– У друзей, – ответил тот после нескольких секунд колебаний.
– Давно… здесь?
– Три дня. Вас нашли на поле боя возле Ла-Коруньи на следующее утро после того, как англичане уплыли.
– А французы?..
– Наверняка празднуют победу и грабят город. Что ж им еще делать? Сульт вошел в Ла-Корунью вместе со своей армией, надо полагать, по приказу Наполеона. Поэтому сейчас французов там – пруд пруди.
– О боже…
При этих словах, невольно сорвавшихся с губ Люсьена, паренек перекрестился быстрым, едва уловимым движением. Похоже, его смутило, что собеседник произнес имя Господа всуе.
– Кто вы? – почти шепотом спросил мальчишка.
– Капитан Говард из восемнадцатого легкого драгунского полка. Не знаешь, что случилось с английским генералом сэром Джоном Муром?
– Похоронили ночью на холме возле бастионов цитадели. Говорят, погиб как герой, сражаясь бок о бок со своими офицерами. Рассказывают, в грудь ему попало ядро.
При этих словах сердце Люсьена сжалось от острой боли.
– Откуда тебе все это известно?
– Здесь наша земля, капитан. Ла-Корунья всего в трех милях отсюда. Едва ли в округе может случиться что-то, о чем мы не узнали бы сразу.
– «Мы»?
Паренек молчал, однако молчание это было красноречивее любого ответа.
– Стало быть, ты из партизанского отряда? Кто твой командир – Эль Венгадор?[2] Мститель? Он ведь, кажется, в здешних местах действует?
Но парень, вместо ответа, сам задал вопрос:
– Где вы так хорошо выучились говорить по-испански?
– За пять проведенных в ваших краях месяцев…
– Да, но для пяти месяцев вы говорите слишком бегло. – В голосе парня явственно слышалось недоверие.
– Просто я очень внимательный и умею слушать.
Люсьен обратил внимание на тонкую шею собеседника и на участившееся биение пульса под его кожей. Затем рука нервно сжалась в кулак. Сломанный ноготь, старый шрам на большом пальце. «А пальцы-то у нас тонкие, даже изящные… И сразу видно, что левша». Удивительно, сколько можно узнать о человеке, всего лишь наблюдая за его движениями. Во-первых, перед ним вовсе не паренек, а девушка, а во-вторых, она его определенно побаивается.
– Кто вы такая, сеньорита?
При этих словах незнакомка стремительно вскочила, положила руку ему на шею и надавила пальцами – для начала чуть-чуть, едва заметно, потом сильнее и сильнее.
– Хоть полусловом кому-то обмолвитесь о ваших… подозрениях, вам конец, desconocido[3]. Дайте слово, что будете молчать, иначе не встанете с этой постели.
Люсьен огляделся по сторонам. Дверь в комнату закрыта, стены толстые. Никто не услышит призыва на помощь.
– Думаю… не для того… вы меня… спасали… чтобы… убить… сейчас…
Оставалось надеяться, что Люсьен прав, потому что дышать становилось все труднее и труднее. Когда эта особа наконец убрала руку с его шеи, Люсьен ощутил громадное облегчение и тут же себя за это возненавидел. Подобная трусость делает его слишком уязвимым.
– Другие отнесутся к вашим… догадкам отнюдь не так снисходительно, как я, так что в ваших интересах следить за языком. Учтите – все обитатели этого дома готовы защищать меня даже ценой жизни.
Он кивнул и отвел взгляд. В зеленых глазах неизвестной особы читалась напряженная тревога.
– Значит, рискну предположить, что вы – хозяйская дочь.
Люсьен сменил диалект на благородный кастильский, язык, на котором разговаривали аристократы при королевском дворе. Девушка на мгновение застыла, затем, ни слова не сказав, вышла, прежде чем Люсьен успел сказать что-то еще.
Кто он, черт возьми, такой, этот незнакомец с прозрачными голубыми глазами, от взгляда которых ничего не ускользает, с волосами, на ощупь напоминающими шелк, и с телом, покрытым боевыми ранениями! Не простой солдат, это уж наверняка. К тому же ей было прекрасно известно, что легкие драгунские полки сражались под началом Пэджета в Сан-Кристобаль, этого же человека они нашли к востоку от Пьедралонги – то есть в двух милях от того места, где ему надлежало быть, если он говорил правду. Значит, он воевал в войсках под командованием Хоупа?.. Она озадаченно нахмурилась.
