Завивая, постригая, крася, Карина выслушивает капризных богатеньких клиенток, у которых, оказывается, ужасные неподъемные и тяжело решаемые проблемы по жизни: одна, выезжая с парковки, поцарапала крыло своего новенького «ягуара», другая сетует на то, что в ресторане, где она постоянно ужинает, вороватый, ленивый, наглый персонал, который думает не о том, как прилежно работать, понимать с полуслова и тут же удовлетворять потребности своих самых дорогих завсегдатаев, а лишь о том, как бы выманить у них дополнительные чаевые, ничего не делая взамен. Третья возмущена тем, что в Милане стало совсем нечего купить, бутики абсолютно пустые, продают лишь коллекции прошлого сезона – это ужасно. Карина, аккуратно ровняя ножницами концы волос, слушая очередную «тяжелейшую» жизненную проблему, вежливо улыбаясь, с пониманием и на полном серьезе, а как иначе, поддакивает брюзжащей посетительнице:
– Да и не говорите, ай-яй-яй. Как вы все это терпите? Какое несчастье, вам так не везет.
К вечеру Карина устает ужасно и морально, и физически с ног валится, а еще надо приготовить ужин, постирать, погладить, прибрать квартиру. Она сегодня поставит Артему условие: завтра, хочет он этого или нет, обязан пойти устроиться на работу.
Раздается звонок мобильного, звонит клиентка, просит перенести ее запись на послезавтра. Карина, разговаривая по телефону, прижав его плечом к уху, потому что руки заняты, и стараясь не выронить полные пакеты, отворяет двери, заходит домой, с облегчением кладет покупки на кухонный стол. За дверью, соединяющей комнату с кухней, стоит ее парень, он весь день маялся дурью, ему скучно, он решает развлечься, повеселиться, разыграть Карину. Надевает на голову маску Кинг Конга и, дождавшись, когда Карина договорится обо всем с клиенткой и положит трубку, этот жизнерадостный идиот, подражая самой известной в мире обезьяне, с диким воплем выскакивает из-за угла.
Карина от неожиданности вскрикивает, схватившись правой рукой за сердце, резко отступает назад, со всего маху ударяется виском об угол открытой дверцы кухонного шкафчика и падает замертво. Все. Она наша. В смысле, в нашей команде.
Андрей, несмотря на свой юный возраст, считался опытным водилой, поскольку легко, играючи справлялся со своей многотонной фурой: разворачивая ее на крохотном пятачке и не сбавляя газа, филигранно загонял ее задом по зеркалам для разгрузки и погрузки в такие узкие туннели, что аж дух захватывало, вызывало уважение даже у повидавших виды и пробывших очень длительное время за рулем его коллег. Несмотря на все сложности и трудности, из которых складывалась нелегкая работа дальнобойщика, она очень нравилась Андрею, а еще он любил свою работу, потому что считал ее единственным шансом увидеть мир таким, каков он есть, а не фасадную, глянцевую его сторону, которую, как правило, показывают охающим от восторга туристам.
Побывать в разных странах, посмотреть, как живут другие люди, – это с детства было его мечтой. Вот и сейчас Андрей возвращался из дальней поездки. Мощный дизельный двигатель его грузовой машины, монотонно урча, пожирал километры, наматывая их на колеса. За окном уже осень, она в средней полосе России просто необычайно, сказочно прекрасна, талантливо воспета самыми именитыми поэтами и писателями, которые, восхищаясь ею, преклоняясь перед ее величием, наперебой посвящали ей свои рассказы, стихи, песни, писали оды. Но, наверное, словами все равно невозможно до конца точно передать всю ту печальную, цепляющую за сердце красоту отходящей ко сну, уставшей от долгого знойного лета, прощающейся со всеми до следующего года природы.
Расставаясь с нами, осень, как истинная женщина, желает, чтобы ее непременно запомнили. На свой последний бал она оделась в самый яркий, красивый и дорогой наряд, чтобы опрокинуть нас, поразить, заставить забыв обо всем, ловить каждое мгновение, боясь пропустить хоть что-нибудь, не отрываясь смотреть на нее завороженными глазами. Ярко-желтые краски цвета охры, смешиваясь с насыщенными темно-багряными цветами, превращают пейзаж за окном в божественно волшебную, сводящую с ума акварель, написанную самым талантливым в мире мастером, имя которого – Создатель.
