Она приехала на дачу, ее любимого еще не было, потому что он сдавал сессию. Зато был его друг – Костя. С ним-то Ксюша и гуляла, изливая не замолкающую душу. Он оказался очень сердобольным другом, поддерживал ее как мог. Вначале морально, идя с ней рядом, говоря, что все образуется, наладится, жизнь – она ведь такая: вначале рыдаешь, и тут же смеешься, как проклятый. Потом он держал ее за руку, продолжая внушать недальновидное прекрасное будущее с Димой, осталось только дождаться, когда он покончит с сессией и появится в героической символике на даче. Ксюша улыбалась. Потом он играл ей на гитаре трогательные песни Сектор Газа, намекая на то, что придет к ней в любую погоду, чтобы просто помочь. А потом он поцеловал ее. Как бы случайно. И поняв, что ее реакция позволяет ему прикасаться к ее губам больше, чем на секундную случайность, он поцеловал ее так, как я видел только в кино. Мой слюнообмен с Олесей не шел ни в какое сравнение, в принципе, с обычным поцелуем, не то, что бы с описанным поцелуем Ксюши.

Я хотел вскрикнуть возмущенное зачем! Зачем Ксюша это сделала? Хотя ладно Ксюша, ей простительно, она в печали и, очевидно, плохо осознавала реальность. Но он-то! Костя или как его там! Парень старше ее, лучше соображающий, почему позволил себе такие случайности, переросшие в намеренность? Я был возмущен, но тогда я не понимал так глубоко отношения между полами. Что я знал о парнях, кроме того, что у нас периодически случается внеплановая эрекция, особенно по утрам? А что я знал о девчонках? Ничего. Только как они устроены анатомически.

Еще одна стопка и рассказ продолжился. Как-то вечером они гуляли. Уже держались за руки. Они просто друзья. Он – хороший друг. Он поддерживает. Не ты, Рома, а он! Я не имел право что-то говорить.

Ночь. Дачная ночь мало чем отличается от деревенской. Небо усыпано звездами. Их так много. Темная ткань над головой мерцает серебряными, желтыми и белыми точками. Какие-то едва заметны. Какие-то толстые, висят жирными каплями над головой. Ночь теплая. Шуршит. Движется. В лесочке рядом кипит жизнь. Его рука сильно сжимает ее пальцы. Именно сейчас Ксюше нужна поддержка. А звезды ярче. Теперь черное небо, усеянное небесными чуждыми светилами, полностью исчезло. Темнота перед глазами. Костя целует ее. Глаза закрыты. Как же здорово он целуется. Меня что-то кольнуло внутри. Здорово целуется! Как я рад был слушать это все. Еще одна стопка по моей инициативе. Вот он снимает с себя кофту и кладет ее на траву-мураву. Сверху на ткань опускается доверчивое тело Ксюши. Интересно, она все еще думает, что ее поддерживают в сложных отношениях с Димой? Он стянул с нее штаны с трусами, свои даже не попытался. Только расстегнул пуговицу и молнию. Этого достаточно, чтобы оказать самую качественную поддержку. Я попросил ее замолчать. Ксюша обиженно уставилась на меня. Ей, видите ли, не с кем было поделиться эмоциями и переживаниями. Все свои страшные истории Ксюша рассказывала только мне. Только я удостоился чести быть ее настоящим другом… Подружкой, скорее. Хорошо, сказал я и поинтересовался, чем закончилась ночная оргия. Хотя бы здесь она не удивила меня. Он сделал то, ради чего его кофта вымокла в ночной росе. Он проводил Ксюшу домой, а потом стал постепенно исчезать из ее жизни, как индикатор с лакмусовой бумажки. Он стал чаще копать огород, строить дом. Конечно, он находил иногда время, чтобы поваляться на земле с Ксюшей, но не больше.

Потом приехала вся остальная компания, сдавшая сессию в колледжах и университетах, включая глубоко любимого Диму. Ксюша честно созналась, что, увидев его, она не испытала былой радости. Скорее там была злость и обида.

Она демонстративно брала за руку Костю, строила глазки, смеялась. Ни компания, ни я не могли понять, как же так получилось, что Дима вылетел из сердца Ксюши, когда буквально в прошлом году она с травы слизывала его следы, следуя за ним по пятам. Ксюша сказала, что переболело. Она больше не хочет, любить его. Ей было слишком больно и ей это не нравилось. А тут добрый Костя, и сыграет на гитаре, и поддержит, и сексом займется. Его не надо умолять, чтобы он бросил хотя бы один быстрый взгляд. Не надо мечтать о том, чтобы он случайно коснулся ее руки, он сам брал ее за руку. И он потрясающе целуется. Я спросил Ксюшу, где сейчас Костя. Она сказала, что не знает и ей как-то все равно. На вопрос – где сейчас Дима – она тоже ответила, что не знает. В чем же разница, Ксюша? Мы смотрели друг на друга. Улыбка умирала на ее лице. Это явно не то, что она хотела услышать. Ты не понимаешь – вот, что она ответила. Я просто ничего не понимал. Я девственник, который не умеет целоваться, как я могу что-то понимать?

