Мм, вместе с окружающей натуральностью – полный парадиз…

Налил шотландцу в кубок вина и сделал сам добрый глоток.

– Ну как, орясина? Благодать?

– Ага, ваша милость. Девок бы еще…

– Это точно… – поддерживаю.

Молодой организм уже прямо кричит и требует. Но решил подразнить бывшего монашка:

– Какие тебе девки? Ты же вроде монах?

– Не лежала, ваша милость, у меня к этому делу душа, прости, Господи, за дерзкие слова… – Тук перекрестился. – Насильно отдали. Ну какой из меня монах? Смех и грех…

– Ну да… ладно, считай, я тебя сана лишил, расстрига… Переверни мясцо… Да вот так, и вином сбрызни из кубка. Молодец… чего пялишься – удивляешься, как благородный сьер с готовкой управляется?

– Нет, – помотал головой Тук.

– Не ври, собака… так уж и быть, поясню. Вот кто я?

– Ваша милость…

– Это понятно, – перебил я шотландца. – Еще кто?

– Ну… – растерялся Тук. – Кабальеро.

– Это тоже понятно. Кто еще? Стоп… не отвечай; сначала мясо давай. – Взял шампур, подул и вгрызся в обжигающее, шипящее мясо…

М-да… Ради этого стоит жить. Запил вином и продолжил:

– Ну, говори.

– Мужчина? – наконец сообразил шотландец.

– Во-от… дошло наконец. А каждый мужчина должен уметь обиходить себя сам. Даже кабальеро. Жизнь наша полна опасностей, в одночасье можно лишиться и оруженосцев, и свиты – вот как я сейчас. Занятие охотой входит в семь благородных страстей кабальеро и включает в себя не только умение охотиться, но и умение дичь приготовить. Вот скажи, что бы ты сожрал с большим удовольствием: кусок сырого мяса или отлично приготовленного жареного?

– Ну, дык, вештимо, шареный… – прошамкал бывший монах набитым ртом.

– И я тоже. А что же делать, если жрать хочется, а никого рядом нет? Во-от… Мясо жарить, а его жарить – уметь надо. Понял, орясина?

– Да, ваша милость, все понял, – энергично закивал Тук. – Преклоняюсь пред вашим умом, ваша светлость.

– То-то же. Подай еще мяса… Молодец… Но запомни, это касается только походной еды. Остальные разносолы пускай готовят люди, для этого предназначенные. Понял?

– Понял, ваша милость.

– Молодец, давай рассказывай, что ты там насчет герба толковал.

– Ну, так… вот только не бросайтесь на меня с мечом… – Тук опасливо покосился на меня.

– Не буду. Рассказывай… я сегодня добрый. – Тут я не соврал.

Сытная еда, отличное вино и относительный комфорт привели мою светлость в отличное расположение духа. К тому же Тук, как бы это сказать точнее… Правильно себя вел. Я приметил, что парень достаточно умен. Умен не в буквальном смысле слова, а по-житейски мудр и рассудителен, умеет правильно выделять приоритеты. Вот понял, что в его случае единственно правильным решением будет держаться меня – и демонстрирует свою преданность всеми способами. И как-то верится, что он при случае действительно будет защищать своего господина изо всех сил. Не знаю, возможно, он просто человек своей эпохи, в которой все зависит от твоего господина или покровителя, а возможно, здесь именно умение выделять приоритеты. Во всяком случае, я немного расслабился в его отношении, хотел бы он – уже давно всадил в меня стрелу… ан нет.

– Надо герб заменить и поменять титул с именем или вообще снять с себя знаки сословные… – Тук привстал на корточки, готовый при малейшем моем возмущении пуститься наутек.

– Сядь… я два раза не повторяю. Сказал – не буду гневаться, значит, не буду. Вот ты понимаешь, что ты сказал? Предать род, предать предков… опозорить свое имя, сан кабальеро… это неслыханно. В роду д’Арманьяк никогда так не поступали…

Я развивал мысль, стараясь вбить в голову шотландца мысль, что он предлагает мне святотатство и неприемлемые для благородного сеньора[27] вещи. Всем нутром чувствую, идет такой поступок вразрез с образом благородного кабальеро, и Тук может что-то заподозрить.

– Объясни мне ход твоих мыслей.

