Екатерина с грустью размышляла о своей приватной жизни. Многолетний почитатель ее, граф Алексей Григорьевич Орлов, делавший всевозможные попытки сблизиться с ней, вестимо, горазд во всех отношениях, и он смог бы стать ее соправителем, но он брат Григория Григорьевича, поелику ни к чему ей лишние разговоры и раздор в их семье! Она выбрала, можно сказать, первого попавшего смазливого конногвардейца, дежурившего у ее дверей, но он скучен и все его ласки совершенно пресны. Ужели ей терпеть его до конца дней своих? Ни за что! Раз пошел таковой сыр-бор, и она уже известна своим якобы непостоянством, что ж – она будет искать того, кто будет ее устраивать во всех отношениях. Вот тогда она покажет всем, как она может быть постоянной, такой постоянной, что и не сыскать лучше ее. Не даром же говорят: «не привыкай к плохому, подожди хорошее» и «не унывай, на Бога уповай». Она не устает просить Всевышнего послать ей человека, коего она полюбит всем сердцем. А коли не встретит такового, то может статься, ей придется терпеть около себя Александра Васильчикова.

Раздумывая о своем одиночестве, мысли ее все чаще возвращались к кавалеру, коий был интересен ей со времени их первой встречи почти двенадцать лет назад. Генерал-поручик Григорий Александрович Потемкин – умница, острослов и красавец! Ей казалось, что сей недюжинный человек, мог бы справиться с любыми трудностями. По крайней мере, сумел бы изловить враля Емельку Пугачева. Весьма хотелось бы, дабы сей генерал-поручик оказался именно таковым.

Скорей бы он приехал, она почти уверена: Григорий Потемкин сумеет найти способ остановить сей бунт… Но никаких приватных отношений… По крайней мере, не стоит торопиться приблизить его к себе так, как она позволила себе, расставшись с Орловым, «случайно» обратив внимание на Васильчикова. Так случайно, так опрометчиво, что сей князь Васильчиков оказался «в случае». Неудивительно! Еще не то может учинить женщина, когда она в отчаяние! Она из тех, кто никогда не примирится со своим несчастьем, она будет искать и рано или поздно найдет свое счастие! А «без надежды, вестимо, что без одежды: и в теплую погоду замерзнешь». Возможно, Всевышний обделил ее сим, понеже слишком много дал ей и без того, но она все равно будет тщиться найти его, понеже бессчастная жизнь ей совершенно ни к чему. Вот уж, доподлинно, она отдаст полцарства за любовь!

Из осажденного с октября месяца прошлого года, Оренбурга, пришла с гонцом депеша от генерал-губернатора Оренбургской губернии Ивана Андреевича Рейнсдорпа, где докладывалось, что к крепостному валу были высланы казаки, сумевшие передать указ Пугачёва к войскам Оренбургского гарнизона с призывом сложить оружие и присоединиться к «государю». Крепость под руководством коменданта Рейнсдорпа продолжала делать вылазки. Многочасовые бои давали свои результаты, но солдаты проявляли робость и страх. Посему, дабы не дать возможность солдатам и казакам переходить на сторону Пугачева, было принято решение обороняться за стенами крепости под прикрытием крепостной артиллерии.

Пленные пугачевцы давали показания на некого пугачевского полковника Хлопушу, коий оказался бывшим уголовником – Афанасием Тимофеевичем Соколовым. Сей вор, Хлопуша, безобразной внешности, оказался весьма способным организатором и командиром, уведшим в свое войско работного люда с шестидесяти заводов по всему Поволжью. Токмо на Демидовских Авзяно-Петровских заводах он собрал пушки, провиант, деньги, сформировал отряд из мастеровых и заводских крестьян, а такожде взял с собой закованных в кандалы приказчиков.

