Черствел дарственный хлеб. Некому было преломить его за здравие умирающего ребенка. У колдуньи кусок в горло не шел. А талисманы возвращались хозяевам. Разве может помочь благословение, дарованное другому, в борьбе с чужими проклятиями?

Старуха горестно вздохнула и насторожилась. Надавила на уши неожиданная тишина. Охнув, она поспешила к постели девочки. Неужто не уберегла, не удержала ее хотя бы на грани перехода?

Эвелина спокойно лежала, вытянувшись по струнке под скомканной, пропитанной потом простыней. Быстро-быстро шептали что-то непонятное обескровленные долгой безуспешной борьбой губы, а глаза так и бегали под плотно прикрытыми веками. Старуха нерешительно взяла ребенка за исхудавшее запястье, проверяя пульс. Сердечко билось рывками, то замирая, то пускаясь в бешеный скач, но все-таки билось.

Вдруг девочка резко выдернула руку. Тяжко застонала. Колдунья метнулась за травяным настоем. Пусть малая, да подмога.

– Исполняй свое обещание, ведьма! – Громкий голос заставил старуху подскочить на месте, опрокинув на пол запотевший кувшин с целебным отваром. Крынка, жалобно звякнув, разбилась. Не смея поверить собственным ушам, колдунья обернулась. Эвелина все так же лежала на кровати, но губы ее шевелились будто против воли, что создавало комичный, а оттого еще более пугающий эффект. Да и вряд ли девочка могла говорить так отрешенно и властно.

– Ты обещала мне! – Неведомый собеседник явно гневался.

– Что… Что я обещала? – заикаясь от испуга, спросила колдунья.

– Спаси мою дочь.– Эвелина еще раз застонала. На этот раз тихо и жалобно, как плачет несправедливо обиженный ребенок.

– Если бы это было в моих силах,– быстро забормотала старуха, оправдываясь.– Я бы все отдала во имя девочки.

– Врешь,– жутко улыбнулась Эвелина.– Ты даже не в силах вспомнить, в чем поклялась мне тринадцать лет назад на берегу океана.

– Эльза? – тихо прошептала колдунья.– Но как?

Эвелина с горловым клекотом захрипела. Выгнулась и заколотилась в припадке. Потом медленно осела. Старуха кинулась к ней. Обтерла влажным прохладным полотенцем пышущее жаром тельце, запрокинув голову ребенку, насильно влила сквозь стиснутые зубы пару глотков травяного настоя. По большей части тот пролился на шею Эвелине, но колдунье хотелось бы верить, что хоть часть лекарства попала по назначению. А потом старуха села и крепко задумалась. Действительно, ребенок попал в беду. И не было на Лазури человека, способного помочь ему. Чем рискует колдунья? Обещания, даже данные давно умершему человеку, необходимо исполнять. Пусть и не веря, что глупая задумка Эльзы способна облегчить страдания Эвелине. Хотя, может быть, мертвым виднее? Зачем-то они находят способ напомнить о долгах живых перед прошлым…

Колдунья дождалась вечера, когда улеглась дневная жара, но еще не пришла тьма. Ожили пигучи, громко застрекотали цикады. Из распахнутого настежь окна ощутимо потянуло вечерней прохладой. Эвелина затихла, свернувшись клубочком.

Старуха долго сомневалась, не решаясь оставить ребенка одного. Стояла около порога, мысленно прикидывая время, которое ей может понадобиться на путь туда и обратно. По самым скромным подсчетам, уходило никак не меньше двух часов. Сначала переплыть на соседний остров. Нет, неправильно. Сначала доковылять до лодок. Найти человека, способного переправить ее на соседний остров и забрать оттуда. Предположим, с этим проблем не должно возникнуть. Островитяне с радостью сейчас выполнят любую просьбу старухи, какой бы дикой она им ни казалось. Слишком мало времени прошло с той поры, как пираты в подавленном молчании и спешке покидали Лазурь. Они даже оружие своего предводителя не рискнули забрать, так и оставив ржаветь на пляже меч Штамира. Кости погибшего колдунья сама закидала песком. Незачем привлекать стервятников Младшего Бога, падких на стенания непогребенных.

На соседнем острове начнется самое сложное. Попробуй с больными ногами доковылять к прибрежным скалам. А главное – вскарабкаться на их вершину, где гнездятся чайки. Поймать-то их без силка сложновато не то что старухе – даже человеку в самом расцвете сил. Поймать – и назад. Но даже отмеренного времени маловато. Надо брать с запасом. Кто же побудет с Эвелиной? Островитяне, даже чувствуя свою неправоту перед ней, не шибко-то стремились сменить колдунью в скорбном карауле подле постели ребенка.