– Ну как, ваша милость… понимаете… когда перед лицом маячит эшафот, не до благородных манер. Вы уж извините, но про вашего отца легенды ходят. И как его ненавидит благочестивый руа франков Луи – тоже не секрет. Луи не оставит вас в покое. Вы его козырь против вашего отца. Я, со своей стороны, понимаю, что неспроста вы из Лектура бежали. Простите за дерзкие слова, но если есть цель, то ее надо достигать любыми путями…

– Не твоего ума дело – цели мои, – прервал я Тука.

М-да… Парень действительно умен не по сословию и времени.

– Я терплю дерзкие речи твои, ибо добр сегодня. Вот скажи, если ты так мыслишь, почему бы тебе не донести на меня? И вину свою покроешь, и, может, милостей отвалят.

– Ну как? – Парень заколебался. – Я же поклялся, а род Логанов…

– Вот не лги мне… – рыкнул я. – Истинную причину говори и не испытывай моего терпения, собака. Я твою душонку насквозь вижу. Ответствуй.

– Все просто, ваша милость. – Тук склонил бритую голову и тихо ответил: – Не будет милостей за вас; по крайней мере, мне. Все получит тот человек, кому я донесу… дурное это дело. А я как должен был пойти на эшафот, так и пойду. Но… можете меня прибить… даже заколоть, но я тоже честь имею, хоть и покрыл свою голову постыдными делами. Я истинный сын своего рода… и за добрые дела всегда воздаю сторицей. Вы же меня спасли, не дали сдохнуть как зверю. Накормили, одели, на службу взяли… я даже сначала не поверил, худое про вас мыслил. Так не бывает… вы же благородный кабальеро… Зачем вы это сделали, ваша милость?

– Не причитай… На еще немного вина, и веток в костер подбрось… – Я не знал, что ответить слуге.

Не рассказывать же, в самом деле, кто я и что казнить первого встречного у нас не принято.

– Зачем, говоришь? Все тоже очень просто. Видение со знамением было у меня, когда в беспамятстве лежал.

– Какое видение, ваше милость? – Тук благоговейно вытаращил глаза, и мне стало даже немного стыдно за обман невежественного средневекового парня.

– Святой… – Я напряг мозги, стараясь вспомнить хоть какого-то подходящего к эпохе персонажа. – Святой апостол Петр осенил меня крестным знамением и напутствовал.

– Сам апостол Петр… – ахнул шотландец и стал истово креститься.

– Да… именно он. Изрек… – Теперь я мучительно придумывал, чего же он там изрек. – Изрек он… говорит, предначертано тебе спасти душу раба божьего на пути твоем. Очистить его от скверны и принять участие в судьбе его. И будет он тебе верным слугой, и совершишь ты богоугодное дело тем самым… Вот так, Тук. А не будь знамения, то мой меч – твоя голова с плеч, ибо ты преступник, греховодник, вор и подлая душа. Теперь понятны тебе действия мои?

– Да, ваша милость, богоугодные дела вы вершите.

– Ладно… я же добрый сын церкви нашей, в отличие от тебя, распутник. Так ты мне и не ответил, что там в гербе моем надо изменить.

– У вас лента бастарда и червленые львы по четвертям… вот если полосу убрать и на первой и четвертой четверти львов тоже извести, получится герб сьоров де Сегюр.

– Откуда они, эти… де Сегюры и откуда это ты знаешь?

– Это один из ленов ваших же земель. Переписывал я как-то труд аббата де Брюльи, там и видел, а я ежели что раз увидел, до самой смерти помнить буду.

– Не бубни… Ну, переделаешь ты – и что? Мало того, что гореть мне в аду за грехи, порочащие род мой, так и в городе обман распознать могут…

– Ваш грех я на себя возьму… – Тук три раза подряд перекрестился. – Да и не большой это грех. Лен-то этот – ваш, и вы всегда можете принять название его. Да и не будем мы в городах задерживаться… А куда, кстати, мы направляемся, ваша милость?

– Не дерзи, собака. А направляюсь я в Арагон ко двору рея Хуана, а ты… запомни, хам, ты сопровождаешь меня. Вот так! – назидательно рявкнул я и швырнул костью в шотландца.

Вот не лежала у меня душа, честно говоря, так строить своего новоиспеченного слугу, но роль свою надо было играть до конца. Насколько я понимаю, не бывало в эти времена добреньких дворян, да еще и ведущих себя запанибратски со слугами. Вот пройдет время, произведу его в оруженосцы… Кусочки знаний подсказывают, что можно, тогда и посмотрим, а пока только так. Ну и милостивым, как смогу, буду.