Еще одна стопка и Ксюша стоит около меня. Улыбается. Обхватывает мою руку и крепко прижимается, как к игрушке. Да я сам улыбнулся. Мы завалились в кровать, она легка мне на грудь и продолжила свои рассказы.

Все лето она провела с Костей, не обделяя Диму косыми взглядами, всячески показывая ему то, что он потерял, не успев приобрести. Они собирались по вечерам и пили, пели и курили. По ночам она гуляли или сидели у того самого пруда, который с каждым годом все больше превращался в лужу: камыш вытеснял из него воду.

Я слушал Ксюшу, ее радостные эмоции по поводу Кости и как он хорошо в постели… На земле точнее. Ей было плевать, что, вернувшись в Москву, они сделались незнакомыми людьми. Разве в этом смысл? Ей было хорошо летом, а этого уже достаточно, чтобы творить то, что хочется.

Я рассказал ей про Олесю. Едва я успел сказать, что познакомился с девушкой, как ее зовут и, что мы гуляем вместе, ее пальцы перестали бегать по моей груди. я мгновенно ощутил в воздухе какое-то напряжение. Ксюша спросила, как я отношусь к Олесе. Насколько я был серьезен. Я улыбнулся. Мне 14 и ей 13, как вообще можно было употреблять слово серьезно в отношении нас. У меня вся жизнь впереди, чтобы узнать детали страшного слова серьезность и какие, не менее ужасные последствия, оно несет в себе. Серьезно я относился только к точным наукам и чтению научной литературы. Это действительно серьезно.

Ксюша вроде оттаяла и вновь начала гладить меня, тихонько шепча, что мне не мешало бы добавить серьезности и к девушкам. Конечно, может они не такие увлекательные, как аксиома выбора, но все же это жизнь. Не совершаю ли я ошибку тем, что не хочу относиться к жизни серьезно? Ну что хотели от меня? Чтобы я влюбился, плюнул на учебу, рыдал в темном углу, мечтая вскрыть вены? Если это называется серьезно, то я отказываюсь вообще когда-либо употреблять это слово по отношению к себе и своей жизни. Но Ксюша внезапно перевела тему. Она спросила, целовался ли я с Олесей. Я покраснел. Я почувствовал, как что-то внутри меня, словно из шприца заполняет мое лицо красной, разбавленной водой краской. Я улыбнулся и встал. Целовался ли я с Олесей? Я даже не знаю, имел ли я прав называть тот слюнообмен поцелуем? Я сознался Ксюше. Сознался во всех своих чувствах и эмоциях, которые я испытывал на момент прикосновения наших губ. Ксюша смеялась. Извинялась. Потом снова смеялась. Я молчал и смотрел на ее реакцию. Конечно, я был рад, что доставил ей удовольствие рассказом о моей личной жизни, но сам улыбаться я не смог.

Насмеявшись и вдоволь наизвинявшись, Ксюша успокоилась, вздохнула. Она предложила научить меня целоваться. Что? Я едва успел набрать воздуха в легкие, прежде чем перестал дышать. Что еще раз? Целоваться! Она научит меня целоваться! Я молчал. Каких только мыслей не проскочило у меня в голове. Я бы не сказал, что все они были одинаково позитивными. Ксюша ждала ответа. Ее глаза горели, и я не мог понять источник пожара: алкоголь или может, желание?

Давай. Это все, что я ответил, будучи не уверенным в своем ответе. Ксюша улыбнулась и медленно, как дикая кошка на охоте, двинулась ко мне. Я забыл, что такое дышать. Смотрел только в ее глаза. Азартные глаза. Ксюша улыбнулась. Попросила меня расслабиться, ведь поцелуй не имеет ничего общего с инъекцией в вену. Здесь я мог бы поспорить. Когда тебе делают инъекцию в вену, ты хотя бы знаешь, что ожидать. А тут… я только догадывался. Ксюша погладила меня, улыбнулся, сказала, что все сделает сама. Моя задача невелика – делать то, что будет делать сам организм. Инстинкты человека не совсем испарились за нашу короткую эволюцию. За все это время, я бы сказал, что они, в принципе, никуда не делись. Но наша эволюция привела нас к тому, что мы научились врать, чтобы скрывать инстинкты. И некоторым это удается, причем виртуозно. Но тогда я поверил Ксюше: в постели мужчины не могут врать. Они либо хотят, либо нет. Среднего не дано. Ксюша приближалась ко мне так медленно, словно в замедленной съемке. Я ждал.