«Миленький, здравствуй. Надобно правду сказать, куда как мы оба друг к другу ласковы. В свете нету ничего подобного. Что встала, то послала к Вице-канцлеру по ленты, написав, что они для Генерал-Поручика Потемкина, после обедни и надену на него. Знаешь ли его? Он красавец, да сколь хорош, столь умен. И сколь хорош и умен, столь же меня любит и мною любим совершенно наравне. Мудрено будет доказать, чтоб один другого больше и луче любил. При сем прилагаю записки, кои я сегодни заготовила для объявления сего же дня. Прошу их ко мне возвратить, естьли в них не найдешь, чего поправить. А естьли что переменить находишь, напиши, милуша, душа моя. Adieu, mon bijou. Пожалуй, будь весел сегодни, а я по милости Вашей весьма, весьма весела, и ни минуты из ума не выходишь».
Про материальный подарок Потемкин совершенно забыл. Вручил его на второй день – брильянтовую заколку с ее вензелем, кою она потом почти не снимала с себя. Екатерина долго находилась под впечатлением своего счастливого дня рождения, о чем она беспрестанно говорила самым близким: и Перекусихиной, и Протасовой, и Брюсше, и дражайшему из них – Грише Потемкину.
Они вместе обрадовались новости, что специально к ее дню рождения корпуса генералов Каменского и Суворова перешли Дунай и очистили от турок Бабадагскую область, заняли город Базарджик. Ну не радость ли!
Записки императрицы:
В начале апреля Генерал-майор барон Иван Федорович Медем, командующий войсками Северного Кавказа доложил, что в Кабарду, в аул князя Атажуко Хамурзина прибыл представитель Крыма Ширин-бек. Получив сие известие в Моздоке, барон Медем направил секунд-майора барона Федора Криденера с отрядом (пехоту, драгун, казаков при четырех орудиях).
* * *
В самом конце апреля двор переехал в Царское Село. Здесь Екатерина и Григорий особливо пристально изучили все возможные варианты для их дня венчания. Поскольку в субботу, вторник и четверг были запретными для оного таинства, и наступал Петровский пост пятнадцатого июня, единственный удобный день был избран восьмое июня, тем паче, что Потемкин был рад сей дате: венчание на Пасху считалось самым счастливым. Пятого июня двор вернулся в столицу. Обер-гофмаршал Толстяк – Голицын, брат главнокомандующего столицы, Александра Михайловича Голицына, коий брал когда-то Хотин и победил Молдаванчи-пашу, был удостоен участвовать в празднестве по случаю Живоначальной Троицы, и в начале вечерни подать императрице на позолоченном блюде «цветы с зеленым ветвием».
На другой день, шестого июня в пятницу, Екатерина пригласила на обед в верхнем маленьком саду Летнего Дворца всего четыре человека – Григория Потемкина, фельдмаршала князя Александра Голицына, графа Захара Чернышева, князя Григория Орлова, коий на следующий день отбывал из столицы. В Летний дворец были приглашены дамы в роброндах, кавалеры в простом платье, понеже служили литургию по усопшему от оспы Людовику Пятнадцатому. Много и все говорили о французском короле:
– Как мог король допустить себе умереть от болезни, которая вполне излечима, тем паче, теперь, когда можно было бы сделать прививку! – возмущалась, обращаясь к ближнему окружению, императрица.
– Ленив и трусоват был покойный, вот и поплатился, – отозвался граф Захар.
– То-то и оно! Лень есть страшный грех, поелику и наказуем так сурово, – заметила Екатерина.
– Когда было ему? Занят он был своими Помпадурами, – едко заявил обер-шенк Александр Нарышкин.
– Теперь на трон воссел его племянник, новый Людовик.
– Вот уж сей огромный толстяк, вестимо, большой лентяй!
После оных разговоров у Екатерины изрядно разболелась голова и длилась безостановочно два дня. Мучаясь болями, Екатерина уговорила Григория Потемкина проехать по вечернему городу, подышать свежим летним воздухом.
– Езжай елико возможно непоспешно, – наказал Потемкин кучеру, – тяжело усаживаясь рядом с Екатериной. – Чуешь, голубушка, каковые запахи кругом? – обратился он к Екатерине, как токмо они тронулись в дорогу.
