– Кое-что от вас, наверное, ускользнуло: насколько Геб непринужденный. Никогда еще не видел такой непосредственности и расслабленности. От него исходит поразительная беззаботность и такая же сила. Я могу измерить это спокойствие, сравнив его со стрессом солдата Ипполита, с отвращением графини де Виламбрез, с болью Зенона. Геб был совершенно безмятежен. Ничто его не страшит, ничто не заботит. Не знал, что можно быть настолько расслабленным. Я просил спокойной жизни, но это превосходит мое воображение. Как описать вам эту степень довольства? Можно подумать, что Геб с самого рождения не знал ни малейших трудностей…
– Ваши достижения поражают.
– По сравнению с другими испытуемыми?
– Я уже вам говорила, вы первый, до вас никого не было. Вы видели, как провалилась Каролин, сегодняшняя доброволица. Ее бесстрашие не увенчалось успехом: то ли скепсиса было многовато, то ли одаренности маловато, не то, что у вас.
Помявшись, она продолжает:
– Я должна кое в чем вам признаться. До вас я знала весь этот протокол только в теории, изучать изучала, но никогда не пробовала применить. Поэтому вы – самый настоящий первопроходец. Я думала, что броситься в воду – верный способ поплыть, но теперь убеждаюсь, что с такими опытами можно и утонуть. Бывает – как сегодня, с женщиной, – что ничего не получается, сами видели.
– Вы отправляете людей к их зарытым воспоминаниям, не имея представления, что они там раскопают. Воспользуюсь вашим сравнением: вы – как инструктор подводного плавания, впервые отправляющий новичков под воду.
– Потому я и согласилась вас «отремонтировать». Я не отдавала себе отчета, что при исследовании самых глубоких слоев можно наткнуться на чудовище из преисподней. Пожалуй, я поменяю название своего представления. Хватит слова «гипноз», обойдусь без «погружения в прежние жизни». В этом погружении всё во власти случая и, судя по вашему опыту, чревато травмами. Я не смогу обеспечить послепродажное обслуживание всем тем, кто случайно угодит в свое ужасное прошлое.
– Каким же будет новое название?
– «Гипноз и иллюзионизм». Ну и магический суперфокус, я научилась ему от отца, называется «Помимо меня». Он успешно заменит регрессию. Этим волшебством я, по крайней мере, отлично управляю.
Рене все это одобряет, и она продолжает:
– Я очень вам признательна, Рене. Благодаря вам я поняла, что исследование своих прошлых жизней – деликатное и порой опасное занятие. Причина проста: в жизни наших предков чаще было мало приятного. А вот вам повезло: вы попали к предку, достигшему истинного спокойствия.
Он согласно кивает.
– Ну как, теперь довольны?
– Теперь – да.
– Уверена, сегодня вечером вы уснете как дитя. Теперь вы понимаете, как происходит погружение в вашу память, и можете спуститься туда самостоятельно и продолжить общение с Гебом.
Гипнотизерша надевает куртку и гасит прожектор. Рене уже ее не задерживает. Она дает ему свою визитную карточку.
Он читает:
Опал Этчегоен
Психолог-гипнотизер
06 хх хх хх хх
7, улица Орфевр
75001 Париж
Она смотрит на него:
– Буду рада, если вы мне позвоните, мсье Толедано.
– Чтобы отчитаться, сумел ли я уснуть?
– Чтобы рассказать, где и когда жил этот Геб. Простое любопытство. Хотя нет, не только: мне будет приятно знать это в точности. Не возражаете?
19.
Он идет по набережной Сены.
Вот здесь я его убил.
Он тяжело вздыхает.
Этот скинхед, с которым меня свела судьба, – кем он был раньше? И кем он будет потом?
Он смотрит на воду, на всплывшую дохлую крысу: течение несет ее наискось.
Хватит жалеть о своей судьбе. Теперь я знаю, что память не лежит в одном месте. Мест много. Открыв другие залежи своей памяти, я превратился в человека, способного на убийство.