Капитан Говард говорил на лионском диалекте, потом на кастильском, причем с легкостью перешел с одного на другой. Кто же этот человек на самом деле и какие тайны скрывает? Что, если он представляет опасность для их дела? При одной мысли о том, что это она велела притащить его сюда, ее охватило чувство вины. Надо поделиться своими подозрениями с отцом и остальными. Приказать, чтобы под покровом ночи его вынесли из дома и оставили где-нибудь подальше от гасиенды, там, где ему помогут. Впрочем, какая разница? Пусть заботится о себе сам. Но вместо этого…
Вместо этого она подошла к одному из окон своей комнаты. Глядя на темневшее вдалеке море, она размышляла о капитане. Было между ними что-то общее. Человек, оказавшийся в чуждой среде и вынужденный принять иное обличье, чтобы избежать опасностей. Когда она его немного придушила, он даже не сопротивлялся – просто выжидал, будто заранее знал, что она не доведет дело до конца.
Чертыхнувшись себе под нос, она захлопнула ставни и отошла от окна.
Лежа без сна, Люсьен прислушивался. Сначала из коридора донесся тихий шелест нижних юбок служанки, потом послышались чьи-то тяжелые шаги. Похоже, слуга гасил светильники на ночь. Судя по звукам, коридор представлял собой открытую галерею, обращенную к морю. Когда его спасительница, выходя из комнаты, открыла дверь, он почувствовал в воздухе соль и услышал шум волн. Девушка сказала, что отсюда до Ла-Коруньи три мили, однако это место явно расположено ближе к морю, чем город. Отсюда до берега не больше мили, а если ветер по-прежнему дует с севера, как три дня назад, то еще меньше. Во всяком случае, с тех пор ветер стал слабее, поскольку ставни двустворчатого окна совсем не скрипели. Разглядывая металлические детали, покрытые патиной, Люсьен сделал вывод, что здание старое. Сбоку от широкой притолоки он заметил царапины. Но, приглядевшись, понял, что это не просто царапины, а зарубки, выстроившиеся аккуратными столбиками. Что это – дни? часы? месяцы? Люсьен лежал слишком далеко, чтобы рассмотреть их получше. Почему эти отметины оставили на стене?
На маленьком деревянном столике возле кровати лежала Библия. Рядом стояла бронзовая статуэтка Иисуса Христа с терновым венцом на голове. Сверху на стене Люсьен увидел украшенный богатой резьбой золотой крест. Выходит, хозяева дома – католики и определенно люди набожные. Малейшее движение стоило Люсьену острой боли в израненной спине. Французы хорошо отделали его своими саблями, когда он пытался угнаться за войсками генерала Хоупа.
Между тем Люсьен ощутил, что жар усиливается. Его трясло в лихорадке. Вот бы та девушка вернулась, принесла ему воды и хоть недолго посидела подле него… Однако в комнате царила все та же тишина.
Но вернулась незнакомка только ранним утром. На этот раз она привела с собой крупного мужчину лет пятидесяти, одетого в весьма эффектный алый с голубым доломан эстремадурского гусара, и двоих молодых людей.
– Позвольте представиться, капитан. Я – сеньор Энрике Фернандес де Кастро, так же известный как Эль Венгадор. Насколько понимаю, вы обо мне слышали?
Люсьен окинул оценивающим взглядом знаменитого командира местных партизан. Суровые темные глаза, пышные усы… В здешних местах этот человек пользовался немалым влиянием, и поэтому его боялись. Дочь была на него совсем не похожа.
– Если английские войска не вернутся, Испании не справиться в одиночку. Наше дело будет проиграно, капитан, – произнес он на чистейшем кастильском диалекте.
– Увы, сеньор, испанские генералы сами поставили себя в весьма трудное положение. Повезло еще, что французские войска так плохо организованы. Если бы Наполеон лично отправился на Пиренейский полуостров, вместо того чтобы поручать командование армией брату, разгром был бы еще более сокрушительным, – ответил на это Люсьен.