Кат между тем не спал. Он лежал в темноте кабинета, на брошенном прямо на пол матрасе, закинув руки за голову. Лежал и тоже пытался разгадать, зачем одинокий сталкер понадобился всесильному полковнику. Понятно, что из всех его умений нужно одно – он видит фоновое свечение. Радиацию. Значит, что-то придется тащить с поверхности, причем из необследованных мест. Из тех мест, куда нет смысла посылать группу спецназа и достаточно одного, но живучего сталкера. Левый берег? Пригороды? Куда же надо идти?

За дверью, приглушенные и какие-то несмелые, раздались шаги. Проверяют, не сбежал ли? Странно. Сейчас раннее утро, да и на бодро шагающий патруль не похоже. Шаги приблизились, затихли. Кто-то стоял сейчас около его двери. Выглянуть бы, да заперто. Кат уже собрался погромче спросить, кого там принесло, как шаги возобновились, удаляясь.

Точно, проверяли, не выломал ли он дверь буйной головой. Ну и боги с ними.

Итак, левый берег. Но что там жизненно важное для военных? Авиазавод с давно покрытым грязью, крепко фонящим остовом ИЛ-96. Не подходит. Смысла в этой мертвой птице не больше, чем в ржавых машинах. Химическое производство – там два завода рядом? На Базе нет ни одного специалиста, который бы как-то их использовал. Военных до черта, врачи есть, Рамирес вон вообще репродуктолог. Наверное, последний оставшийся на земле. Под землей, точнее. Хорошие механики есть, может, им что-то нужно? Запчасти… И что дальше – собрать танк и ездить по городу? Давно уже ни бензина, ни солярки. Это не первые годы после Дня, когда можно было сливать топливо из баков. Теперь только искать хранилища, подземные резервуары. Наверное, что-то подобное и предстоит разведывать. Хотя… Куда здесь ездить, улицы-то завалены.

На этой мысли Кат понял, что засыпает. Шагов за дверью больше не было, мертвая тишина Базы усыпляла. Хорошо бы приснилась Консуэло. Вот кого надо завтра найти! Завтра… Уже сегодня. С Фоминым поговорить, а потом к ней. Не выгонит же. Хотя бы поговорить, он слишком долго ждал ее. Слишком долго. Но снилась не Консуэло, как ни жаль. Снилось его возращение в город позавчера после долгого отсутствия.

Кат не боялся поверхности. С тех пор как он убедился, что сталкеры спокойно – с учетом карты горячих пятен – ходят по городу, а мортов при некотором навыке слышно издалека, он успокоился. Мертвый Воронеж его устраивал.

Наверное, когда все эти кирпичные коробки были набиты людьми, а по широким улицам ездили машины, было веселее. Оживленнее. Миллионный город все-таки. Был. Столица центрального Черноземья – что бы это название тогда ни значило. Земля здесь действительно черная, этого не отнять. А все остальное – серое, разных оттенков. Иногда попадались яркие мазки – брошенная одежда, машины, какие-нибудь занавески в разбитом окне. Очень редко – детские коляски и пластиковые игрушки. Но они еще больше подчеркивали серость остального.

Небо не отставало. Оно тоже всегда было серым, рыхлым на вид, готовым заплакать над покинутой людьми землей. Чаще дожди были чистыми, но иногда – Кат видел это заранее, еще по тучам – вода несла с собой радиацию. Тошнотворный синий оттенок, словно кожа утопленника или человека, добитого сердечной недостаточностью.

Кат не был здесь год, а город не изменился. Те же серые ряды домов вдоль дороги – парадного въезда со стороны столицы. Оставшиеся таблички на домах, с которых еще не облезла краска, так и сообщали путнику: «Московский проспект». Иногда и номер дома, как будто это важно. Словно сейчас подойдет быстрым шагом почтальон и разложит в разломанные железные ящики на первом этаже письма, открытки и свежие газеты. А в газетах будет хоть какая-то новость, кроме одной – вас больше нет. Никого больше нет.

Мертвый проспект имени другого мертвого города.