Он возвращается домой и ложится, надеясь, что в этот раз уснет.
Он вспоминает Геба – такого спокойного, флегматичного, отрешенного. Даже то, что он просто его видел, говорил с ним, обменивался взглядами на мир, раскрыло перед ним новые перспективы. Благодаря этой простой встрече он почувствовал, что… в жизни ничего не страшно.
Пока ты жив, любые сложности – всего лишь рябь на потоке жизни. Без них было бы скучно.
Эта встреча, такая короткая, преобразила Рене. Она оказала на него влияние, диаметрально противоположное влиянию двери номер 109, впустившей его в Ипполита Пелисье. Выходит, знание прошлых жизней порой приносит вред, а порой оказывается благословением.
Так мало времени вместе, а какой букет чувств! С Ипполитом у меня было чувство тяжести, с Гебом – легкости.
Рене Толедано натягивает простыню на подбородок и засыпает, вспоминая мельчайший белый песок пляжа в тени кокосовых пальм, веселых дельфинов в океане и воздух, пропитанный ароматом экзотических цветов.
20.
«Мнемозина». Неизбежность линьки
Все постоянно изменяется. Наша плоть, наше сознание.
В Древней Греции символом реки забвения Леты был змей, сбрасывающий кожу у всех на виду. Чтобы появилась новая кожа, надо сбросить старую.
Во время линьки змея слепа. После линьки ей надо избавиться от старой, мешающей ей двигаться кожи.
Точно так же, пока мы спим, происходит сортировка. Наши воспоминания о минувшем делятся на две части: на те, которые надо забыть, и те, которые надо запомнить. Парадоксальным образом забвение – избавление от старой кожи – необходимо для нормальной работы мозга: если бы нужно было помнить все случившееся за день, то мозг быстро захламился бы и переполнился. Он уставал бы переваривать такую массу информации, и мы не могли бы ни размышлять, ни накапливать новые воспоминания.
Что до снов, то их назначение – собирать ошибочно отброшенные крупицы воспоминаний, которые считает нужным сохранить подсознание.
21.
Веко медленно приподнимается, как занавес над сценой. Настенные часы показывают 7:30. Сон вернулся. Он спал. Можно потянуться.
Он чувствует себя гораздо лучше. Он идет в ванную и пьет, сложив ладони ковшиком. Глядясь в зеркало, он вспоминает мать.
Мама прививала мне чувство вины.
«Напрасно ты…» «Ты ошибся». «Уверена, у тебя ничего не выйдет».
И ее знаменитое: «Повинную голову меч не сечет».
Он помнит, как она незаметно учила его чувствовать себя всегда и во всем виноватым. Доходило до того, что он часто задумывался, не он ли – причина любого неустройства на свете.
Мать говорила ему: «Довольно одной капли уксуса в молоке, чтобы оно свернулось. Это эффект бабочки: мелкая глупость влечет лавину непоправимых бед. И ты, как назло, совершаешь эту мелкую глупость».
Моя мать совершенно меня не уважала, но сам я должен себя уважать. Мне надо быть снисходительнее к себе.
Хватит с меня упреков и нравоучений, пора утешить обиженного ребенка у себя внутри.
Сначала исцеление, потом самоедство – если понадобится.
Геб показал мне, как жить по-другому, пора прекратить самобичевание, хватит себя упрекать, причинять себе боль, кормить укоризненного призрака матери у себя на плече.
Ну, убил скинхеда, что сделано, то сделано, что толку думать только об этом, сделанного не вернуть.
Он одевается, включает интернет и пишет в поисковике: «В Сене выловили труп». Ничего. А если «утонувший скинхед»? Никаких упоминаний убийства.
Он облегченно переводит дух.
Может, утонул, может, съеден рыбами, разрублен винтами баржи… Может, я выкручусь, может, обойдется без расследования?
За завтраком он вспоминает свою привычную последовательность утренних дел, бывших до его встречи с Опал машинальными. Спохватившись, что не побрился, он возвращается в ванную.
