– Хорошая цена…

Усатый тоже услышал его слова и поинтересовался:

– Просветите, пожалуйста, нас, шевалье, в каком статусе находится ваш спутник. Имеет ли он право участвовать в нашем разговоре?

– Уильям Логан из клана Логанов, лэрд Шотландии. Выступает в статусе моего эскудеро[58] и готовится к посвящению в сан кабальеро. – Я грозно уставился на усатого, выпалив эту тираду с незнакомыми мне терминами… ага, бастард подсказал. – К тому же, шевалье, он не участвует в разговоре, а оказывает необходимую помощь мне, согласно вассальному долгу. Вы против этого, шевалье? В таком случае…

– Нет проблем, шевалье, – поспешил заявить усатый, – это ваше право. Ну так как, вы согласны с ценой?

– Согласен, – важно кивнул я.

– По праву победителя вы можете потребовать вышеперечисленные предметы или согласиться на компенсацию деньгами либо иными ценными предметами, – заученно произнес усатый. И горестно вздохнул.

Ага… приходилось тебе уже торговаться… или де Граммон успел до меня на кого-то нарваться, либо тебя самого приголубили. Ну что ж… Доспех и конь знатные, но раздевать лейтенанта королевских лучников чревато непредсказуемыми последствиями. Де Граммон и де Люмьер, конечно, благородные кабальеро, возражать не будут, но и, скорее всего, ничего не заметят, когда лучники, пылая справедливым гневом за обиду, нанесенную их командиру, сделают из нас ежиков.

– Насколько я понимаю, вы не располагаете вышеназванной суммой. Поэтому я соглашаюсь на компенсацию иными предметами, – сделал я свой ход.

– Отлично. Для начала получите десять франков и десять су, – Люмьер выложил на ковер монеты, – а в качестве разницы виконт может предложить вам следующее…

Паж распаковал вьюки и разложил вещи на ковре.

Ого… Много всего. Мое внимание сразу привлекла эспада, лежавшая поверх остального добра. Красивое оружие. Ножны украшены червленым серебром, без аляповатости, в меру. Чувствуется вкус у мастера.

Эфес сложный, корзинчатый, витые дуги переплетаются, хорошо закрывая руку и образуя своеобразный узор, стилизованный под растительный. Навершие отлито в форме головы льва с изумрудными глазами. Стильная эспада, черт подери…

Потянул клинок из ножен… Да он в форме фламберга выкован! Изгиб волны не ярко выражен, мешать скользящему парированию не будет, и вместе с тем – рубящие удары таким клинком наносят ужасные, долго не заживающие раны. Тут все дело в заточке, она двойная, что-то наподобие пилы. Клинок подлинней моего будет, а весит ненамного больше…

– Эта эспада работы мастера из германского Золингена, – пояснил де Граммон. – Дорогая вещь, рубит доспех как масло. Мне ее подарил сам руа Луи.

– Не знаю… легковата, – изобразил я сомнение, хотя уже решил, что клинок не отдам. – Во сколько вы ее оцениваете?

– Мы оцениваем ее в двадцать турских ливров… – поспешил де Граммон, заставив поморщиться усатого.

Я посмотрел на лейтенанта. Простодушное лицо, совсем молодой, а хитрить пытается…

– Виконт, я пойму, если вы оцените в эту сумму ваш полуторный фламберг. А это игрушка…

– Секретом производства стали, из которой сделана эта игрушка, владеет всего один мастер на всю Германию. Это же работа самого Амбруаза Ройтенберга. Посмотрите, шевалье, на орнамент на клинке, – возмутился Люмьер. – Так больше никто не украшает. Ей цена двадцать пять ливров, не меньше.

Клинок матового серо-синеватого цвета был покрыт узором из переплетающихся виноградных лоз…

Я посмотрел на лейтенанта:

– Так сколько?

– Я уже оценил ее в два десятка… – буркнул де Граммон, не смотря на де Люмьера. – Пускай так и будет.

Продешевил лейтенант. Ну, извини, никто тебя за язык не тянул.

– Согласен. – Я передал клинок Туку.

Взял с ковра небольшой металлический баклер[59]. Всего сантиметров тридцать в диаметре. Такие, насколько я помню, кулачковыми щитами еще называли.

– Работа английских мастеров. К нему еще прилагается вставной шип, – опять не удержался де Граммон, но цену предусмотрительно не назвал.

Красивый щит. Накладки узорные, из бронзы, кажется. И самое главное – не тяжелый. Припоминаю, что еще до того как даги перестали быть оружием простолюдинов, существовал специальный благородный стиль фехтования, который так и назывался: «Эспада и баклер».

