Александр, Вы же позволите так называть Вас? — спросил он, впрочем, не ожидая ответа, — во-первых, позволь принести извинения за то недоразумение с твоим так называемым арестом. Вы же понимаете, что в тот момент все были на взводе, обстановка крайне нервозная, не мудрено было ошибиться. Поверьте, Константин Николаевич[152] очень переживает о случившемся и в самое ближайшее время лично принесет свои извинения, — я коротко кивнул, показывая, что с пониманием отношусь к происшедшему инциденту, — уверен, что Вы понимаете это. Я служил под его началом и уверяю Вас, это глубоко порядочный и искренний человек[153].
— Владимир Александрович, — вступил в разговор полковник Вольф, — корнет Белогорьев несомненно понимает, что это было досадное недоразумение и не держит зла.
— Э-э, — только и осталось произнести мне, — конечно, Ваше превосходительство…, -изобразил я поклон в сторону генерал-майора. Дождавшись моей реакции, Константин Маврикиевич продолжил, — Александр, Георгий Оттонович отбыл на совещание, которое проводит министр двора барон Фредерикс. Он, по поручению Его Императорского Величества, курирует расследование случившегося. Только что прибыл вестовой с приказом Вам явиться туда же, в Царскоссельское дворцовое правление. Владимир Александрович как раз направляется туда, и если это удобно, — Константин Маврикиевич сделал паузу и вопросительно посмотрел на генерала, — то он позволит проехать с ним.
— Конечно же, почту за честь! — явно обрадовался возможности поговорить наедине генерал-майор.
* * *
Эти несколько дней пролетели как то сумбурно. Началось все с беседы с бароном Фредериксом, на которую меня сопровождал генерал Дедюлин. Всю дорогу к Царскосельскому дворцовому правлению, что на Средней улице, у Певческой водонапорной башни, он пытался убедить меня, что мой арест это досадное недоразумение, а генерал Рыдзевский — милейший человек и ответственный руководитель. Да я вроде и не очень то это и оспаривал, нет смысла, как говорится, горбатого могила исправит, довелось повидать таких и в прошлой жизни. Обыкновенный, типичный самодур при больших погонах. Но это же не вина его, а беда. И его, а в первую очередь тех, кто служит под его началом. Так, неторопливо беседуя, мы и доехали до правления и остановились у главного его здания, выделяющегося от остальных строений в округе редко встречающими квадратными колонами у портика и двуглавым орлом на фронтоне.
Да, кажется Владимир Борисович уж как-то чересчур ответственно отнесся к выполнению поставленной задачи о личном надзоре за расследованием происшедшего. Создается такое впечатление, как бы и не кощунственно это звучало, что вся эта шумиха вдохнула в старого царедворца вторую жизнь. Задает шороху здесь уже не стареющий вальяжный сановник, а бравый генерал и влиятельнейший государственный деятель. Глаза блестят, взгляд орлиный, знаменитые усы воинственно топорщатся в стороны, кончики их непостижимым образом умудряются торчать почти горизонтально. В командах и приказаниях, отдаваемых военным и статским подчиненным проскальзывает этакий начальствующий рык, присущий только кадровым военным с большим опытом командования. Подчиненные эти снуют, как наскипидаренные, не теряя, впрочем, своего делового вида. В приемной тихо, как мыши, сидят военные в высоких чинах, синим цветом мундиров выделяются представители Отдельного корпуса, статские кучкуются отдельной группкой.
Здесь же были и мои командиры, Георгий Оттонович и полковник Абелешев. Облеченный высоким доверием государя министр уже принял их, но после совещания велел дожидаться меня.
Владимир Борисович встретил тепло, по-родственному обнял, облобызал. Сообщил, что с так называемым арестом разобрались, генерал Рыдзевский понял свою ошибку, сожалеет об этом недоразумении и в ближайшее время лично принесет мне свои извинения. Рассказал, как идет расследование случившегося, какие сделаны предварительные выводы.
