- Понял-понял-понял! Чтобы Инфантьев начал исполнять обязанности "стража", нужен кто-то вышестоящий по орденской иерархии, который и отдал ему приказ!
- В самую точку, - улыбнулся отец. - То есть, как минимум, магистр Ордена. Но это, как ты сам понимаешь, не господин де Пери.
- Ах, да, у него же "сверхсила"... Но тогда кто же?
- Ответ на этот и некоторые другие вопросы ты узнаешь через сутки, загадочно повел глазами Командор. - А идентифицировать Сержа можно двумя выразительными словами: "авантюрист и самозванец". Нахватавшись где-то сведений о "Космическом Крестианстве" и его ответвлениях, он нашел привлекательное учение и сам посвятил себя в "рыцари", не имея для этого никаких оснований. Так что характеристика, данная ему Ольдой Ласкэ, я думаю, справедливая.
После обилия новых сведений, Роману, разумеется, вовсе не улыбалось ждать даже лишние полчаса из числа тех двадцати четырех, что ему были предложены. Вдобавок, в одном из вопросов захотелось разобраться немедленно и узнать мнение отца насчет того, кто мог быть объектом защиты со стороны Инфантьева-"Стража", и от кого исходили все напасти. Однако, к величайшему сожалению, этого сделать не удалось - на передатчике заверещал сигнал вызова.
Деловито щелкнув переключателем, Роман привычно представился, на что в ответ переговорное устройство с придыхающими жеманными интонациями попросило угадать, кто именно на связи. От неожиданности молодой человек болезненно прикусил кончик языка и был вынужден весьма некстати причмокнуть. На другом конце линии тут же пришли в полный восторг, и Роман, скребанув ногтем по пластмассе, еле успел уменьшить громкость, ибо ни отцу, ни кому другому не нужно было слышать восхитительные пассажи мадемуазели Ласкэ по поводу посланного ей воздушного поцелуя. Тут же Ольда, злорадно хихикая, всласть поиздевалась над простодушною Малинкой, которая наивно надеялась с помощью примитивной грубой силы воспрепятствовать столь важному для Романа разговору с нею, особой советницей Династии. Тотчас выяснилось, что, оставшись без своей личной портативной радиостанции в позолоченном корпусе, которую Малинка, отняв, в спешке едва не раздавила своими сверхсильными пальцами, неунывающая госпожа советница прямиком отправилась к страдающим от скуки оставшимся на "цветке" десантникам и уже через пять минут имела в своем распоряжении вполне надежное армейское средство связи, которое было позаимствовано у внешне самого страшного из мужиков - то есть, у лейтенанта. "Не сомневаюсь, что Гуннара это сильно подбодрило..." - вяло процедил Роман, а потом безо всяких дипломатических вступлений потребовал от мадемуазели Ласкэ точного ответа на вопрос, суть которого ей уже известна. Проявив, таким образом, некоторую бесцеремонность, он не ожидал встретить особых уверток. В конце концов, если не хочется отвечать, то для чего звонить?
Не тут-то было! Ольда принялась плести лихие словесные кружева и откаблучивать такие синтаксические выкрутасы, что ничего мало-мальски конкретного выудить оттуда не удавалось, кроме, пожалуй, настойчивого желания самой разузнать, для чего клану фон Хетцен потребовалась подобная информация. Младший представитель этого клана по мужской линии не вытерпел и решил повысить голос, однако в этот момент его плечо задела мягкая еловая лапа, и связь тотчас оборвалась - в эфире стало тихо, как под водой зимней полыньи. Конь сына Командора последним из всех пересек невидимую черту "технической мертвой зоны" и одновременно "зоны ночной смерти", которые тянулись далее до самой Сафат-реки...
