Я разоралась, что спать он будет хоть на коврике под дверью, но никогда у меня в постели. По крайней мере до свадьбы. Я слышала перешептывания, что я совсем не пара владыке Алорны, тем более, владыке получившему венец древних. Нечего меня компрометировать, и так уже дальше некуда.

Он в ответ на мое требование поджал губы, но спорить не стал, просто велел принести еще одну кровать. Ее поставили у окна так, что, просыпаясь я почти сразу натыкалась на внимательный взгляд бирюзовых глаз.

Я ждала пока он встанет и уйдет к себе и только после этого выбиралась из кровати, чтоб умыться и привести себя в порядок.

Сон в одной комнате он объяснил заботой о моей безопасности. Вдруг однажды ночью кто-нибудь решится совершить на меня покушение. Хотя, я честно пыталась возмущаться, что можно поставить охрану у дверей, но владыка решил охранять меня лично.

Лоет, после разговора в беседке я больше не видела, её сменили на другую служанку. Невысокую, миловидную девушку звали, кажется, Рика. Эрру Эдею, как я поняла из разговоров, прижать к стенке не получилось. Лоэт по какой-то причине так и не призналась кто дал ей пузырек с ядом.

Обедала я вместе с Керио. Старательно размазывала еду по тарелкам, изображая отменный аппетит. Делая вид, что ем и пью.

Ела я, памятуя историю с Лоет и ядом, с большой опаской, предпочитая еде из дворцовой кухни дары сада, прямо с веток. Стоило владыке отвернуться во время прогулки, как в карманы моего платья отправлялся запас яблок, а если везло, то груш. Воду я набирала там же в саду, в фонтане, в небольшую фляжку, которую мне удалось стащить из кабинета владыки.

 Мало ли кто и что решит налить в еду с кухни, хотя ее, предназначенную для владыки, проверяли тщательнейшим образом. Рисковать не хотелось.

 Завтракал он у себя в кабинете, уже за работой, ужинал вместе с придворными. Это было традицией. Ужинов я избегала, ссылаясь на плохое самочувствие и нежелание свалиться в обморок прямо в столовой при всех.

 Во время работы он просил меня быть с ним, и я торчала до посинения в небольшой личной гостиной, за его кабинетом, дурея от безделья.

Этого золотистого красавца было слишком много, никакого личного пространства.

 Но самое главное, меня злило мое беспамятство.

Пообщавшись достаточно долгое время с владыкой и сопоставив факты, поняла, что от меня что-то тщательно скрывают. Его друг Имириэль, на некоторые вопросы опускал взгляд и говорил, что мне лучше "спросить это у Владыки". Керио на заданные вопросы отвечал, но как-то, по моим ощущениям, недостаточно. Мне одновременно и лгали, и говорили правду. Получалась полуправда.

Это тоже злило, вроде что-то знаешь, а по факту ноль. Никакой информации. Кто я, где мои родители, откуда берутся странные сны, в которых я управляю странной повозкой, поворачивая кольцо, и лечу по серой гладкой дороге с огромной скоростью. Или хожу по улицам, я это точно знаю, знакомого города, где женщины одеты весьма непристойно, а мужчины просто странно, а я не могу вспомнить, что же это за город. Откуда всплывают в голове странные фразы, совсем не на местном языке. Особенно часто мне снился мужчина в черном, я стояла в круге света, дальше, за этим кругом, была непроглядная темнота. Мужчина подходил ко мне, брал за руку, шептал: "Не бойся" и вставал рядом. А в темноте ворочалось шупальцами как у спрута, что-то страшное, но в круг света войти не могло.

Все это было мучительно. Пытаешься ухватить что-то очень нужное и не можешь. Отдельные отрывки никак не желали складываться в цельное полотно.

Я сидела в гостиной за кабинетом владыки и маялась откровенной дурью, пока он занимался государственными делами, писала стихи. Передо мной, на столике, лежали листы бумаги и чернильница. Почерк мой, был до ужаса некрасив и непригляден, так, что становилось понятно: алорнский это не мой родной язык. Хоть старалась, выходило криво, пальцы не слушались, перья капризничали.

Строчки выводились сами собой, но я точно знала, что это не мои стихи. Эти накладывались на канву здешней реальности. Искажались ею.

– Милая, что ты делаешь? – голос выдернул меня из задумчивости. Керио стоял в дверях гостиной и улыбаясь смотрел на меня, -я уже закончил работать.