Как я и предполагал, рассматривается, в качестве основной, версия чуть ли не вселенского заговора. Выяснилось, что отец несостоявшегося цареубийцы, ротмистр, а в то время поручик Изюмского гусарского полка, служивший в Кавказской армии в последнюю турецкую кампанию, в 77-м году при весьма странных, как сейчас оказывается, обстоятельствах, в боях под Эрзерумом[154]попал в плен к неприятелю, где провел почти 3 месяца и был освобожден при непосредственном содействии командующего Кавказским корпусом, будущем министре внутренних дел Лорис-Меликове[155].
А вот тут то и возникают вопросы! А что он делал в плену? А почему в его освобождении уж очень деятельное участие принимал сам командующий корпусом? А не связано ли это злодеяние сына с пребыванием отца в плену у давнего врага империи? А не прослеживается ли связь злодея с "птенцами Лорис-Меликова"? Кто его знает, может и на самом деле ниточка оттуда тянется, здесь исключать ничего нельзя. И далее, по списку, выстраиваем логическую цепочку, перебрасываем своеобразный мостик на текущие события, а именно, не прослеживается ли связь этих "птенцов" с революционЭрами — бомбистами — социалистами? Основания для таких заключений есть, обстановка в империи неспокойная, стачки, забастовки, шествия и манифестации буквально захлестнули страну. Кровавое воскресенье, 9 января, стало и кровавой вехой в жизни России. Если до этого народные массы еще сохраняли спокойствие, революционные требования к правительству выдвигали только образованная элита, студенты и часть интеллигенции, и требования эти были либеральными, а основная масса населения, крестьяне и рабочие, если так можно сказать, наблюдали за событиями как бы со стороны. Но с этого дня революционное пламя разнеслось по всем слоям населения, стало массовым явлением… На окраинах, особенно в Польше и Прибалтике, это усугублялось и тем, что выступления стали носить националистический характер, экономические и политические требования все чаще стали перерастать в призывы к борьбе за независимость, а стачки и манифестации — в создание боевых отрядов и организацию настоящей партизанской войны. Поэтому в расследовании и стали "копать" в этом направлении.
Вернулись и к серии нападений на меня и всему, что с этим было связано. Тут и не надо быть гением криминалистики, чтобы сопоставить эти нападения, а точнее гостинцы, что были найдены при первой моей встрече с бандитами, результаты обыска в Гуммолосарах, хотя я там формально и не фигурировал, но связь явно прослеживается.
Короче, стандартный набор по принципу"… прицепим сюда все, что можно и что нельзя, а там видно будет…". Как говорилось в моем будущем времени, "… следствие рассматривает все версии случившегося…". Тут может быть все, что угодно. Ведь кто его знает, этого Гарина, оглядываясь назад, приходит понимание, что уж очень скрытным был он. Правильно Юра Лишин заметил, что в тихом болоте черти водятся. Пока же у меня нет оснований сомневаться в компетенции "компетентных" органов. Хм, каламбур получился, однако.
Итогом разговора стало то, что мне был предоставлен краткосрочный отпуск, как говорится, с открытой датой его окончания, пока на 10 дней, потом, как сказал Владимир Борисович, видно будет. Проживать я буду должен в своем Петербургском доме, на Васильевском. Выделена мне и персональная охрана, хотя я и сопротивлялся этому, как мог. Но барон и мои командиры были неумолимы. Хотя, честно сказать, их понять можно, хотят оградить меня от всяческих неожиданностей. Сошлись на том, что в качестве охраны при мне постоянно будет находиться мой денщик Федор, уж очень я привык к нему за это время. Ко мне так же будет приставлен уже знакомый рядовой Прохор Акимов, он зимой замещал Федора, когда тот был ранен. Кроме этого настоятельно было рекомендовано ограничить свои перемещения по городу и выходы в свет, но это уже как получится.