...По мере того, как Роман присматривался к новому месту, ему все больше чудилось, что еще вот-вот несколько шагов - и впереди покажется какой-нибудь семейный пансионат или санаторий. Этот интересный лесной массив столь же сильно отличался от тех диких зарослей, которые они недавно миновали, как и головы супругов Шедуэлл друг от друга. Каждое дерево отстояло на строго выверенное расстояние от соседнего и казалось точной его копией, что еще больше подчеркивалось одинаковой высотой. Никакой иной растительности не существовало - исчезла даже трава, а почва была сухой и сыпучей, похожей на смешанную с песком мелко раскрошенную черную землю. Это стало главным неудобством для движения, ибо копыта коней не то, чтобы вязли, но ступали неровно, постоянно сбиваясь с шага. И без того не слишком быстрое движение прилично замедлилось. Кроме того, внимание сильно отвлекала "иллюзия прозрачности", при которой казалось, что такой чистый лесок должен легко просматриваться насквозь от первого и до последнего ствола. Однако при малейшем наклоне в любую сторону в поле зрения обязательно оказывалось новое дерево, за ним другое, третье... четвертое... пятое... Один раз Роману даже привиделось, что ели и сосны, как живые, неуловимо перемещаются туда-сюда, делая невозможным скольконибудь точный обзор - он крепко зажмурился и с яростью затряс головой, испортив аккуратную прическу. Невероятное видение исчезло, но перспектива обзора нисколько не улучшилась: ель методически сменялась сосной, а затем перед глазами вновь возникала ель, за которой открывалась очередная сосна. Такое обязательное чередование выглядело неприятным, но не настолько, чтобы восприниматься источником тревоги. По-настоящему угнетало лишь то, что пасмурное утро не собиралось превращаться в болееменее ясное. Напротив, сумерки незаметно сгущались.
Роман ожидал, что отец вот-вот поинтересуется содержанием его последней радиобеседы, однако Командор отнесся к близости Сафат-реки чересчур серьезно и имел такой вид, словно каждую минуту ожидал какого-нибудь подвоха. Его тревожило любое резкое движение даже своих испытанных десантников, ну а с Вадима он прямо-таки не сводил глаз. Но и господин проводник чувствовал себя не очень уютно, ибо постоянно пытался пропустить кого-нибудь из соседей вперед. Это не встречало ни малейшего понимания, и ритм хода сбивался еще больше. Зато настроение лошади витязя как-то незаметно сменилось на полностью апатичное - не поднимая морды, она вяло брела, куда ее направляли, и не издавала уже ни единого беспокойного звука. Ее хозяину такое поведение отчего-то не нравилось, и он иногда принимался горячить животное, похлопывая его по бокам рукавицей. Это не приносило какого-либо эффекта, за исключением пугливого подрагивания того места, по которому хлопали.
Не зная, сколько еще времени продлится не слишком организованное движение вперед, Роман решил было заняться мысленным анализом фактов, однако очень скоро обнаружил, что думает исключительно о девушках. Попытка освободиться от навязчивого присутствия в голове образов прекрасного пола по закону подлости моментально дала обратный эффект: образы укрупнились, стали четче, и принялись улыбаться. Вскоре из двух эфемерных силуэтов остался только один, все больше и больше приобретавший индивидуальные черты восхитительной мадемуазели Ласкэ - она принялась усиленно подмигивать сыну Командора... Это воображаемое действие пробудило у Романа столь бурную эротическую фантазию, что он был даже рад, когда чейто окрик вывел его из одновременно возбужденного и расслабленного состояния.
Кричал кто-то из десантников и отчего-то сзади - это несколько удивило молодого человека, так как он предполагал, что все время двигался замыкающим. Встрепенувшись, Роман огляделся по сторонам и неожиданно обнаружил, что их компактная группа незаметно рассыпалась на отдельные составные единицы. Старшего и младшего фон Хетценов разделяло приличное расстояние, хотя последний отлично помнил, что двигался строго за отцом. Вадим вообще почему-то спешился, словно вздумал немного размяться; определить, что собирались делать остальные, тоже не представлялось возможным - казалось, каждый готовился ехать или по какому-то одному ему ведомому маршруту, или просто куда глаза глядят. Крик заставил всех очнуться и немедленно замереть на месте. Некоторое время люди приходили в себя, а затем осторожненько начали съезжаться, явно опасаясь, что это не получится. Однако ничего мистического не произошло: вскоре всадники сгрудились в кучку, и все глаза устремились на Вадима. Особого волнения на лицах уже не было, а имелось вполне понятное ожидание небольшого выговора от витязя и пожелания на будущее быть более внимательными. Но Вадим, глядя на Густава фон Хетцена, негромко сказал, что рекомендует подумать о немедленном возвращении. На естественный вопрос: "В чем дело?" он разъяснил, что после "вертушки" не в состоянии определить, где находится Сафат-река.