Колдунья вздохнула еще раз и вышла из дома. Хуже, увы, не станет. Если Эвелина не доживет до ее возвращения – на то воля Богов. Вряд ли ей особо помогают слезы колдуньи да бесполезные примочки.

Тяжко идти. Будто на ногах свинцовые оковы. Ломит спину. И знаешь, что надо спешить, а не можешь. Каждый миг оглядываешься, пытаясь услышать: вдруг девочка очнулась, вдруг зовет тебя, умоляя о глотке воды. Но нет. Нельзя возвращаться.

Колдунья и впрямь быстро нашла желающего помочь ей. Долго кряхтела, усаживаясь поудобнее в утлой лодчонке, все норовящей зачерпнуть воду бортом. Потом закрыла глаза и отключилась. Запомнила только, как лезла на скалу, обдирая в кровь руки об острые камни. Еще запомнила, как кричала, срывая голос, детскую песенку-приманку, как откуда-то сверху на плечо ей камнем упала крупная белая чайка и, склонив голову, задумчиво глянула черной бусинкой глаза.

Вроде бы рыбак опасливо косился на старуху, которая тихо беседовала с птицей на непонятном языке. Вроде бы за ней до самого дома следовала толпа встревоженных островитян, которым она приказала расходиться. На удивление послушались. Неважно. Колдунья очнулась, лишь когда ритуальный нож, на миг безжалостно сверкнув лучом заходящего солнца, аккуратно провел ровную линию разреза по ладони ребенка. С пальцев девочки быстро закапала кровь. Колдунья на миг испугалась, но чья-то чужая непреклонная воля вновь взяла над ней верх.

Перед глазами старухи еще стояло видение четкого отпечатка детской ручонки на гладких перьях птицы, а чайка уже скрылась в темнеющих облаках. Без записки. Без напутственного заклинания. Да и какую дорогу ей указывать, если не веришь сама, что помощь придет… Но лишь тогда колдунья вздохнула спокойно, уверенная, что все сделала правильно. Впрочем, она ли выполнила напутствие Эльзы? Да кто бы ни руководил ее рукой этим вечером, теперь оставалось одно – ждать. Колдунья плотнее подоткнула одеяло под девочкой, на скорую руку перетянула порез тряпкой и прикорнула рядом. Вряд ли гости прибудут скоро,– хотя по силам ли вообще чайке пересечь океан?

Глубокий лиловый сумрак накрыл кроны деревьев, окутал пустынные улочки спящего поселка и ласковым зверем вальяжно разлегся на обезлюдевших островах. Эвелина мерно и глубоко дышала, в очередной раз благополучно пережив день. Незаметно задремала и колдунья.

А поутру над островами царило солнце. Легкий ветерок поигрывал старыми пыльными занавесками. Колдунья встрепенулась. Посмотрела с испугом на Эвелину. Спит, горемычная. Разметалась по перине, душно ей. Волосики темненькие от испарины слеглись, ко лбу прилипли. Но вроде бы лучше ей. Уже нет хриплого того свиста, что из груди при каждом вздохе вырывался раньше. И щечки разрумянились, а жар улегся.

Встала старуха, пошла умываться. Под нос колыбельную замурлыкала. Вышла – обомлела. Высыпали все жители Лазури из домов. Стоят, на небо пальцами показывают, горячо спорят о чем-то. Перевела взгляд.

Над Лазурью кружил огромный серый коршун, будто выбирая место, где сесть. Заложив новый вираж, он сложил крылья и рухнул вниз. Люди ахнули. Ахнула и старуха. Но около самой земли, каким-то чудом в последний момент остановив падение, птица когтистыми лапами пропорола землю, пробежалась немного вперед. А потом, встряхнувшись, теряя стремительно перья, на ходу превратился в очень измученного, взъерошенного мужчину. Незнакомец направился к колдунье.

– Я здесь. Кто меня звал? – просто спросил он.

Колдунья едва поспевала за нежданным гостем. Он вихрем ворвался в ее захудалое жилище, даже не дослушав рассказа ведьмы до конца. Бросился к кровати девочки. Замер, вслушиваясь в тяжелое дыхание ребенка. Затем мягко провел рукой по лбу Эвелины, стирая маленькие капельки пота. Девочка так и потянулась к его ласке.