– Обожаю запахи костров… – задумчиво молвила императрица.
Потемкин выглянул в окно.
– Вестимо, кругом убирают садовый мусор, сломанные зимой ветви.
Екатерина тоже смотрела в окно.
– Кругом свежая зелень. Красота! – молвила она еле слышно.
– Красота, лепота! – соглашался Потемкин, одной рукой обнимая ее за плечи. – Поедем к лесу, дабы твоя голова угомонилась, государыня моя, потом по городу, коли не утомишься.
– Как угодно тебе, Пирюшечка! – ответствовала слабым голосом Екатерина, склонив ему на плечо голову и закрывая глаза.
В город они возвратились, когда боль отпустила. Екатерина повеселела, Григорий тоже был доволен.
Проезжая мимо дворцов Воронцова и Шувалова за Невской перспективой, он засмотрелся на их поместья.
– Красивая усадьба у Ивана Ивановича Шувалова, – отметил Потемкин. – Кто его строил, не ведаю.
– Архитектор Савва Иванович Чевакинский, – отозвалась Екатерина, – при мне строили, кажется в пятидесятых годах. Красивое здание, но я не поклонница барокко.
– А мне нравится его главный фасад с выступами и полуколоннами. Приятно зрить.
– Сказывают, Шувалов продает его и даже уже известен покупатель.
– Продает?! А кто покупает? – спросил Потемкин, не отрывая глаз от панорамы за окном.
– Генерал-прокурор Александр Вяземский.
– Хм. Зная, что вы, голубушка моя, не любите барокко, он всенепременно будет перестраивать его, помяните мои слова! Токмо испортит весь вид.
– Отчего же, всенепременно, Гришенька? – засмеялась Екатерина и показала глазами на дворец Строганова, который как раз проезжали на пересечении Невской перспективы с рекой Мойкой. – Вот дворец – красавец! – восхитилась она.
– Да, тут ничего не попишешь! У Строганова отменный вкус! Да и Растрелли постарался.
– Мне нравится, что весь огромный дворец выдержан в таковом строгом стиле.
– Да. Дворец представляется парадным, понеже здесь много скульптурных декораций с кариатидами и картушами, обрамляющими окна, – комментировал Потемкин, как заправский знаток архитектуры.
Они уже проехали дворец, но Екатерина, дабы не отстать от «знатока», дополнила свое мнение:
– Мне нравится львиная маска над аркой проезда во внутренний двор здания. А какие произведения художников в его галерее!
– Любопытно, каковые же? – вопрошал Потемкин, насмешливо поглядывая на нее, уверенный, что она не вспомнит.
– Хочешь, дабы я перечислила их тебе? – уточнила Екатерина.
– Нет, коли не хочешь – нет.
– Отчего же? В его галерее представлены произведения Пуссена, Греза, Ботичелли, Мартини, Рембрандта, Ван Дейка, Бронзино, Тинторетто, Рубенса, Буше, Лоррена, и других мастеров живописи.
Лицо Потемкина с каждым названным именем, все более выказывало уважительное удивление. Перечислив всех, Екатерина остановилась, и он миролюбиво поведал:
– Я был у него лишь единый раз. Особливо мне понравились Арабесковый зал и Минеральный кабинет.
– Строганов – необыкновенный человек! Жаль, что толико времени он проводит в Париже с молодой женой. Ты ведь знаешь, что с первой он развелся из-за меня? – спросила Екатерина.
Потемкин, резко оторвавшись от окна, повернулся к ней.
– Что значит: из-за тебя?
Екатерина улыбнулась: паки повод к ревности!
– Они разъехались, как токмо я взошла на трон, – пояснила она. – Жена его, Анна Михайловна, урожденная Воронцова, дочь вице-канцлера, не потерпела, что Строганов был на моей стороне, а не на стороне императора Петра Федоровича.
Потемкин поморщился:
– Понятно: политика! Дочь опального канцлера, понятно, была за отца.
– Ну, как можливо было не любить умника и красавца Строганова? (она покосилась на Григория: не ревнует ли?) Через семь лет, – продолжила она, – в него влюбилась дочь обер-прокурора, красавица Екатерина Петровна Трубецкая, лет на двадцать младше его, с коей он теперь пребывает во Франции. Она родила ему уже двоих детей.