Единственный, кто не понимал всей этой красоты и оспаривал ее, – это остервенелый ветер, мнящий себя перфекционистом, желающий во что бы то ни стало докопаться до истинной сути вещей. Он беспощадно стаскивал с деревьев одежду из листьев, желая во что бы то ни стало заставить их обнажиться. Комкая сорванные листья, он пригоршнями кидал их на мокрый асфальт под колеса пробегающего автомобиля. Лобовое стекло «Вольво» застилают капельки дождя, стеклоочистители лениво их сбрасывают, но дождь не сдается, с упорством покрывает стекло снова и снова. За окном смеркается – осенью темнеет рано, там снаружи зябко, а в кабине тепло и уютно. Россыпь огоньков на панели приборов говорит о том, что можно ни о чем не беспокоиться, с машиной все в порядке. Радио настроено на любимую волну, легкая негромкая музыка разливается по кабине.
Настроение у Андрея замечательное, поездка прошла успешно: и на границе почти не стоял – очереди не было, и все таможенные формальности были соблюдены согласно регламенту на редкость быстро. Скоро он будет дома. В динамиках зазвучала одна из любимых его песен, он, улыбаясь в недавно отпущенные для солидности усы, невольно начинает подпевать, ладонью стуча по баранке отбивает такт. Убегающая бесконечная лента шоссе спряталась впереди в осеннем лесу за крутым поворотом, оттуда показались размытые дождем огни фар маленького маршрутного микроавтобуса.
– Что он делает? – напрягся Андрей.
Маршрутка, явно не вписавшись в поворот, на приличной скорости пересекла сплошную, выскочила на встречку и летела теперь прямо в лоб Андрюхиной фуре. Андрей резко дал по тормозам, одновременно нажал на басовитый клаксон. Фура на скользкой дороге при резком торможении ведет себя непредсказуемо, вот и сейчас, взвизгнув тормозами, гася скорость, она начала складываться. Прицеп стал догонять тягач, перегораживая дорогу полностью. Водитель маршрутки вышел из заноса, но еще не поймал свою полосу, затормозить уже не успеет, и, скорей всего, войдет по самую задницу в перегородивший дорогу прицеп. Андрей, конечно, не пострадает, но погибнут пассажиры переполненной маршрутки. Надо спасать ситуацию.
Андрей убирает ногу с тормоза, выкручивает баранку, выжимая сцепление, переключает пониженную и вжимает педаль газа в пол. Тяжелая фура, набирая обороты, прокручивая колеса, нехотя уходит из бокового юза, срывается с места, освобождая дорогу маршрутке, которая в последний момент успевает проскочить. Водитель и пассажиры облегченно вздыхают, но груженую фуру уже не остановить, она, набрав скорость, на полном ходу улетает с шоссе в кювет, переворачиваясь в глубоком придорожном овраге. Металлическая кабина мнется как картон, душа, зажимая и переламывая как спичку Андрея, тело которого потом будут в течение долгих часов, при помощи автогена доставать эмчеэсовцы.
Ну что же, Андрей, добро пожаловать на борт.
Наша бригада потихоньку росла и ширилась. Каждого нового члена мы все вместе встречали в палате для новорожденных, но выбор, кто он, этот следующий, лежал только на мне.
Вечером мы собирались на посиделки за чаем с пирожными у меня в комнате. Мой холодильник продолжал не переставая, каждый раз несказанно удивляя и радуя меня, творить чудеса кулинарного и поварского искусства – свежие деликатесы в его недрах не иссякали. Откуда все бралось одному Богу известно. Мы садились в кружок, рассказывали о себе, вспоминая свое прошлое, пытались выяснить, не было ли у нас общих знакомых, а вдруг наши дороги пересекались тогда, в далеком теперь уже, двадцать первом веке.
Для меня было крайне удивительно, что ребята, попавшие к нам, спокойно воспринимали действительность, никто не истерил, не рыдал, не возмущался по поводу несправедливости своей доли, не клял судьбу-индейку, то есть психика у всех кандидатов была устойчивой. По тому, как ребята усваивали все происходящее, насколько быстро они адаптировались, я, поразмышляв и все сопоставив, понял, что они совсем не зря были выбраны Отцом из семи с половиной миллиардов проживающих в то время на планете Земля людей. Они были особенные. И дело не только в психологии, было еще что-то такое, неуловимое в чертах их характера, в их человеческой натуре, в сути, заложенной в них при рождении, чему я пока еще не нашел обозначения.