Немолодой комендант Оренбурга, Иван Рейнсдорп, писал в Военную коллегию, что многие солдаты очень вяло ведут себя во время боя, не желая убивать своих братьев-бедняков. От оного известия Екатерина пребывала в большой растерянности. Оренбург, как докладывал глава военного ведомства, Захар Чернышев, – серьезный форпост, в военном плане был мощной крепостью. Вокруг города был возведён земляной вал, укреплённый десятью бастионами и двумя полубастионами. Высота вала достигала четырех метров и выше, а ширина – тринадцати метров. С наружной стороны вала шёл ров глубиной около четырех метров и шириною в десять метров. Гарнизон Оренбурга, имевший на вооружении около сотни пушек, состоял из трех тысяч человек, из них около полутора тысяч солдат. Радовало и то, что еще осенью семьдесят третьего, в Оренбург, из Яицкого городка, успел беспрепятственно подойти отряд из 630 яицких казаков, оставшихся верными правительству. В середине ноября туда пробился бригадир Алексей Алексеевич Корф с корпусом в две с половиной тысячи штыков. Теперь крепость защищали более шести тысяч солдат. Екатерина изволила написать указ со словами благодарности защитникам Оренбургской крепости.

На беду, с самого начала Пугачевского движения, надеясь на хорошую укрепленность и верность гарнизона, Сенат особливо не обеспокоился касательно движения пугачевского восстания. Фаворита Васильчикова такожде не беспокоило положение дел, он полагал, что сие вовсе не его дело, есть кому и без него разобраться, как изловить главного бунтовщика. Чего с него взять: молод еще, неопытен, поелику весьма постный во всем. Екатерина называла его про себя не иначе, как «холодным супом».

Сенат заволновался, когда в декабре стало известно о присоединении к пугачевцам огромного числа башкирцев во главе со старшиной Кинзя Арслановым. Башкиры, стало быть, составили около половины войск самозванца. Пугачевские атаманы Чика-Зарубин и Иван Грязнов осадили города Уфу и Челябинск, а такожде, пришло известие, что Пугачев ожидает подмоги от Казахского хана Нурали и султана Дусали. Везде, где проходили разношерстные войска самозваного, как называли его крестьяне, – «надеи-государя» Петра Третьего, российские города и веси встречали их с колокольным звоном и хлебом с солью. Сей факт был нестерпимо обидным для российской царицы.

Екатерина еще раз перечитала письмо губернатора Новгородской губернии Якова Сиверса, самого образованного и талантливого губернатора всей империи, коий приняв нищую Новгородщину, в короткий срок, сделал ее вполне знатной по всем показателям, особливо в сельском хозяйстве. Екатерина была ему благодарна пуще всего касательно повсеместной посадки в его вотчине земляных яблок и приобщения крестьянства к новому полезному овощу, вполне заменяющего хлеб. Яков Сиверс беспокоился о своей губернии в связи с грозными событиями в Поволжье. Придвинув лист бумаги, она принялась писать ему ответ:

Отложив письмо, она задумалась. Последние годы она увлеклась историей, проводила много времени с архивными документами. Мысленно окунувшись во времена царя Ивана Грозного, коий практиковал кровавые казни без суда и следствия, она подумала, что может статься и ныне стоило так расправиться с бунтовщиками? Но к чему все сие привело во времена грозного царя? Ни к чему хорошему: последовала смута, объявился самозванец Отрепьев, завладевший при помощи поляков русским троном. Настало безвременье, страшные беды и неимоверные усилия народа, чтобы изгнать нашествие польских захватчиков. Нет, лучше с огнем не шутить!

Вспомнился паки Иван Сусанин. И отчего не все таковые, зачем в народе нарождаются предатели, подобные вралю – Емельке Пугачеву? Где иваны сусанины? Боже Вышний, как много страшного ей еще предстоит перенести! Казни прекращены в царствование Елизаветы Петровны. И она, просвещенная императрица, никак не хочет их возобновлять. Но все вельможи вокруг нее токмо и твердят о непременной казни Пугачева и его ближних сподвижников. Как быть?