нинка.

Матвей Кузьмич разговаривал с ними.

Потом и Нинка ушла.

– На сбор, – сказала она важно.

Ольга Михайловна стала готовить обед.

Матвей Кузьмич зашел к ней на кухню. Он рассказал ей про Сызрань. Она слушала его. Но через каждые две минуты, как нарочно, говорила:

– Пересядьте, пожалуйста, вот сюда. Мне эта табуретка нужна.

Матвей Кузьмич покорно пересаживался и продолжал рассказывать. Он говорил:

– Вот посмотрите, я не сегодня завтра получу багаж. Какие у меня там вещи! Весь, например, кухонный набор, ведра там, кастрюли…

– Посмотрим, посмотрим, – скороговоркой говорила Ольга Михайловна. – Увидим.

Она спешила. Он ей мешал. Наконец он это понял и вышел из кухни. Делать ему было нечего. Он придумывал себе дела. И не мог придумать.

В Сызрани у него была служба. Он не бросал ее, несмотря на то что давно уже получал пенсию. Было у него свое хозяйство – коза, куры, кролики. А здесь у него ничего не было.

Побродив по квартире, он вышел на улицу.

Знакомый дворник куда-то ушел. Матвей Кузьмич хотел пройтись по Москве. Но грохочущие трамваи, вереницы автомобилей напугали его с непривычки, и он вернулся домой. Зашел к себе в комнату, прилег и заснул.

Разбудила его Нинка. Она пришла из школы, веселая, озорная.

– Дедушка, – кричала она, – обедать! – И тянула его за ногу.

После обеда сын вызвал автомобиль и пригласил отца кататься.

– Покажу тебе Москву, – сказал он.

В машине они сидели рядом. Виктор Матвеевич просил шофера останавливаться в наиболее интересных местах. Отец и сын выходили из автомобиля и осматривали достопримечательности.

– Это аэропорт, – говорил сын. – Вот отсюда самолеты улетают в разные стороны…

И они видели пролетающий самолет.

Потом сын показывал отцу Москву-реку, парк культуры и отдыха, кремлевские стены и Красную площадь.

Были они и в планетарии. Матвей Кузьмич долго и внимательно смотрел на звезды, на луну, удивлялся, ахал и вдруг озабоченно сказал:

– Витя, а пенсия-то как же у меня, пропадает, раз я уехал из Сызрани?

Виктор Матвеевич был удивлен таким внезапным вопросом и даже немного обижен, но все-таки сказал спокойно:

– Документы ведь у тебя все в порядке? Дай их Тане, она тебе все устроит. Будешь и в Москве получать пенсию…

– А звезды-то какие, Господи! – сказал Матвей Кузьмич. И снова заинтересовался космосом.

Утром на следующий день старик опять проснулся раньше всех. Умылся, оделся. Прошел на цыпочках в спальню сына. Взял его костюм, штиблеты, платье и туфли невестки. Проходя через детскую, захватил ботинки внучки.

Все это вынес на лестницу и принялся чистить.

В несколько минут он вычистил всю одежду и обувь и так же на цыпочках внес их в спальню.

Все еще спали. Проснувшись, все были удивлены. Потом Виктор Матвеевич вдруг покраснел и рассердился.

– Что за холуйство! – закричал он. – Кто тебя просит это делать?

– А как же, Витенька! – смиренно сказал отец. – Помнишь, когда ты гимназистом был, я всегда тебе всю форму чистил. Или я, или мама.

– Это другое было дело, – сказал сын уже спокойно. – А теперь этого не надо делать, папа. Я сам могу себе почистить и костюм, и ботинки. Ты, пожалуйста, не трогай их.

Завтрак прошел в молчании.

Опять Виктор Матвеевич сейчас же уехал в трест, а Татьяна Федоровна ушла в клинику. Опять дома остались только Матвей Кузьмич, Ольга Михайловна и Нинка.