В дверь осторожно постучали. Не обернулась, в этой квартире только папа боится войти не вовремя.
– Доченька, этот ты что-то жжешь. Зачем обманываешь?
– Я. Не волнуйся, пап. Я осторожно. Все уже потухло.
– Что сожгла? Фотку бывшего парня?
Папка вошел в комнату, но не стал подходить к моему столу, присел на краешек моего дивана. Посмотрела на него. Эти три года буквально съели моего отца. В первую очередь его. Из цветущего, успешного человека он превратился почти в инвалида. А я все переживаю за себя. Эгоистка!
– Папуль, как ты себя чувствуешь?
– Ничего, сердце немного давит. Жара эта августовская. Вот завтра лягу на пару деньков в клинику, там у них прохладно, таблеток мне дадут очередных, уколов сделают с десяток и будет твой папка как новенький.
Смотрела на отца и все больше корила себя за эгоизм. Как сильно он изменился. Раньше занимался спортом, часто куда-то выезжал. Сейчас сидит на моем диване, весь седой, хотя ему только пятьдесят четыре года, в грошовых джинсах и такой же грошовой рубашке. Я не ханжа – одежда и одежда. Я просто знаю, как сильно он переживает за то, что не может дать нам с мамой лучшее. Мой отец по характеру – настоящий мужчина. Женщина для него всегда была на первом месте. Пока мог, он вертелся как белка в колесе, обхаживал нас с мамой, никогда не забывал ни одного праздника или юбилея. Был с нами всегда и везде. Лучший отец на земле. Даже сейчас, когда временами ему настолько трудно, тяжело просыпаться по утрам, его бьет кашель, который не остановить, сдавливает дыхание. Одно то, как посерела его кожа за это время, как поблекли карие глаза, некогда сиявшие ярче любых драгоценных камней в лучах солнца.
– Ты лучше скажи, дочка, чего ревела сегодня?
Я поднялась со своего стула, села рядом с ним на свой диван и обняла как могла сильно.
– Ничего, папуль. Не беспокойся. Клиентка дурацкая попалась.
– Так не работай. Чего ты ходишь по клиентам? Я заработаю, доченька. Зря ты так измываешься над собой.
– Папулечка, не переживай. Мне нравится фотографировать, а клиенты все разные. Меня тоже жара доконала. Устала вот и поплакала. Ты же знаешь, я у тебя чувствительная, могу разреветься из-за любой ерунды.
Папка провел ладонью по моему лицу и поцеловал дочку в лоб. Я прикрыла веки в тот момент. Его поцелуй расставил все по своим местам. Очень быстро заставил успокоится и взять себя в руки. Да, я встретила Сашу. Он уже не мой. Он чей-то чужой Саша. И что с того, что он меня узнал? Это было очень давно. Теперь я другой человек.
Теперь он другой человек…
Часов до двенадцати обрабатывала фотки невесты с первого дня. Выбрала только самые лучшие. Обработка была детальной. Твердо решила для себя к работе отнестись холодно. Если взялась за дело – должна его завершить. Саша, похоже, любит Каролину. Кто я такая, чтобы портить его счастье? В конце концов, он не обещал мне любви до гроба. А мое разорванное в клочья сердце – лишь моя личная проблема. Приближала фотки невесты и с каждой новой фотографией все больше убеждалась, что у этой девчонки нет ни единого изъяна. Идеальная кожа, грудь, ноги. Идеальное лицо и руки. Прекрасные длинные пальцы. У них будут красивые дети. Работала за своим компьютером, когда стемнело, зажгла настольную лампу и нацепила наушники на голову. Врубила что-то очень громкое – хотела заглушить стенания плачущей девочки в своей голове. Без пяти двенадцать отправила всю партию фоток счастливой невесте. Пусть разглядывают, надеюсь, Саше понравится. Он нашел себе идеальную невесту.
Выключила свет и легла на диван, сон никак не шел. Фотографии клиентки не выходили из головы – когда-то я была такой. Лучезарной блондинкой с голубыми глазами. Он нашел себе ту, которую искал. Прикрыла веки, надеялась уснуть. Однако в кромешной темноте в это же мгновение загорелся маленький фонарик – экран моего телефона. Мне кто-то звонил.
– Славка, – первое же слово, что услышала, подняв трубку, вонзило в мою грудь когтистую лапу беспощадного убийцы. – Слава, это ты.