 Я отложила перо в сторону.

– Ужасный у меня почерк, – вместо ответа протянула ему лист.

– Что это, стихи? – он, сощурившись, смотрел на мои каракули, – ты делаешь успехи, ну-ка, прочтем:

Мне полюбить вас не довелось

И уже точно не доведется, – он хмыкнул и пригладил ладонью волосы, -

Напрасен каскад светлых волос

Над гордым профилем иноходца

И раздувающий ноздри нос

И темной лентой реснички,

 И -вероломные по привычке-

Глаза бирюзовей морских слёз, – он снова хмыкнул, – ого, какие сравнения, -

Улыбка, словно полуденный зной

И нежный смех, полуночной грезою

Но я предпочту остаться чужою,

На этом празднике цветущей весны,

И вы красавец, и вы добры

Как позолоченный древний идол,

И каждый должен, кто его видел,

Блюсти правила старой игры. ²

Он наклонил голову набок и задумчиво потер висок, – это мне, да? Ты уверена, что это стихи?

– Да, – я уверенно кивнула, – слова похожи, но звучание не то.

– А какое должно быть звучание? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Не знаю, – я взяла лист у него из рук и смяла, – не знаю. Не помню.

Лист полетел в корзину, где лежало еще штук пять таких же странных стихов. То про «Женщин в селеньях Алорны», то про то как «Черный горг возреял гордо над лазурною волной».

– Милая, – укоризненно мурлыкнул он и притянул меня к себе, – не переживай так, все наладится.

Он погладил меня пальцами по щеке и легонько прикоснулся губами к моим.

– Я ничего не помню, а ты мне предлагаешь не переживать, – из-за его роста мне приходилось запрокидывать голову, чтоб смотреть ему в лицо, – у меня такое ощущение, что я родилась уже взрослой, из пены морской. Без прошлого. Почему меня привезли сюда, в твой дом, а не к моим родителям или родственникам, Алтенариэль? Где они?

Он замялся, я уже понимала, когда после моего вопроса возникает пауза, значит, правду мне не скажут.

– Ты сирота, – он выпустил меня из объятий и отошел к окну.

– Но где-то я жила до твоего дворца, или меня растили и воспитывали тут?

Он откашлялся, повернулся к столику и налил себе в стакан вино из небольшой бутылки. Прозрачно-голубое стекло бутылки, украшенное серебром, переливалось как драгоценность.

– Да, ты жила тут, – бирюзовые глаза смотрели спокойно и уверенно.

– А тут нет никого, кто вместе со мной воспитывался?

– Нет, милая, нет.

– Тогда почему я понятия не имею о дворцовом этикете? Хоть что-то я должна была вспомнить оказавшись в знакомой обстановке.

Он сел в кресло и залпом выпил вино, и снова, поморщившись, потер висок под венцом.

– Милая, я не знаю почему ты не помнишь дворцового этикета, прости, но не могу тебе ответить. Ты сирота, воспитывалась здесь, во дворце.

Я слушала как он говорит и видела его побелевшие пальцы, с силой сжимающие стакан. Только не могла понять сердится он или нервничает. Следующий вопрос решил все.

– Кем?

– Прости, что?

– Я спрашиваю, кто меня воспитывал здесь? Почему они не пришли меня проведать, когда узнали, что по мне пробежала лошадь?

– Да Вечность все подери!

Стакан из-под вина полетел в стену. Это мне не понравилось, нащупав спиной дверь я выскочила через кабинет в коридор и бегом рванула в свою комнату.

Бежалось плохо, бок сразу начало колоть. Я постаралась дышать глубже, не помогло, бок, кажется, заболел еще сильнее.

– Ингарра, стой! – голос Керио, кажется, разнесся на весь дворец. Луженая глотка у владыки.

Ага, сейчас, я ускорилась невзирая на головокружение. Поворот коридора, я чуть не снесла какого-то ушастого, замешкавшегося на моем пути, лестница вниз, пара ступеней вверх и снова коридор. Двери наших общих с владыкой покоев. По сторонам вытянулись во фрунт длинноухие охранники. Еще чуть-чуть, я залетела в свою комнату и захлопнула дверь почти перед носом владыки. Вернее, перед сапогом, который он на доли секунды не успел просунуть в дверную щель.