Вещь нужная. Мой тарч тяжелый, с ним управляться еще учиться надо, а если случится… не дай бог, конечно, против нескольких противников рубиться, совсем без щита не обойтись.

Я вопросительно посмотрел на усатого, понимая, что именно он назовет цену, и не ошибся.

– Ливр, – озвучил сумму Люмьер. – Большая редкость. Сейчас таких уже не делают. Сами понимаете, шевалье, мы предлагаем его только из большого уважения к вам.

– Очень признателен… – кивнул я. – Пусть будет так.

Стоит минимум треть заявленной суммы. Да и ладно. Вещь нужная, тем более что неизвестно, когда я еще получу возможность пополнить свой арсенал. Пускай считают, что надули. Еще себя кабальеро называют. Цыгане…

Следующим лотом шел походный поставец серебряной посуды удивительно тонкой работы, на четыре персоны, в маленьком чемоданчике из тисненой кожи. Не знаю, как здесь, а в современности этот набор достоин стоять на королевских столах… или у олигархов, что равноценно, если даже не престижнее. Нынче, то есть в будущем, короли измельчали-то, не чета нынешним… Тьфу ты… совсем запутался. Будущее – прошлое. Короче, поставец богатый. Как раз мне к лицу. Люмьер и Граммон заломили за него целых двадцать пять ливров, мотивируя тем, что это работа известных турских ювелиров, и одного серебра в нем пять фунтов. Опять где-то соврали…

– Да зачем он мне? Я привык жить по-походному. Эта роскошь расслабляет…

– Не скажите, шевалье. Мы сами привыкли к походному быту, однако бывают случаи, когда требуется соответствовать своему положению. Вам этот набор как раз подойдет, – попробовал польстить мне Люмьер.

– Ну, раз вы так считаете… – с сомнением повертел поставец в руках. – Двадцать ливров, говорите…

– Двадцать пять, красная цена – двадцать пять. Но вам отдадим за двадцать три, – заспешил Люмьер и, пока я не передумал, сунул мне в руки еще и большой кубок. – Венецианская работа. Таким не стыдно салютовать за столом у лиц царственной крови, и всего за пять ливров.

Тьфу ты… Торгаш какой-то, а не кабальеро. А где благородство и куртуазность?.. Нет, в книгах вас гораздо благороднее описывают.

Кубок как кубок. На литр, если не больше. Тоже серебряный, с вставками из эмали, расписанными сценками псовой охоты. Грубо обработанные гранаты по ободкам. Тяжелый. Ладно, берем. Тука-то посудой я обеспечил, да еще римской, раритетной даже в Средневековье, а сам из бурдюка винище хлещу. Вот теперь все как положено.

– Три… и только из большого уважения к вам, – назвал я свою цену.

Де Граммон вознамерился что-то сказать, но Люмьер его опередил:

– Три и десять солей[60].

Вот зараза… торгаш, чистый торгаш, а не кабальеро.

– По рукам, и еще бурдюк этого замечательного вина. – Я отпил из кубка. – Кстати, откуда оно?

– Из Коньяка, – объяснил де Граммон, повергнув меня в изумление. – Сорт винограда называется Финь-Шампань.

Вот так… Шампань из Коньяка. Идет вразрез с моими знаниями – хотя все правильно. Коньяк еще не изобрели. Арманьяк есть, а коньяка еще нет. А Финь-Шампань – это тот сорт винограда, из которого коньяк и будут делать. Все равно вино замечательное. В меру терпкое, с легкой игристостью. Куда там современной порошковой бурде.

– Вы получите вино, шевалье, – не смотря на кислую рожу де Люмьера, заявил де Граммон. – Я хочу вам предложить вещь для истинных ценителей.

– Вы меня заинтриговали, виконт.

Лейтенант кивнул пажу, и тот развернул небольшой сверток.

Шахматы… Черт подери, шахматы. Открыл резную шкатулку из сладко пахнущего сандалового дерева и взял в руку фигурку из нефрита. Искусно вырезанный бородатый мужик в митре и мантии. Ферзь? А это его оппонент из слоновой кости. Крепостная башня… Это тура. А вот мужик в короне сидит на троне со скипетром в руках – король. Кони есть, а слонов что-то не вижу. Вот пешки в виде пеших воинов в конических шлемах, кольчугах, с мечами и щитами. Шахматная доска не складывается, стоит на золотых ножках в виде львиных лап. Квадраты из эбенового дерева и белой кости… по рантам инкрустации из золотых и серебряных пластинок…