Сашкин голос. Теперь я его узнала. Без картинки, без лощеной внешности, без крупногабаритных мышц, бороды и костюма без цены. Сашкин голос не изменился. Низкий, мужской тембр, заставлявший заткнуться всех и слушать только его.
– Славки больше нет. Она умерла при пожаре, – я не собиралась кокетничать. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. И твердо решить, как поступлю, если этот разговор состоится. Я прижимала трубку телефона обожжённой рукой к уху. Почему-то подумала, что Сашка тоже сейчас держит телефон рукой, на которой красуется воспалившийся ожог. С того пожара.
– Не клади трубку, – внезапно его голос изменился. Прозвучал приказ. – Я хочу узнать, что с тобой случилось!
– Ничего не случилось. Жива, здорова. Работаю, как видишь.
– Славка… – Сашкин голос стал жестче, – мы должны встретиться. И поговорить. У меня твоя вещь, я ее тебе отдам.
– Какая вещь?
– Твой платок. Ты забыла его в моей машине.
– Просто выбрось его в урну.
Повисла пауза. Как сегодня в его машине. Телефон давил на руку, но я не решалась сбросить звонок. Пусть хотя бы его дыхание услышу в последний раз. Я слишком долго этого ждала.
– Я приеду через час. Спустишься вниз? – наконец тяжело произнес Сашка. – Ярослава? Прямо сейчас выез…
– Нет. Я не спущусь. Выбрось платок. Нет смысла нам встречаться.
– Ты стала упрямой. Но и я изменился.
Я заметила. Заметила, как ты изменился. Не только ты, но и вся твоя жизнь. Не ответила ему ничего, продолжила молчать.
– Я выезжаю, что бы ты там ни решила. Ты спустишься через час. Можешь начинать одеваться.
Он сам сбросил звонок, не дав мне отказать. Я открыла веки, посмотрела в темноту. Сердце взяло резкий старт – такое ощущение, не мотор его автомобиля сейчас взревел, а мое сердце. Я не знаю, куда несется он, я четко знаю, куда летит мое сердце. Навстречу к нему.
Меньше, чем через час… на мой телефон упало смс с одним словом «выходи». В кромешной тьме подошла к окну – возле моего подъезда в свете уличных фонарей сияла черная крыша его машины. Натянула джинсы и свежую майку. Как жаль, что нельзя надеть солнцезащитные очки.
Ключи. Дверь. Кнопка вызова лифта. Мобильник у меня в заднем кармане джинсов. Холодно.
В лифте жутко холодно. Настолько, что я поежилась.
Десятый. Девятый. Седьмой. Третий.
Первый.
Отступила назад. Прямо перед разъехавшимися в стороны дверьми на лестничной клетке стояла мужская фигура.
– Славка… – выдохнул он, словно увидел настоящее приведение.
Он переоделся. И почти стал прежним. Никакого костюма. Только эта борода и татуировка, что торчит из-под короткого рукава его майки.
Те самые черные глаза. Сашкины черные глаза. Смотрят на меня, будто нежно обнимают, ничего близкого к тому ужасу, который плескался в них в тот момент, когда огонь объял наши с ним руки.
– Твои глаза… – он не мог остановиться, своим болезненным восторгом вышибая из меня всю ту речь, что успела выстроить в своей голове за этот неполный час. Меня вернул в жизнь лифт. Он начал закрывать двери и Сашке пришлось перехватить их рукой, чтобы не дать мне скрыться из своего поля зрения.
– Ты хотел поговорить, – напомнила я, сделав шаг на лестницу и не дожидаясь его ответа, вышла на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, обняла замерзшие плечи руками и сказала то, что собиралась:
– У меня не было возможности поблагодарить тебя за то… что вытащил меня. Наверное, пришло время это сделать. Спа…
Остановилась, развернувшись. Саша не слушал меня. Обошел и направился к своей машине. Открыл дверцу и что-то вытащил оттуда. С этим чем-то направился ко мне. Теперь увидела – у него в руках была мужская джинсовая куртка. Сашка развернул ее и набросил мне на плечи.
– Спасибо, – уже выдавила, а подмывало зажмуриться и раствориться в воздухе, его ладони в этот момент через толстую ткань его куртки обняли мои плечи.
– Садись в машину, нам слишком о многом надо поговорить.