Машину, с трудом дотащившую его до города, пришлось бросить за несколько километров отсюда. Дальше не проехать – ряды ржавеющих беглецов из города в Черный День так и остались на месте, забив дороги. Электромагнитный импульс. Системы РЭБ до последнего боролись с ракетной атакой и почти победили. Боеголовки не взорвались, просто расплескали смерть там, где упали. Взорвалась только одна, поставив точку на славном трудовом пути завода ракетных двигателей в Шиловском лесу. Нейтронная звезда вспыхнула и погасла, разом расплавив завод наверху и щедро залив подземные цеха металлом и ядом.

Кат внимательно оглядывал предстоящий участок пути. В голове у него, выученная наизусть еще на Базе, разворачивалась объемная карта местности. Со значками магазинов, школ, автозаправок и парикмахерских. Значки были решительно не нужны, если только не поступало заказа на что-то экзотическое, вроде ножниц для стрижки или лекарства от грибка ногтей.

Впрочем, лекарства были в цене. Любые. Всякие. Деньги как эквивалент стоимости исчезли после смерти родившей их цивилизации, но вновь появились в другом обличье. Человек без них не может. Правда, вместо монет и радужных бумажек, не годных даже на самокрутки, мерой цены стали патроны.

Автоматные 7,62 подороже, более мелкие 5,45 дешевле, но за любые можно было купить еду, лекарства, что-то из одежды или палатку в одном из убежищ. За дополнительную плату – еще и место под эту палатку.

Люди теперь жили внизу. В укрытиях под школами, заводами, домами культуры, бывшими больницами и административными зданиями. Повсюду, лишь бы между ними и этим серым небом было побольше бетона, металла и земли. Природа обиделась на полный шприц яда, который люди однажды вкатили ей в вену, а люди теперь боялись природы.

Так бывает.

Кат знал, что люди не совсем правы. Первые годы действительно было невозможно жить здесь, наверху. И те, кто не спрятался, убедились в этом на всю катушку. Вместе с ядерным оружием была применена какая-то биологическая дрянь, за неимением других слов названная белой чумой. Она косила выживших до лютой зимы шестнадцатого года, когда бактерии (или это был вирус? кто бы знал…) вымерзли. Люди болели и после, но гораздо реже. Да и людей здесь, наверху, считай не осталось.

Кстати, говоря: а эти тогда кто?

Навстречу сталкеру шла группа совсем уж чудных – даже по меркам этого сломавшегося мира – людей. Человек шесть. А, нет, вон седьмой догоняет.

Кат быстро прокачал в голове их одежду. Не военные: ни формы, ни оружия. Не викинги, понятное дело – опять же без оружия, нет рогатых шлемов, ленточек на руках, браслетов, перстней и прочей мишуры, до которой падки последователи Рагнара. И не коллеги-сталкеры – ни один из них не выйдет на поверхность без оружия и объемного рюкзака для возможной добычи.

Вот это отсутствие хотя бы завалящего ножа на поясе больше всего сбивало с толка.

Люди были одеты в одинаковые серые рубахи почти до щиколоток, без рукавов, но с капюшонами. Больше напоминают натянутые на головы мешки. На плече у первого висела – вспоминается книжное слово – котомка. Да, небольшой мешок на веревке. Туда оружие тоже не спрятать, маловат.

Странные здесь люди появились за тот год, пока Кат отсутствовал. Очень странные. То ли слишком храбрые, то ли вовсе сумасшедшие.

– Здравствуй, брат! – не обращая внимания на настороженно поднятый автомат, сказал тот, что с котомкой. Он остановился метрах в двух, остальные подошли и встали у него за спиной. Высокий, с длинными волосами, аккуратно расчесанными на пробор и перехваченными веревкой, предводитель был похож на библейского пророка. Сейчас ударит посохом и скажет Слово Творца, и расступятся волны, и поведет он народ свой…

Впрочем, у него и посоха нет.

– Добрый день, – нейтрально отозвался Кат. В братья неведомо к кому он записываться не спешил.

– Веришь ли ты в Черноцвета? – степенно спросил пророк.

Ага. Очередные сектанты. У викингов – пантеон страшноватых германских богов, на «Бульваре Победы» – алтари Мертвого Бога; торговые форпосты поклоняются деньгам, как бы те не выглядели, а эти в цветок веруют. Черный. Логично, в принципе. Кат вот в святую силу движения отработанных пороховых газов уверовал еще в детстве, и то ничего.